[306], ее обоснование не может считаться убедительным. Прежде всего необходимо отметить противоречие в аргументации самого А.А. Шахматова. Относя все рассказы о волхвах к 1065 г., ученый в то же время считал, что Ян Вышатич, ездивший на Белоозеро «от Святослава», мог перейти на службу к этому князю только в 1068 или 1069 г.[307] Сходство выражений «в сиа же времена» и «в се же время» никак не может говорить о том, что рассказы, в которых встречаются эти выражения, первоначально читались под одним годом. Второй аргумент А.А. Шахматова весьма остроумен. Прорицанием волхва он объяснил не совсем ясную угрозу киевлян в 1069 г. уйти в Греческую землю. По его мнению, «киевляне вспомнили в 1069 году о пророчестве волхва, предсказавшего, что на пятое лето Русская земля станет на Греческой, и начали подумывать о том, что им придется последовать этому пророчеству»[308]. Однако угроза киевлян объясняется не воспоминанием о проречении волхва, а реальной ситуацией, сложившейся в Киеве в то время. Киевляне не без основания опасались возмездия со стороны Изяслава Ярославича, которого они изгнали осенью 1068 г. и который весной 1069 г. вместе с Болеславом Польским шел на Киев, а потому готовились укрыться в византийских владениях от возможной расправы. Исследователи уже предполагали, что в Греческую землю хотели уйти киевские купцы, торговавшие с Византией[309]. Их активное участие в движении 1068 г. в настоящее время может считаться вполне доказанным[310]. Следовательно, угроза «ступим въ Гречьску землю» — это вовсе не плод литературного сочинительства, не воспоминание о словах волхва, а вполне конкретный факт, объясняемый обстановкой в Киеве в 1068–1069 гг. Падает, таким образом, и второй довод А.А. Шахматова в пользу датировки рассказов о волхвах 1065 г.
Очевидно, для определения времени событий, отраженных в этих рассказах, следует исходить из других данных.
В свое время А.А. Шахматов был удивлен, почему киевский боярин Ян Вышатич поступил на службу к князю Святославу Ярославичу, в 1071 г. занимавшему черниговский стол[311]. Видимо, ему, как и последующим комментаторам рассказа о восстании волхвов в Ростовской земле, осталось неизвестным интересное соображение С.М. Соловьева. Считая, что Ян Вышатич проживал в Киеве постоянно, С.М. Соловьев датировал его поездку на Белоозеро временем княжения в Киеве Святослава[312]. Действительно, в Яне Вышатиче следует видеть того знатного киевлянина Иоанна, о котором столь подробно повествует Нестор в Житии Феодосия[313]. Согласно Нестору, Иоанн был отцом Варлаама, постриженника Киево-Печерского монастыря, впоследствии игумена монастыря св. Дмитрия[314]. Пострижение Варлаама А.А. Шахматов весьма обоснованно датирует 19 ноября 1060 г.[315] Оно падает на время первого княжения в Киеве Изяслава Ярославича (весна 1054 г. — 15 сентября 1068 г.)[316]. Отец Варлаама Иоанн, по выражению Нестора, уже в то время «бѣ прьвыи оу князя въ болярѣхъ»[317]. Впоследствии у Иоанна сложились хорошие отношения с Печерским монастырем и его игуменом Феодосием[318].
Сведения об Иоанне Жития Феодосия Печерского любопытно сопоставить с летописными известиями о Яне Вышатиче. Как и Иоанн, Ян — первый среди киевских бояр. В 1089 г. при князе Всеволоде он держал «воеводьство… Кыевьскыя тысяща»[319]. В 1106 г. Ян — воевода киевского князя Святоподка Изяславича[320]. Источники говорят о близком знакомстве Яна и его жены Марии с Феодосием Печерским, посещавшим их дом[321]. Почти тождественные имена и совпадение характеристик заставляют видеть в Иоанне — Яне одно лицо[322]. Это — знаменитый боярин, служивший киевским князьям. Очевидно, что служба Вышатича князю Святославу не могла быть исключением и должна относиться ко времени, когда Святослав княжил в Киеве. Киевский стол Святослав занимал с конца, марта — начала апреля 1073 г. по 27 декабря 1076 г.[323] Следовательно, поездка Яна Вышатича «от Святослава» на Белоозеро должна датироваться этим временем. Пребывание его на Белоозере совпало с недородом, «скудостью» в Ростовской земле. Ло данным дендрохронологии, более или менее значительное угнетение годовых колец деревьев, произраставших в Белоозере, падает на 1073 г.[324] Думается, это угнетение следует ставить в связь с упомянутой «скудостью». Отсюда поездку Яна Вышатича на Белоозеро можно более точно датировать осенью 1073 г. — весной 1074 г.
