[986] и их знаменитый соотечественник Афанасий Никитин. Очевидно, что Святославле Поле лежало на Волге ниже устья р. Кашинки. Трудные условия плавания (по свидетельству летописца, встречный ветер, несмотря на усилия гребцов, отбрасывал назад корабль Александра) едва ли делали возможными долгие проводы тверского князя. По-видимому, Святославле Поле находилось сравнительно недалеко от впадения в Волгу Кашинки и, как думал В.С. Борзаковский, на территории Тверского княжества. Однако более поздние материалы никакого Святославля Поля в этом районе не фиксируют. В жалованных грамотах 60-х годов XV в. последнего независимого тверского великого князя Михаила Борисовича Троице-Сергиеву монастырю о беспошлинном провозе монастырских товаров по Волге упоминаются мытники «дубенские и кашинские, и скнятинские, и жабенские»[987]. Речь идет о тверских мытах при впадении в Волгу рек Дубны, Нерли Волжской, близ устья которой стоял Кснятин, Кашинки и Жабны. Ниже жабенского мыта никаких более или менее известных тверских поселений или застав у Волги не было. А если плыли вдоль левого берега Волги, то таких пунктов не было уже после кашинского мыта[988].
Принимая во внимание, что в 1339 г. речной караван Александра Тверского двигался вниз по Волге скорее всего вдоль ее правого берега, где попутное течение было сильнее, а также то обстоятельство, что, судя по более поздним материалам, ниже Жабенского устья на тверской земле никаких крупных поселений не было, предположительно можно думать, что Святославлем Полем назывался укрепленный городок при впадении р. Жабны в Волгу — предшественник г. Калязина[989]. Если приведенные соображения верны, то тверская граница с Углицким княжеством в XIV в. должна была проходить где-то недалеко от Кашина и Святославля Поля, скорее всего там, где в XV в. пролегал кашинско-углицкий рубеж[990].
Данные начала XVI в. позволяют наметить тверскую границу на юг и юго-восток от правого берега Волги. Разъезжая грамота 1504 г. великого князя Ивана III фиксирует рубеж кашинских и ростовских земель. Этот рубеж тянулся от границы с Угличем с верховьев р. Суболки до р. Жабны, далее вниз по Жабне до впадения в нее р. Растовца. Затем кашинско-ростовская граница шла по р. Растовцу, переходила в лес, пересекала дорогу «от Заозерица в Жабну», достигала р. Инобажа и упиралась в переяславский рубеж. С ростовской стороны к кашинской территории подходили земли сел Старого Цилинского Васильевского и Курышинского, с кашинской стороны к ростовской территории — земли с. Семендяевского и волости Верхней Жабны. В конце разъезжей грамоты ее составители отметили, что «по сему списку через тот рубеж из Ростова в Кашинские станы и волости не перешло ничево, а из Кашина в Ростовские станы и волости не перешло ничево ж»[991]. Очевидно, рубеж был давним. Все перечисленные выше географические ориентиры разъезжей 1504 г. отыскиваются на карте[992], и становится очевидным, что ростовско-кашинский рубеж пролегал примерно там же, где идет современная граница Калининской и Ярославской областей на отрезке: верхнее течение р. Жабны — участок севернее с. Заозерья[993]. Что касается давности кашинско-ростовского рубежа, то можно утверждать, что этот рубеж существовал и в период независимости Тверского княжества, по крайней мере в последние годы его самостоятельного существования. Такой вывод можно сделать на основании жалованной грамоты тверского великого князя Михаила Борисовича, выданной в июле 1483 г. властям Троицкого монастыря в Калязине на заведение слободки в верховьях Жабны. В грамоте упомянуты рубежи углицкий, курышинский и заозерский[994], т. е. те самые рубежи, что и в разъезжей 1504 г. Вместе с тем из грамоты становится очевидным, что волости Верхней Жабны в 80-х годах XV в. не существовало, эта территория, входившая в состав просто Жабенской волости, тогда еще только осваивалась. В таком случае следует думать, что в XIV в. границы Твери с Ростовом в данном районе были не столь четкими, как позднее, и проходили в безлюдных или малолюдных местах. Освоенная тверичами территория пролегала западнее рубежа конца XV — начала XVI в. с Ростовом, ближе к Волге[995].
