Формула боя — страница 62 из 75

Рябов ухмыльнулся. Потом еще раз, когда на ум пришла одна формулировка: боевая интрига. Но он поставлен в тяжелые условия, выбирать почти не из чего. И разве не так (или почти так) происходят перевороты в некоторых ведомствах, включая и силовые? Кто-то вылезает из дерьма и начинает активно отряхиваться, стараясь замарать намеченный объект. То, что он в дерьме, Рябов, конечно, знал. Хотя все это нужно обдумать, с кондачка такие дела не решаются.

Рябов переспросил Антона:

– Я влился?

– Не совсем так. – Подполковник даже услышал тонкую иронию в голосе Антона. – Конечно же, вы сами предложили генералу Береговому довести это дело до конца.

– Я понял. Остается выяснить только один вопрос: как я встретился с вами.

– Очень просто. Я позвонил вам, и оказалось, что наши взгляды полностью совпадают. И вы тем не менее не сдали меня.

– Я выгляжу в этой ситуации слишком благородно. Нет другого варианта?

– Нет.

– Хорошо. Тогда еще один вопрос. Я сделал предложение Береговому до вашего звонка или после?

– Конечно, после. Потому что первым предложение Береговому сделал я. А уж потом вы.

– Это урезает мои шансы.

– Теоретически – да. Зато вы приобретете вес в глазах генерала Берегового.

– Теперь последнее: доказательства того, что вы вышли на Премьера.

– Я вам продиктую номер телефона, по которому вы беспрепятственно дозвонитесь до Премьера. Только нужно будет сказать что-то типа пароля: АН-19.

– Чего?

– Если хотите, это мои позывные, их придумал Береговой. Аббревиатура от моего имени и фамилии. Цифра 19 означает возраст. Когда вы услышите знакомый голос, можете положить трубку. И еще один вариант, более простой: свяжитесь с Береговым.

– Я поторопился, у меня к вам еще один вопрос.

– Да.

– Вы знаете, что за организация или люди стоят за хищением со склада ОВ? Если да, то сообщили ли уже об этом Береговому?

– Да. Да.

– Я должен подумать над вашим предложением.

– Часа вам хватит?

Рябов прикинул, что за это время не успеет поговорить с Кравцом. К тому же ему необходимо было написать на имя Писарева еще один рапорт и вручить ему. Перестраховываясь, он выбил у Антона еще полтора часа.

– Хорошо, товарищ подполковник. Через три часа ждите моего звонка.

«Вот сукин сын!»

Рябов взял ручку и размашисто написал в правом верхнем углу чистого листа:

Заместителю директора ФСБ

Писареву А. И.


Секретно

О расследовании дела №…, связанного

с хищением на складе в/ч 14462 боевого ОВ,

и по факту убийства рядовым Никишиным А. Н.

троих военнослужащих.


В результате комплекса следственных и оперативных мероприятий, проведенных Федеральной службой безопасности совместно с органами МВД, удалось выяснить следующее:

В результате самообороны Никишин Антон Николаевич был вынужден…

Рябов писал, а на лице снова застыла гримаса, перекосившая его лицо во время звонка Никишина. Писарев наплюет на этот рапорт. Тем не менее Рябов в интриге, предложенной Антоном, выигрывал еще несколько ходов. Один из них – короткая записка Писарева, директива, на которой отсутствовало число. Не хватало и подписи, однако это было не так уж и важно. Важно, что такая бумажка, которую отстукал на машинке адъютант-выкидыш, существовала. Это плюс Рябову и минус Писареву. Ради этого можно было терпеть временные – теперь временные – неприятности, внезапный разлад с Ириной… Вместе с командой Берегового он доведет это дело до конца. Но прежде полковник Кравец.


Капитан Сальников встретил его в приемной глумливой улыбкой, которую и не пытался скрыть.

– Доложи Александру Игнатьевичу, – потребовал Рябов. Видя, что тот не торопится, рявкнул: – Давай быстрее! Видишь, мне некогда!

* * *

Ровно через три часа после первого звонка Рябов опять снимал трубку.

– Я принял ваше предложение, – заявил он Антону. – Шеф настаивает на своем мнении.

– Хорошо. Чтобы я поверил, отпустите моих самарских друзей. Их трое, включая девушку. Фамилии, думаю, называть не стоит.

Рябов думал недолго. По сути дела, они были ему не нужны. Он согласился.

– Ждите звонка от Берегового. Удачи, – пожелал Антон.

Заручившись какой-никакой поддержкой Берегового и в значительной мере успокоившись в отношении Рябова, Антон, однако, был уверен, что, пока ничего не произошло, оба они будут бездействовать; что касается Рябова, тот будет бездействовать официально. А вот когда грянет, их помощь окажется незаменимой; здесь Антон и Франц Николаевич Гурин не ошиблись, продумав и разыграв как по нотам комбинацию с Береговым, а после – с Рябовым.

Пока еще ничего не произошло, но могло грянуть, если вспомнить Сергея Образцова и Светлану, – и тут Антон чувствовал свою вину, но ничего сделать не мог. Чтобы не оступиться в очередной раз, который наверняка будет роковым, необходимо было действовать.

