[437], Новгородская I летопись старшего извода уточняет, что новгородцы «воротишася на Дубнѣ»[438]. Полки Всеволода двигались, следовательно, по Волге и, дойдя до места впадения в нее р. Дубны, повернули обратно. Пути по Волге и далее по ее правым притокам вверх были самыми естественными и удобными маршрутами в глубь Ростовской земли. Одним из них и хотели, видимо, пройти новгородцы осенью 1134 г. Их второй поход начался 31 декабря 1134 г. Он закончился 26 января 1135 г. битвой на Ждане горе, в которой новгородцы потерпели полное поражение[439]. Жданя гора находилась на р. Кубре, притоке р. Нерли Волжской[440]. И на этот раз новгородцы шли, очевидно, по Волге, но затем поднимались вдоль Нерли. Путь из Новгорода до Ждани горы длиною в несколько сотен верст они проделали всего за 26 январских дней. Такая быстрота передвижения свидетельствует о том, что никакого сопротивления новгородской рати на ее пути к Ждане горе оказано не было. Война 1134–1135 гг. показала незащищенность владений Юрия Долгорукого на западе. В последующее время суздальский князь приступил к строительству здесь крепостей.
Под 6642 г. Никоновская летопись сообщает, что «того же лѣта князь Юрьи Володимеричь Манамашь заложи градъ на усть Нерли на Волзѣ и нарече (имя) ему Константинъ, и церковь въ немъ созда; и много каменныхъ церквеи созда по Суздальстѣи власти»[441]. Обобщенный характер записи заставляет думать, что к 1134 г. она отнесена более или менее случайно. К тому же почти весь 1134 г. Юрий был на Юге. Прав А.Н. Насонов, связывая строительство Кснятина с укреплением пути в Ростово-Суздальскую землю из Новгорода и датируя основание Кснятина временем после возвращения Юрия в Ростов с Юга в 1135 г.[442]
События начала 1149 г. показывают, что на границах Ростовской земли с Новгородской к тому времени был построен ряд крепостей. Как уже говорилось, зимой 1149 г. киевский князь Изяслав Мстиславич организовал большой поход на Юрия Владимировича. В нем приняли участие новгородцы и смольняне. Предполагалось также участие черниговских князей. Было решено соединиться всем на устье р. Медведицы[443]. Устье Медведицы принадлежало Ростову, но это было наиболее удобное место встречи союзников, двигавшихся по Волге (Ростислав Смоленский), Мете и Медведице (сам Изяслав с новгородцами) и с юга из Черниговской земли. Черниговские князья в поход так и не пошли. На устье Медведицы соединились дружины Изяслава и Ростислава. По свидетельству Лаврентьевской летописи, Изяслав «с Новгородци, дошедъ Волгы и повоевавъ ю и не оуспѣ ничтоже Гюргеви и дошед Оуглеча поля, поворотися Новугороду…»[444]. Новгородская I летопись дает иную картину событий. Изяслав и новгородцы «мъного воеваша людье Гюргево и по Волзѣ възяша 6 городъкъ, оли до Ярославля попустиша, а головъ възяшя 7000, и воротишася роспутия дѣля»[445]. Наиболее подробное описание похода сохранила Ипатьевская летопись. Согласно этому источнику, Изяслав с новгородцами подошел к устью Медведицы. Спустя четыре дня к нему присоединился Ростислав Смоленский. Отсюда союзники двинулись вниз по Волге и подступили к Кснятину. Не получив никаких известий от Юрия, к которому они еще раньше отправили своих послов, Изяслав и Ростислав «начаста городы его жечи и села и всю землю его воевати обаполы Волъгы; и поидоста оттолѣ на Оуглече поле и оттоуда идоста на оустье Мологы»[446]. Став здесь, братья пустили полки «воевать къ Ярославлю». Дождавшись возвращения посланных войск, захвативших «полонъ многъ», киевский и смоленский князья из-за начавшейся распутицы ушли восвояси[447].
