Инстинктам и желаниям, которые подобным образом исключаются из поведения, присуща, однако, тенденция так или иначе искать пути выхода и удовлетворения, когда условия тому способствуют. Для индивида большая часть подобных путей закрыта. Он не может, к примеру, удовлетворить свои агрессивные инстинкты, не вступив в противоречие с законом. Единственный доступный индивиду выход будет лишь тот, который заслужит одобрение его товарищей, пусть даже непродолжительное. Поэтому Мартин называет психологию толпы и ее деятельность «результатом сил, скрытых в личной и неосознанной психике членов толпы, сил, которые попросту выпускаются на волю общественными собраниями определенного сорта». Толпа позволяет индивиду выразить себя в соответствии с собственными желаниями и без ограничений.
«Любая толпа «подзаводит» себя, – продолжает он, – убеждена в собственной значимости, говорит с непреклонностью оракула, видит за собой моральное превосходство и, насколько это в ее власти, демонстрирует его над всеми остальными. Обратите внимание, как любая общественная группа или слой, стоит им позволить себе мыслить подобно толпе, объявляет себя «народом».
Чтобы проиллюстрировать принцип «подзавода», Мартин указывает на готовность большинства групп вступить в конфликт того или иного рода с противоположной группой. «Ничто с такой легкостью не привлекает всеобщего внимания и не захватывает толпу, как любое состязание, – пишет он. – Толпа неосознанно идентифицирует собственных членов с одним из соревнующихся. Успех позволяет победившей толпе «торжествовать» над проигравшими. Такое действие приобретает символический характер, эго его использует, чтобы поднять ощущение собственной значимости. В обществе подобный эгоизм обычно приобретает форму желания доминировать». Согласно Мартину, по этой причине «всякий раз, когда делается попытка рекрутировать новых членов для движения или точки зрения, вожди интуитивно объявляют и раз за разом повторяют о своей уверенности в полной победе».
Наиболее важными в рассуждениях Мартина мне представляются два пункта. Во-первых, Мартин абсолютно справедливо указывает, что мышление толпы никоим образом не ограничивается одними лишь невеждами. «Любой класс, – говорит он, – может мыслить и вести себя как толпа, более того, если затронуты его классовые интересы, он обычно так и поступает». Кроме того, мышление толпы встречается отнюдь не только там, где присутствует физическое сборище людей. Этот факт очень важен для понимания проблем, стоящих перед консультантом по связям с общественностью, поскольку ему никогда не следует забывать, что потребители рекламы, получатели писем, тот, кто в полном одиночестве слушает речь по радио, читатель утренней газеты – все они загадочным образом принадлежат к сознанию толпы.
Когда Бергсон[54] с десяток лет назад посетил Америку, на его лекции собирались толпы мужчин и женщин, в том числе и на те, что читались по-французски. Любому наблюдателю было очевидно, что многие адепты, добросовестно прослушавшие полный курс, не поняли почти ничего из сказанного. Их поведение было примером мышления толпы.
Все читали «Главную улицу»[55]. Каждый читатель в тишине своего кабинета пытался на нее реагировать, как того требует мышление толпы. Они испытывали те чувства, которые считали себя обязанными испытывать.
Скандальные обряды инициации, в которых сознание толпы демонстрирует жестокость, не характерную для индивидов, свойственны не только объединениям тех, кого Мартин именует «низшими классами», но и хорошо воспитанным юношам в колледжах, и братствам успешных бизнесменов и профессионалов. Еще более характерный пример – футбольный матч, где сознание толпы демонстрируют отдельные группы индивидов. Среди приверженных насилию сторонников ку-клукс-клана числятся некоторые из «лучших» семейств в тех районах, где он активен.
Толпа – состояние сознания, пронизывающее все общество и его индивидов почти непрерывно. То, что делается явным под давлением сильного возбуждения, наличествует в сознании индивида большую часть времени и отчасти объясняет, почему общественное мнение столь уверенно в себе и столь нетерпимо к иным точкам зрения. Профессор колледжа у себя в кабинете мирным летним днем с той же вероятностью ведет себя как единица сознания толпы, что и член отряда линчевателей в Техасе или Джорджии.
Троттер в своей книге «Стадные инстинкты в мирное время и на войне»[56] дает нам дальнейший материал для исследования. Он обсуждает причины и результаты «стадных» тенденций, делая упор на сплоченность стада.
