— Эти штуки собирают в этом балагане, — пояснил я. — Где ты изучал математику?
— В Чикаго. У профессора Колинза. А ты?
— Я не математик. Я дозиметрист. И еще немного электронщик. Но я ничего, кроме колледжа, не кончал.
Навстречу шел полковник Джейкс. За десять шагов от нас он остановился, сложив руки на груди.
— Вам здесь нравятся? — обратился он ко мне.
— А черт его знает! Без работы здесь можно сойти с ума.
— У нас хороший бар. Бесплатный. Самообслуживание.
— Это я уже знаю.
Пока мы так беседовали, Боб медленно брел к зданию. Видимо, ему не очень нравилось разговаривать с военными. Что же касается меня, то мне было все равно. Все они, в хаки, порядочные болваны. Непонятно, почему правительство поручает им дела, для которых требуются хорошие мозги.
— Кто этот парень? — спросил полковник, кивнув на Боба.
— Это Боб Вигнер, наш математик
— А-а… — протянул Джейкс — Без них теперь ни на шаг.
— Вот именно. Так когда же мы начнем горячую работу?
— А куда вам торопиться? Деньги идут, и хорошо.
— Не очень, — сказал я и поплелся в бар.
В баре сидели Джордж Крамм, Самуил Финн и какая-то брюнетка — кажется, по фамилии Чикони.
— Салют, Вильям! А где твой полосатый приятель? — спросил Финн.
— Наверное, пошел спать. Ему здесь не очень нравится.
— Не выношу парней с такой пятнистой рожей, как у него, — не отрывая ярко накрашенных губ от стакана, сказала брюнетка.
— Кстати, кто вы такая? — спросил я, не глядя на нее.
— А вы?
Терпеть не могу наглых девиц. А эта была прямо-таки наглейшая из всех, кого я когда-либо знал. У нее были красивые ноги, хорошая фигура и физиономия с кинорекламы. Ее стакан был испачкан в губной помаде. Мне стало противно, и я налил себе джина пополам с лимонным соком.
— Вильям, она у нас единственная дама, — заметил Джордж.
— Лучше бы ее совсем не было, — буркнул я.
Мне стало обидно за Боба. Какое дело этой девице до его лица? Хотел бы я поглядеть, как бы она себя вела, если бы у нее вдруг возникло какое-нибудь нарушение обмена веществ!
Несколько минут мы пили молча. Затем снова заговорил Самуил Финн.
— Может случиться, что мы здесь попусту тратим время. По радио передавали, что испытания скоро запретят. Всем атомным делам крышка.
— Чепуха! — уверенно произнесла Чикони. — Правительство на это никогда не пойдет. Пропагандистская шумиха.
— Вы, случайно, не помощник государственного секретаря? — спросил я.
— Нет. Я его двоюродная племянница. А вы не из комиссии по расследованию?
— При чем тут комиссия?
— Вы задаете вопросы, которые по ее части.
— Если прекратят испытания, нам делать здесь будет нечего. Наши контракты расторгнут, — продолжал Финн. — Самое большее, на что мы можем в таком случае рассчитывать, — это на сумму денег, необходимую для обратного проезда, плюс суточные.
Видимо, Финна очень волновала денежная проблема. А мне было наплевать. Не здесь, так в другом месте я мог найти работу по своей специальности. Почему-то я опять обиделся за Боба. Прямо-таки возненавидел брюнетку.
После второго стакана джина я сказал:
— К таким делам баб допускать нельзя.
Брюнетка пожала плечами и повернулась к Джорджу:
— Объясните этому типу, что когда у него начнется дизентерия, он приползет ко мне.
— Вы заведуете мужским туалетом?
Она бросила на меня презрительный взгляд и вышла из бара.
Крамм и Финн расхохотались.
— Чего ты к ней привязался? Она доктор.
— Тем более дрянь. Какое она имеет право так говорить о Вигнере?
— И что тебе дался этот полосатый парень? Физиономия у него действительно подгуляла. Ну и что же? Должны же мы о чем-нибудь говорить? Например, до твоего прихода мы мыли твои кости.
— Мои можете мыть сколько угодно, а Боба не трогайте.
В самом деле, что мне до Боба? Он такой тихий и застенчивый и уж больно неказист на вид. Наверное, с ним не хочет танцевать ни одна девушка. Как тут не проникнуться жалостью!
— Если она доктор, ей лучше подумать, как бы избавить парня от дурацкого витилиго. Сверхбомбы делаем, а излечить людей от такой чепухи не можем…
— Тебя повело, — заметил Крамм. — Иди-ка ты лучше спать.
Спать я не пошел, а решил заглянуть к Бобу. Его комната и рабочий кабинет находились на первом этаже в левом конце коридора. Я немного постоял у окна и посмотрел на парусиновый цирк, возле которого лениво двигались парни в фиолетовых комбинезонах. Они таскали внутрь шатра большие обитые жестью ящики.
Боб лежал, вытянувшись, на диване и перелистывал журнал.
— Почему ты не пришел в бар?
— Не хотелось, — ответил он и посмотрел мне прямо в глаза.
Он мне показался чертовски умным и честным парнем. Не знаю почему.
— Послушай, Боб. Если какая-нибудь скотина тебя обидит, скажи мне. В колледже я был чемпионом по драке без всякого стиля. Доказательство тому — четыре привода в полицию и десять суток тюрьмы.