Сопоставляя показания трех летописей, можно убедиться в том, что известие Лаврентьевской летописи наиболее кратко и тенденциозно[448]. Размеры опустошений, произведенных зимой в начале 1149 г. Мстиславичами в Ростовской земле, в ней явно преуменьшены. Данные Новгородской и Ипатьевской летописей совпадают между собой и дополняют друг друга. Из Ипатьевской летописи становится очевидным, что левобережье Волги в районе устья р. Нерли принадлежало Ростову. Здесь были «городы… и села», которые пожгли Изяслав и Ростислав. По-видимому, города являлись пограничными крепостцами, поставленными Юрием, а села — центрами княжеского или боярского землевладения в этом районе. Новгородская I летопись называет точное число — шесть поволжских городков, взятых союзниками. Несомненно, что это наиболее значительные ростовские города, стоявшие на Волге. К их числу могут быть отнесены Кснятин и Угличе Поле, которые упоминаются в летописных описаниях похода 1149 г., а также Молога[449]. С какими же пунктами могут быть отождествлены три других города? Судя по тексту летописей, Ярославль не был взят противниками Юрия. Следовательно, его нельзя отнести к числу трех неизвестных городов. От Кснятина до Мологи, кроме Углича, никаких городов на Волге не было и в более позднее время. Очевидно, три неизвестных города стояли на Волге выше Кснятина. Действительно, здесь были три города, расположенные близ или при впадении в Волгу трех ее крупнейших притоков: Тверцы, Шоши и Дубны. Это города Тверь, Шоша и Дубна. Тверь впервые упоминается в начале 60-х годов XII в.[450], Шоша и Дубна — почти на полвека позднее[451]. Несомненно, однако, что эти города существовали раньше первого упоминания о них в письменных источниках[452]. Стратегическое местоположение Твери, Шоши и Дубны, запиравших движение по Волге и ее притокам в глубь Ростовской земли, указывает на их довольно раннее возникновение как военных крепостей. Думается, что Тверь, Шоша и Дубна входили в число тех шести волжских городков, которые были взяты Изяславом и Ростиславом, точнее, последним при его движении по Волге к устью Медведицы[453]. Во всяком случае, бесспорно то, что к концу 40-х годов XII в. Юрий поставил ряд городов по Волге и за Волгой, чтобы укрепить порубежные места своего княжества. Вместе с тем это показатель формирования границы между Ростовской и Новгородской землями. Таким образом, вопреки существующему в литературе мнению, относящему формирование границы на верхней Волге между Ростовом и Новгородом к последней четверти XII — началу XIII в.[454], граница эта устанавливается в 30–40-е годы XII в., что было связано не только с распространением здесь ростовских и новгородских даней, но и с теми военными столкновениями между князьями Новгорода и Ростова, которые начались в 30-е годы XII в.
Между новгородскими и черниговскими землями лежала территория Смоленского княжества. С последней на западе граничил Ростов. Исследователь истории Смоленской земли П.В. Голубовский в свое время высказал мысль, что с первой половины XII в. шло «постоянное сужение смоленских владений в пользу Суздальской земли»[455]. Но в обоснование подобного суждения не может быть привлечено ни одного свидетельства. Не только динамичную, но и статичную границу между Ростовом и Смоленском в XII в. наметить чрезвычайно трудно. П.В. Голубовский пытался выявить этот рубеж на основании данных Уставной грамоты Смоленской епископии 1136 г., духовной Дмитрия Донского 1389 г. и некоторых источников XVII в.[456] Первостепенная ценность привлеченных П.В. Голубовским материалов несомненна, однако их интерпретация и локализация историком названных там пунктов и волостей вызывают решительное возражение. Так, к числу можайских (бывших смоленских) волостей, указанных в завещании Донского, П.В. Голубовский отнес шесть волостей, которые в самой грамоте 1389 г. причислены не к можайским, а к «отъездным» волостям[457].
На востоке Смоленского княжества П.В. Голубовский помещал упомянутые в Уставной грамоте 1136 г. волости Добрятин, Доброчков, Бобровницы, Путтин, Беницы и Искону[458]. Из предложенных им локализаций бесспорной может быть признана только одна — Искона, которая лежала, очевидно, по р. Исконе, левому притоку р. Москвы в ее верхнем течении[459].
Добрятин грамоты П.В. Голубовский видел в с. Добрятине, стоявшем на правом берегу р. Пахры. Однако это село возникло, видимо, только во второй половине XIV в. В первой половине того столетия вместо с. Добрятина упоминается Добрятинская борть[460]. Очевидно, поросшие густыми лесами берега р. Пахры начали осваиваться не в XII, а в XIV в. Весьма искусственно рядом с Добрятиным отыскивал П.В. Голубовский Доброчков, идентифицируя его с позднейшим с. Добриной на р. Истье, и Бобровницы, принимая за них Бобровники XIX в. Боровского уезда[461]. Искусственно потому, что единственным основанием искать Доброчков и Бобровницы по соседству с Добрятиным было их совместное упоминание в Уставной грамоте Смоленской епископии.
Беницы П.В. Голубовский отождествлял с известным в XIX в. с. Беницы на р. Протве