Тенденция группы стандартизировать поведение индивидов и снабжать их логическими причинами для поступков является в работе консультанта по связям с общественностью существенным фактором. Согласно Троттеру, преобладающая точка зрения, которая превращает рационализацию в аксиоматическую истину, возникает и черпает свои силы из того обстоятельства, что она придает точке зрения индивида поддержку стада. Это объясняет, отчего многие идеи так легко популяризовать.
«Кардинальным свойством стада является однородность»[57]. Биологическое значение однородности заключается в ее существенности для выживания. Волчья стая во много раз сильней, чем совокупные силы ее отдельных членов. Из этих плодов однородности и происходит «стадная» точка зрения.
Одним из психологических результатов однородности является тот факт, что физическое одиночество наполняет стадное животное ужасом и что возвращение в стадо дает ощущение безопасности. В человеке страх одиночества порождает желание идентифицировать себя со стадом во мнениях. Именно здесь, утверждает Троттер[58], мы обнаруживаем «тот неустранимый импульс к разделению на классы, который всегда демонстрировало человечество. Каждый из нас, с собственным мнением и поведением, в вопросах увеселения, религии и политики стремится заручиться поддержкой класса, этого стада внутри стада».
«Результатом этого, – пишет Троттер, – очевидным образом становится, что приемлемыми делаются исходящие от стада суждения и только они. Особенно важно отметить, что внушаемость не имеет универсального характера, действия инстинкта делают приемлемыми только суждения толпы, в то время как человек, к примеру, самым печальным образом невосприимчив к тем суждениям, которые подсказывает ему опыт. История того, что несколько преувеличенно зовется прогрессом человечества, подтверждает это на каждом шагу. Если мы взглянем на процесс изобретения, скажем, паровой машины, нельзя не поразиться тому, сколь упрямое сопротивление этот процесс встречал до тех самых пор, пока машина практически сама себя не изобрела»[59].
Воздействие на человека стадного инстинкта приводит зачастую к весьма сложному поведению, которое при этом несет в себе все черты инстинктивного. Обычно подобное поведение рационализируется, однако его истинного характера этим не скрыть.
Мы можем от всей души полагать, что голосуем за республиканскую партию, поскольку как следует обдумали все вопросы избирательной кампании и на основании хладнокровного суждения пришли к решению. Фактически столь же вероятно, что мы проголосовали за республиканцев, потому что сделали то же самое год назад, или потому что республиканская платформа содержит декларацию принципа, сколь угодно туманного, который тем не менее пробуждает в нас мощный эмоциональный отклик, или потому что сосед, которого мы терпеть не можем, – демократ.
Липпман отмечает: «Для того, чтобы охарактеризовать предмет, не обязательно видеть его. Обычно мы сначала даем ему определение, а потом рассматриваем. В огромном шумном многоцветии внешнего мира мы вычленяем то, что уже было определено нашей культурой. Мы воспринимаем предметы через стереотипы нашей культуры»[60].
Среди нескольких примеров рационализации Троттер приводит механизм, который «позволяет европейской даме, носящей кольца в ушах, смотреть как на дикарку на женщину с другим цветом кожи, у которой кольца в носу», и процесс, который позволяет англичанину, «насмехающемуся над уважением африканского вождя к цилиндру как важному атрибуту статуса, не обращать внимания на собственное поведение, когда он шагает в церковь с той же самой выдающейся эмблемой на голове»[61].
Согласно Троттеру, стадные тенденции у человека выражаются в пяти его характерных чертах, общих с прочими стадными животными.
1. «Он не переносит и боится одиночества, как физического, так и мысленного»[62]. Тот же самый порыв, который гонит буйвола в стадо, а человека в город, требует от последнего чувства духовного единства со стадом. Человек нигде не чувствует себя настолько дома, как среди других.
2. «Он проявляет больше внимания к голосу стада, чем к любому другому влиянию». Эту характерную черту Троттер иллюстрирует абзацем, который стоит привести целиком. Троттер пишет: «Он (голос стада) способен подавлять или стимулировать его собственные мысли и поведение. Это источник его морального кодекса, положений его этики и философии. Он способен дать человеку энергию, храбрость и выносливость – и с той же легкостью отобрать. Он может заставить его примириться с наказанием и обнять собственного палача, терпеть нужду, склоняться перед тиранией и, не жалуясь, умереть от голода. Он способен не только побудить человека мириться с бедностью и не сопротивляться страданию, но и заставить его принять за истину, что во всех этих вполне предотвратимых невзгодах ему явлены непостижимые справедливость и милосердие. Эта вершина могущества стадного внушения и есть, вероятно, самое неоспоримое доказательство того, что по своей природе человек – существо стадное».