[1378]. И.А. Голубцов считал, что Лямцынский Угол получил свое название от д. Лямцыно, в XIX в. числившейся в Нерехотском уезде Костромской губернии[1379]. Владения же князя А.В. Ногтева он локализовал значительное южнее этого Лямцына, в нижнем течении рек Уводи и Вязьмы[1380]. Действительно, основной массив владений князя А.В. Ногтева простирался от стоявшей на правом берегу Ухтомы (Ухтахмы), в ее нижнем течении, д. Масловской до расположенной на левом берегу р. Вязьмы д. Бологово, далее вниз по Вязьме, от нее обратно на восток к Козинскому болоту, далее к деревням Яковле (Яковльскому), Щитникову (Щитничу) и к р. Ухтоме (Ухтахме), где был «забит» ез крестьян д. Почевиной[1381]. Второй участок владений князя Андрея Васильевича был расположен ниже первого по р. Вязьме и не на левом, а на правом берегу этой реки. В раздельной грамоте упоминаются д. Бушманово и р. Шереш[1382]. На карте 1812 г. показаны стоявшая на правом берегу Вязьмы д. Бушмаково и к югу от нее правый приток Вязьмы р. Авереш[1383]. Несмотря на некоторую разницу в названиях (возможно, что на карте просто описки в наименованиях), становится очевидным, что речь в грамоте начала XVI в. идет о владении, расположенном в районе зафиксированных источником XIX в. д. Бушмаково и р. Авереша. Наконец, третий участок князя А.В. Ногтева — «остров на рѣкѣ на Увоти Сингорь»[1384] — И.А. Голубцов совершенно правильно поместил на р. Сингори, впадающей слева в р. Уводь, в 12–13 км от устья последней[1385]. Таким образом, владения князя А.В. Ногтева были расположены по нижнему течению рек Уводи, Вязьмы и Ухтомы (Ухтахмы). Поскольку они составляли лишь часть отчины его отца, можно думать, что в свое время князь Василий Ногтев владел землями и по среднему течению названных рек. Однако сомнительно, чтобы вотчины Ногтевых включали в себя нерехотское Лямцыно, как полагал И.А. Голубцов. Старое и Новое Лямцыно упоминаются в раздельной грамоте 1500–1515 гг. при фиксации границы части князя А.В. Ногтева от д. Масловской до д. Бологово[1386]. Очевидно, названия этих Лямцыных, теперь уже не сохранившихся, следует связывать с наименованием всей местности — владения братьев Ногтевых — Лямцынским Углом, а не нерехотского Лямцына.
Итак, рассмотрение актов XV–XVI вв. убеждает в точности летописного определения князя Дмитрия Константиновича Ногтя как князя именно суздальского. Данные актового материала позволяют говорить о том, что удел самого младшего из сыновей Константина Васильевича Нижегородского состоял как минимум из отдельных сел и угодий в суздальской городовой округе и обширных пространств по среднему и нижнему течению рек Уводи, Вязьмы и Ухтомы.
Выяснив географию владений трех из четырех Константиновичей, сравнительно легко определить и отчину их брата Бориса. Следуя методу исключения, можно прийти к выводу, что Борису должен был принадлежать Городец с волостями. Такую мысль уже высказывал А.В. Экземплярский, а вслед за ним А.Е. Пресняков[1387]. Однако весомых доводов в пользу этого заключения ни у того, ни у другого исследователя не было. Между тем, даже если не прибегать к приему исключения, в распоряжении историков есть один забытый источник, данные которого подтверждают предположение А.В. Экземплярского и А.Е. Преснякова. Речь идет о Поучительном Послании митрополита Алексея церковникам и прихожанам «всего предала Новгородьского и Городецьского», составленном, как справедливо полагал его издатель К.И. Невоструев, в момент захвата Борисом великокняжеского стола в Нижнем Новгороде[1388]. Поскольку Послание адресовано не только нижегородцам, власть над которыми узурпировал Борис, но и городчанам, становится очевидным, что до своего перехода в Нижний Новгород в 1363 г. Борис владел Городцом. (См. рис. 7).