Из другой разъезжей грамоты 1504 г., зафиксировавшей размежевание дмитровских и кашинских владений князя Юрия Ивановича, второго сына Ивана III, с великокняжескими радонежскими и переяславскими землями, можно составить примерное представление о кашинском рубеже от р. Жабны на юго-запад до р. Дубны. Он шел от верховьев р. Инобажа к верховьям р. Поимаши, далее вниз по этой реке, через водораздел до р. Гнилой воды. На данном отрезке рубеж разделял земли уже упоминавшегося с. Заозерица (Заозерья) и лес кашинской волости Жабны[996]. Далее межевание в общем направлении к югу от названных мест шло таким образом, что уже не касалось кашинских земель. Лишь при разграничении района среднего и нижнего течения правого притока Волги Дубны в разъезжей грамоте вновь начинает упоминаться кашинская волость — на этот раз Гостунская. У рек Кинелки и Кунемы Гостунская волость граничила с переяславской Закубежской волостью[997], а далее на юго-запад в верховьях рек Нушпалы и Тувалы — с переяславской волостью Серебож[998]. Граница Гостуни с Серебожем продолжалась до верховьев Вотри и далее по Вотре до ее впадения в Дубну[999]. Следовательно, кашинские земли (Гостунская волость) в начале XVI в. охватывали пространство между реками Волгой, Дубной (в ее нижнем течении) и, очевидно, Хотчей. Необходимо оговориться, что межевание 1504 г. кашинских, дмитровских и переяславских волостей шло не всегда по старым рубежам. Текст разъезжей грамоты предусматривал казусы, когда старые переяславские земли переходили к Дмитрову и Кашину, а старые дмитровские и кашинские земли — к Переяславлю. В таких случаях граница шла не по старым межам, а по рубежу, установленному межевщиками 1504 г.[1000] Отсюда становится понятным, что переносить все данные начала XVI в. на более раннее время нельзя. Приходится ограничиваться общими указаниями на географию отдельных кашинских волостей в начале XVI в. и лишь приблизительно и с большими оговорками говорить о восточной границе Тверского княжества в XIV в. Впрочем, как бы примерно ни проводить границу владений тверских князей в XIV в., можно совершенно определенно утверждать, что она не достигала текущей с юга на север р. Вьюлки, левого притока Нерли Волжской. Дело в том, что по р. Вьюлке лежала переяславская волость Юлка (Юлоцкая), получившая свое наименование от этой реки и упоминаемая уже во второй духовной грамоте 1389 г. Дмитрия Донского[1001]. Видимо, от углицкого рубежа до дубенского устья тверская территория в XIV в. тянулась неширокой полосой в 15–25 км вдоль правого берега Волги.
Как свидетельствуют материалы начала XVI в., граничивший с Гостунской волостью Дубенский стан Кашинского уезда был самой крайней кашинской территорией на юго-западе[1002]. Стан лежал в низовьях рек Дубны и Сестры, простираясь вверх по Сестре до некоего Плоского ручья, видимо впадавшего в Сестру[1003]. Далее на юго-запад начинались клинские волости.
В XIV в. Клин, несомненно, принадлежал Твери. Об этом, прежде всего, свидетельствует летописная запись начала XV в. Описывая нашествие на Русь ордынского темника Едигея в 1408 г., летописец сообщает, что монголо-татары «Тфѣрьскаго настолованиа дому святаго Спаса взяша волость Клиньскую»[1004]. Из записи становится очевидным, что в тверской Клинской волости были владения тверского епископа. В этой связи весьма важным представляется известие Рогожского летописца под 1367 г. о том, что «рать Московьскаа и Волочане такс извоевали Тфѣрьскыи волости на сей сторонѣ Волги и церковный волости святаго Спаса…»[1005]. «Сея» сторона Волги — это, несомненно, правая сторона реки, поскольку именно данная сторона была «сей» для летописца, писавшего в тверском кремле. Следовательно, в 1367 г. москвичами и волочанами были повоеваны тверские земли, лежавшие в волжском правобережье. Упоминание среди этих земель безымянных церковных волостей «святаго Спаса», т. е. епископской кафедры, имеет в виду и Клинскую волость, где, по свидетельству 1408 г., были епископские села и деревни. Целый ряд владычных деревень, по всей вероятности владыки тверского, на границе клинских станов и волостей с рузскими (волоколамскими) и дмитровскими станами и волостями упоминается в начале XVI в.[1006] Таким образом, летописное сообщение 1367 г. следует расценивать как косвенное свидетельство о принадлежности в 60-х годах XIV в. Клина Твери.
Есть еще одно такое же косвенное указание, но относящееся к гораздо более раннему времени. Тверской летописец, описывая войну конца 1317 — начала 1318 г. Юрия Даниловича Московского с Михаилом Ярославичем Тверским, отметил, что Юрий со своими союзниками из Дмитрова пришел в Клин и именно из Клина «почаша воевати Тферскую волость»[1007]