Он привстал и удивленно улыбнулся.
— А если тебя обидит какая-нибудь баба, особенно если она брюнетка…
В этот момент в дверь кто-то постучал.
— Войдите, — сказал Боб. В комнату вошла та самая брюнетка От ярости у меня перехватило горло.
— Вы Боб Вигнер? — спросила она, не обращая на меня никакого внимания.
— Да.
— Я только что просмотрела вашу медицинскую карточку. Вам предписаны уколы и ультрафиолетовые лучи.
Боб смущенно кивнул головой. Я стоял в стороне со сжатыми кулаками.
— Разденьтесь до пояса. А вы, пожалуйста, выйдите, — обратилась она ко мне.
— С какой стати?
— Так нужно. Если вы не выйдете, я пожалуюсь полковнику Джейксу.
Она открыла небольшой кожаный чемоданчик и вытащила из него шприц, спиртовку и коробку с ампулами. Боб растерянно стоял посредине комнаты.
— Ну, хорошо. Лечись, дружище, — сказал я, тряхнув его за рукав. — Только не особенно доверяй этим живодерам.
Я снова поплелся в бар. Он оказался закрытым, и я пошел спать. Заснул с мыслью о том, что Боб, наверное, замечательный парень.
2
Вскоре мне надоел ландшафт вокруг нашей базы. Я и Боб насмотрелись и на остроконечную оранжевую скалу и на плоскую пустыню. Щекочущее душу ощущение оттого, что рядом с нами, под парусиновым балдахином, покоится водородная бомба, также притупилось. Я решил не очень-то близко принимать все это к сердцу. Если тех, кто рекламирует себя в качестве спасителей человечества, атомная война не беспокоит, почему о ней должен думать я?
В баре мы узнавали друг от друга о том, что повсюду в мире протестуют против испытаний атомных и водородных бомб. Самуил Финн всегда говорил:
— Плюньте, ребята, на всю эту болтовню! Наше дело заработать. Если они договорятся прекратить испытания, нам — крышка.
Здесь была какая-то логика. Смысл высказываний Финна был очень простой, что важнее — деньги или жизнь?
Я не знаю, как эволюционировали мысли у наших ребят, но что до меня, то в конце концов наступил такой момент, когда мне стало все равно, работать ли на тайных испытаниях водородных бомб или в какой-нибудь больнице, где лечат радиоактивными лучами рак. Чтобы об этом не думать, я пил виски.
После выпивки в баре я навещал Боба. Не скажу, чтобы он был очень рад, когда я приходил к нему пьяным. Он вежливо улыбался и предлагал мне присесть. Но я чувствовал, что он не хотел, чтобы я долго засиживался в его комнате. А тут еще Маргарэт Чикони со своей ультрафиолетовой лампой и шприцем:
— Прошу вас выйти. Сейчас я буду делать уколы мистеру Вигнеру.
Оттого, что она ходила к Бобу, белых полос на его физиономии не убавилось. А я, в сущности, совершенно его потерял. Поэтому всякий раз, когда напивался пьяным, я находил полковника Джейкса и говорил ему
— Здесь чисто мужское дело На кой черт вы взяли эту мисс Чикони?
— По данным статистического центра, — отвечал полковник, — процент психически неполноценных ребят растет пропорционально одной четверти недостающего количества представительниц женского пола. Чикони как раз и есть эта недостающая вам одна четверть.
— Наверное, это очень научно, полковник. Однако не может же одна четвертая часть быть одинаково хорошей для всей компании?
— Вы ревнуете ее к своему другу Бобу?
Однажды я крупно поговорил с Чикони.
— Чего вы пристаете к Бобу?
— Я его лечу.
— А кой черт вы являетесь именно в тот момент, когда к нему прихожу я?
— Этот же вопрос я могу задать вам.
— Знаете, мисс, хотя вы девица и привлекательная, но на меня это не действует. Я на сто процентов уверен, что вы дура, как все хорошенькие. Я бы не хотел, чтобы вы соблазняли умных и малоопытных ребят вроде Боба. Это просто подло.
— С какого возраста вы пьете виски? — спросила Чикони.
— С восемнадцати. Это к делу не относится.
— Ясно. Вы хронический алкоголик.
— Не хуже других. Вы знаете, как пил один наш ответственный генерал? Возле него нужно было держать дюжину ребят, чтобы предохранять нас от термоядерной войны. Такое могло случиться всегда, когда он напивался или когда его любовница отказывалась ложиться с ним спать.
— Нам ли думать об ответственных генералах… — неопределенно сказала Маргарэт.
— Значит, вам все равно, нажмет он кнопку ядерной войны или нет?
В бар вошел Боб.
— Здорово, старина! — воскликнул я — Завтра воскресенье, и я тебя приглашаю проехаться в Санта-Крус. Деревня, конечно, дрянь, но девчонки что надо!
Боб растерянно посмотрел на Маргарэт.
— Я только что получил вычислительную машинку фирмы «Феано». Замечательная вещь! Объем памяти — полтора миллиона двоичных единиц.
— Что твоя машина по сравнению с танцплощадкой в Санта-Крус! — воскликнул я, допивая третью порцию виски.
— Это несравнимые вещи. «Феано» равноценна самой современной вычислительной машине. В нее можно запустить любой алгоритм.
Боб нравился мне именно потому, что он был не такой, как все. Философ, смотрел на вещи с какой-то очень замысловатой точки зрения.