Если вчитаться в текст рассказа о пребывании Яна в Ростовской области, то станет очевидным, что не вся эта область принадлежала киевскому князю. Ян, будучи в Белоозере, узнал, что два волхва и их сторонники, шедшие от Ярославля, пограбили «лучших» жен в погостах по рекам Волге и Шексне. И далее в летописи следует весьма важный текст, трактовке которого до сих пор уделялось недостаточное внимание: «Янь же, испытавъ, чья еста смерда, и увѣдавши ясно, яко суть князя Святослава, и сице пославши к ним, и рече иже суть около двою кудесникъ: "Выдайте ми волхва та сѣмо, яко тѣи суть смердѣ моего князя"»[325]. Из приведенного отрывка видно, что кормленщик Святослава Ярославича не сразу покарал волхвов, ограбивших и побивших «лучших» жен. Лишь выяснив, что это смерды его князя, что они подсудны Святославу, он потребовал их выдачи, а затем жестоко расправился с ними. Подобное определение юридического статуса волхвов было бы совершенно излишним, если бы вся Ростовская земля и ее население находились под юрисдикцией Святослава Ярославича. Очевидно, Святослав владел лишь частью ростовской территории[326]. Последняя очерчивается в летописном рассказе довольно определенно: это Белоозеро, которое было, по-видимому, центром владений Святослава на Северо-Востоке, и Ярославль, а также погосты по Шексне и Волге между названными городами. Не может быть, конечно, случайным то обстоятельство, что названная территория непосредственно примыкала к землям Новгорода Великого, где сидел сын Святослава Глеб. Надо полагать, что Святослав получил Бедоозеро с Поволжьем по какому-то ряду со Всеволодом — отчичем Ростовской земли. Ряд этот следует отнести ко времени вокняжения Святослава Ярославича в Киеве. Тогда между братьями, вероятно, произошло перераспределение находившихся в их руках земель: Святослав, как догадывался еще С.М. Соловьев, отдал Всеволоду свой Чернигов[327], а также Туров, где в 1076 г. сидел Всеволодович Мономах[328]. Со своей стороны, Всеволод поддержал притязания Святослава на киевский стол и Волынь[329], а также уступил ему северные земли Ростовской области, составившие единое целое с новгородскими владениями Святослава. Так, по-видимому, следует понимать сообщение летописи о пребывании на Белоозере Яна Вышатича «от Святослава» в конце 1073 — начале 1074 г. Показательна и дата поездки Яна на север. Он отправился туда через несколько месяцев после вокняжения Святослава в Киеве. Это наталкивает на мысль, что поездка киевского боярина была не рядовой, а связанной с «устроением» полученной Святославом территории, с введением там нового управления, назначением новой южнорусской администрации.
Надо думать, что после смерти Святослава Ярославича Белоозеро и Поволжье вновь оказались в руках Всеволода. Из описания событий 1096–1097 гг. видно, что Ростов, Суздаль и Белоозеро были волостью сына Всеволода Владимира Мономаха, а из письма Мономаха Олегу Святославичу явствует, что сыновья Владимира сидели здесь «хлѣбъ ѣдучи дѣдень», т. е. вся территория считалась принадлежавшей Всеволоду[330].
Во времена киевского княжения Всеволода Ярославича (после 3 октября 1078 г. и до 13 апреля 1093 г.)[331] Ростовская земля своего князя не имела. По-видимому, она управлялась посадниками киевского князя. Лишь после смерти Всеволода в Ростове сел сын Мономаха Мстислав. Время его посажепия определяется с некоторым трудом. В статье «А се (князи. — В.К.) в Новѣгородѣ», приложенной к Новгородской I летописи младшего извода, имеется следующий текст: «А Святополкъ сѣде на столѣ, сынъ Изяславль, иде Кыеву. И присла Всеволод внука своего Мьстислава, сына Володимиря; и княживъ 5 лѣт, иде к Ростову, а Давыдъ прииде к Новугороду княжить; и по двою лѣту выгнаша и. И прииде Мьстиславъ опять и сѣдѣ в Новѣгородѣ 20 лѣт; иде Кыеву къ отпю…»[332]. Уход Мстислава из Новгорода в Киев датируется 17 марта 1117 г.[333] Отсюда и согласно приведенному тексту вторичное вокняжение Мстислава в Новгороде должно датироваться 1097 г., княжение Давыда — 1095–1097 гг., а первое посажение Мстислава на новгородский стол — 1090 г. Однако уход Святополка из Новгорода в Туров относится к 1088 г.