Произведенная локализация владений всех четырех сыновей Константина Васильевича позволяет сделать некоторые выводы. Прежде всего становится очевидным, что сформировавшиеся в конце 50 — начале 60-х годов XIV в. уделы Нижегородского княжества опирались на ту более раннюю административно-территориальную структуру, которая была присуща Нижегородскому (Городецкому), отчасти Суздальскому княжествам поры их раздельного существования. Такая преемственность обеспечивала определенную стабильность владениям сыновей Константина Васильевича, однако полного тождества между территориями уделов и городов с волостями первого десятилетия XIV в. не было. Материалы XV–XVI вв. показывают, что удельное членение нижегородской территории было достаточно прочным. В свое время А.Е. Пресняков писал о невыработанности форм внутреннего «удельного» строя Нижегородского великого княжества, объясняя это бурной и скоротечной судьбой данного государственного образования[1389]. Теперь, привлекая новые факты, можно констатировать, что это не так. Несмотря на напряженные условия своего внешнего существования[1390], Нижегородское княжество сохраняло свою систему деления на уделы. В этом отношении оно развивалось так же, как и другие крупные государственные образования Северо-Восточной Руси.
Впрочем, феодальный раздел Нижегородского княжества на первых порах не помешал нижегородским князьям продолжить ту борьбу за великое княжение Владимирское, какую начал их отец Константин Васильевич. Воспользовавшись малолетством московского князя Дмитрия Ивановича и, как можно думать, недовольством Орды политикой его отца великого князя Ивана Красного, Владимирское великое княжение захватил Дмитрий-Фома Суздальский. Получив ярлык у хана Ноуруза (Науруса), князь Дмитрий 22 июня 1360 г. был торжественно посажен на владимирский стол[1391]. Она занимал его в течение двух лет, пользуясь поддержкой своего старшего брата Андрея Нижегородского, ростовского князя Константина Васильевича и Новгорода Великого[1392]. В 1362 г. Дмитрий Московский (точнее, его окружение, поскольку самому Дмитрию было тогда 12 лет) добился у очередного ордынского хана Мюрида (Амурата) ярлыка на Владимирское великое княжение. Суздальский князь пытался удержать Владимир за собой, но был выбит оттуда московскими войсками. Весной или летом 1363 г. Дмитрий Константинович с помощью монголо-татар вновь сел во Владимире, но продержался там только неделю. Москвичи «прогна его пакы съ великаго княжениа» и даже осадили в отчинном Суздале. Дмитрий вынужден был просить мира[1393].
Между тем в самом Нижегородском княжестве произошли неожиданные события. Третий из Константиновичей князь Борис Городецкий, воспользовавшись тем, что старший брат Андрей, видимо, устранился от управления[1394], а другой брат Дмитрий-Фома втянулся в борьбу за владимирский стол, захватил в 1363 г. Нижний Новгород[1395]. Под его властью оказались земли городецкого и нижегородского уделов, т. е. большая часть территории княжества. Попытка Дмитрия уговорить Бориса уступить ему как более старшему Нижний Новгород успеха не имела. Между братьями назревал вооруженный конфликт. В этих условиях Дмитрий-Фома вынужден был окончательно отказаться от соперничества с московским князем за великое княжение Владимирское и более того — просить у него помощи против Бориса[1396]. Дипломатическое вмешательство Москвы о «подѣлѣ» Нижегородского княжества между братьями не дало результата[1397]. Тогда Дмитрий Московский послал свои рати в помощь Дмитрию Суздальскому. Но до кровопролития дело не дошло. Борис встретил брата у Бережца (село на левом берегу Оки, несколько выше устья Клязьмы), «кланяяся и покаряяся и прося мира»[1398]. Покорность привела к миру. Братья «подѣлишася княжениемь Новогородскымъ», причем Дмитрий «сѣде на княжении въ Новѣгородѣ въ Нижнемъ, а князю Борису… вдасть Городепь»[1399].
В итоге к концу 1364 г. политическое положение внутри Нижегородского княжества стабилизировалось, хотя и произошло перераспределение территорий. Нижний Новгород перешел к Дмитрию-Фоме Константиновичу. За ним же сохранился его прежний суздальский удел. Часть суздальских земель осталась за Дмитрием Ногтем, а городецкие — за князем Борисом. Помимо Городца, источники фиксируют у Бориса владения на восточной окраине Нижегородского княжества. Что же принадлежало здесь Борису?
Летописные известия за 60–70-е годы XIV в. показывают, что к названному времени территория Нижегородского княжества значительно выросла в восточном и юго-восточном направлениях от Сундовика. Под 1361 г. в летописи отмечено, что бежавший от смут в Орде некий Секиз-бий «Запиание все пограбилъ и, обрывся рвомъ, ту сѣде»[1400]. Приведенный текст свидетельствует о том, что Запьяние не было ордынской территорией, оно могло принадлежать или нижегородским, или мордовским князьям. Сделать выбор позволяет летописная статья 1375 г. В ней дважды говорится о том, что монголо-татары Мамая убили боярина Парфения Федоровича «и Запиание все пограбиша»