Рябов положил трубку. После первого звонка Никишина он мысленно представил себя входящим в кабинет Кравца. Тот из Самары, где он оставил опытных следователей, вылетел в город Лугу Ленинградской области, обозначенный в его списке как место бывшего военно-химического полигона. Всего список насчитывал семь точек, в основном это были склады при спецчастях ВДВ. По сравнению с миниатюрными бомбами, похищенными в Самарской области, на тех складах хранились бомбы авиационные – огромные, начиненные модификацией газов серии «Новичок». Отравляющего вещества сильнее этого еще никто не придумал.

Итак, Рябов, мысленно войдя в кабинет, быстро прокрутил вступительную и большую часть основного разговора. Ему показалось, что говорил он убедительно. Подполковник во время беседы даже не старался накинуть на себя шкуру предателя, изменника или какого-то клятвопреступника. Он просто не желает барахтаться в дерьме. И он выиграл. Прикрыв глаза, Рябов видел немного мужицкое лицо Кравца уже изменившимся.

Кравец не был дураком. Наверняка он на ходу просчитал варианты. Итак, что же он мне ответит… «Лично я, – скажет он, – не в таком дерьме, как вы полагаете, и останусь при своих картах, выиграет ли Береговой или Писарев. Вот именно при своих, скажу я. А здесь светит нечто большее. К тому же ваше отношение к этому делу будет чисто пассивным. Вам нужно только молча ждать продолжения. Я бы не обратился к вам, если бы вы не располагали материалами этого дела…»

Рябов хотел продолжить мысль, но Кравец неожиданно для подполковника перебил его: «Я все прекрасно понял».

Когда Рябов уйдет, Кравец (продолжал представлять себе подполковник) несколько минут в задумчивости походит по кабинету. Он наверняка считает Рябова дураком. «Итак, – думает Кравец, – если этот дурак имеет что-то против меня либо выполняет задание самого Писарева, необходимо перестраховаться. Лучше синица в руках, чем журавль на горизонте. Лучше я подстрахуюсь и останусь при своих». И снимает трубку телефона.

«Мне нужно поговорить с вами по неотложному делу».

«Хорошо», – раздастся в трубке голос Писарева.

Вот и все, подумал Рябов. Перед глазами встало решительное лицо генерал-майора Писарева. Тоже мужицкое – грубое, с жесткой щеткой волос на голове; при взгляде на Писарева складывалось впечатление, что его даже не «высекли из камня», а грубо обстучали со всех сторон разделочной доской.

«А почему, собственно, мне не рассказать обо всем самому Писареву, – усмехнулся Рябов. – Результат будет тот же, только путь короче. Чего я психую? Почему решил, что вообще нужно что-то кому-то говорить? Кравец в курсе всех дел, он – «начальник созданной по факту преступления комиссии». Ну и бог с ним».

Рябов отогнал от себя мужиковатые физиономии. С одним из начальников он как-то играл в карты. Кравец, когда проигрывал, небрежно произносил: «Это вышло чисто случайно»; а когда выигрывал: «Иначе и быть не могло».

«Итак, что – погорячился? Нервы? Нет, первое не подходит – это не горячка, это какой-то синдром, спровоцированный звонком Антона. А может, мне самому не стоит влезать в это? Или лучше перестраховаться, как сделал это Кравец в воображении подполковника. Сотрудничая с Береговым, он вообще-то мог оставаться нейтральным: дело в том, что он был не нужен ни вашим, ни нашим». Придя к такому заключению, Рябов нахмурился – все же терял значимость в собственных глазах, но мгновением позже понял, что это самое лучшее место в жизни. Там, на самом верху, если дело, конечно, выгорит, о нем вспомнят только однажды.

Время шло, а Рябов все еще предавался размышлениям. В частности, он подумал о боязни. Вообще он боится начальства как такового? Наверное, бояться следовало, однако сейчас были совсем другие времена, начальство меняется с невероятной быстротой. Чего толку его бояться, когда оно не сегодня-завтра окажется в опале или в том же дерьме. Вот он, Рябов, тоже начальник, хотя бы для Гены Кожевникова, и что? Да то же самое. А сам Гена боится Рябова? Ничуть! Подполковник вчера еще видел нахально смеющиеся глаза капитана: я, мол, анекдот вспомнил… Осмелели все до наглости, на каждом уровне. А какой совсем недавно аппарат был! Каждый боялся каждого – и это происходило до самой кончины трех букв: КГБ. МБ уже несерьезно; ФСК сама по себе была созвучна с чем-то фискально-фекальным; буква Б в аббревиатуре ФСБ бухает непримиримой тупостью.

Нет, Рябов никогда не наберет номера Писарева и не скажет: «Мне нужно поговорить с вами по неотложному делу». Хотя одним только звонком он мог усугубить и без того шаткое положение Писарева. Но вот Никишин. Антон. Как он мог быть уверен в нем, в Рябове, когда звонил? Подумав еще немного, подполковник понял причину этой уверенности. Главным фактором было само предложение. Оно явилось неким стопором, который не давал Рябову сделать шаг в ту или иную сторону. Подразумевалось, что он считается с Антоном и с теми людьми, с которыми тот был связан. Несомненно, что к таким решениям парня подталкивали обстоятельства, он ходил по лезвию ножа. Он решал сразу несколько задач, играл серьезно, по-взрослому. В какой-то мере Антон надеялся на Рябова и тем самым просил у него помощи. Если бы подполковник мог сейчас заглянуть в глаза Антону, он бы увидел в них то, что заметила Юлька, стоя у дверей квартиры Дмитрия Романова: «Помогите мне!!!»