Слова учительницы прозвучали уверенно и, пожалуй, даже немножко гневно. Петров улыбнулся.
- А вы, оказывается, за ваших птенцов горой стоите. У меня в свое время такой учительницы не было. - Он помолчал. - Вот вы, товарищ Алиева, педагог, стало быть, передовой человек, а взгляды у вас, извините, отсталые. Во всяком случае, на нашего брата. Ну, скажите, почему, если милиционер заинтересовался вашими ребятами, значит, они обязательно творят что-то плохое?
Учительница сразу остыла, смутилась немножко, задумалась; в самом деле, почему?
В кабинете наступила тишина. Только откуда-то доносились стройные ребячьи голоса. Это в зале шла спевка школьного хора.
- Кстати, товарищ Алиева, у Воронова есть прозвище Шестикрылый. Откуда оно?
Инна Андреевна засмеялась:
- В этом тоже нет ничего плохого. Видите ли, его имя - Серафим, а у Пушкина есть стихотворение…
- «Пророк»? - Петров хлопнул себя по лбу. - Как это я сразу не догадался? Ну конечно, «Пророк».
… И шестикрылый Серафим
На перепутье мне явился.
Милиционер и учительница весело посмотрели друг на друга, словно какая-то преграда между ними вдруг исчезла.
- Простите… Какое у вас образование, товарищ Петров?
- Кончил педагогический техникум.
- А почему же работаете в милиции?
- Так вышло. Случай один был… - Петров взял со стола фуражку.
- Погодите. Как же с моими учениками? Чем они все-таки занимаются на этом чердаке?
- Да, чего же это я?.. - Петров опять снял фуражку и уселся поплотнее. - Сейчас все вам расскажу. У меня насчет ваших ребят есть один план. Понимаете…
Он не успел договорить: в кабинет вошла молодая женщина. Уже с порога она заговорила быстро и взволнованно:
Инна Андреевна, голубушка, пришла к вам посоветоваться. Мой-то, мой бездельник что творит… - Увидев лейтенанта милиции, она смутилась, замолчала.
- Здравствуйте, Вера Васильевна. Да вы скажите толком, что случилось?
Поглядывая с опаской на Петрова, женщина сказала нерешительно:
- Как же не случилось… Давеча в магазине какой-то мальчик хотел у меня сумку вырвать. Вот я и расстроилась… Не из-за сумки - бог с ней! А ведь и мой таким стать может. Без отца растет. А я полный день на работе.
- Да ну, что вы, Вера Васильевна! Какие у вас основания?
- А такие… - Вера Васильевна озабоченно нахмурила свое румяное лицо с родинкой на щеке, расстегнула пальто и вынула из кармана белого халата листок бумаги. - Этот стишок я у него в тетрадке нашла. Вы послушайте, слова-то какие: «… Не только чернилами, кровью напишем!..» Представляете, кровью?..
Петров взял листок и принялся рассматривать его. Учительница тоже задумалась. А Вера Васильевна встревоженно продолжала:
- Все пристает: купи фотоаппарат. Может, и правда купить: занялся бы делом. А то невесть что творит. Вот сегодня, к примеру, прихожу я домой с дежурства, вижу - на кухне все банки раскрыты!
- Какие банки?
- Обыкновенные, стеклянные. У меня к празднику было припасено: огурцы, горошек, варенье, майонез… Все раскрыл! И крышки невесть куда девал…
- Крышки? - неожиданно перебил Петров. - Простите, гражданка, где вы живете?
Вера Васильевна замялась, вопросительно взглянула на учительницу. Та успокоила её взглядом и сама назвала адрес.
- Так я и думал. - Лейтенант ткнул пальцем в свою записную книжку и приблизил её к глазам Инны Андреевны. - Это как раз тот дом, где ваша троица орудует. - Он помолчал, что-то соображая.
Вера Васильевна побледнела.
Глава третья
ПОД ЗНАКОМ Ф
Клим сидит у окна. Окно выходит во двор; там, внизу, желтеет, небольшой садик. В садике играют ребята. Они качаются на качелях, гоняют мяч. Ещё в садике есть кирпичный домишко. Совсем недавно в нем помещалась домовая контора. Там усатый дядька с выпученными глазами ставил печати на всякие справки и кричал на ребят, зачем они топчут газоны. Теперь контора переехала в другое помещение, а кирпичный домишко ремонтируют - чинят крышу, белят стены, вставляют стекла.
Это все внизу, во дворе. А наверху, на соседней крыше, между трубами виднеется полукруглое чердачное окно. Если выглянуть из того окошка, увидишь почти весь город: набережную, буксиры на реке, мосты и много, много улиц; по улицам ползут трамваи, движутся автобусы, а люди шныряют туда-сюда. Очень интересно смотреть; лучшего наблюдательного пункта и не придумаешь! Жаль, фотоаппарата нет, а то можно было бы весь город сфотографировать. Раньше Клим тайком от мамы забирался на этот чердак и даже иногда отваживался вылезать на крышу, правда, только одною ногой, и при этом держался обеими руками за раму окошка.
Но все-таки это достижение. Вряд ли кто из ребят решился бы на такое.
Клим считал себя хозяином чердака. На чердаке таинственный полумрак, запах нагретого железа и мягкая труха под ногами. Солнечный луч пробивается из окошка, кишит пылинками. За толстыми деревянными балками - большой старый ларь, на дне ларя - перепрелые веревки. А что, если сейчас забраться на чердак?
Клим прислушивается к звукам, доносящимся из кухни. Это мама там возится, печет что-то. Чего она так торопится? Пришла с дежурства, даже свой белый халат не убрала, бросила прямо на стул и сразу - в кухню. Эх, и скучное же сегодня воскресенье! Скорее бы оно прошло!
В комнату входит мама. Она не обращает на Клима никакого внимания, только сердито гремит посудой.
- Мам, я хочу гулять…
- Не пойдешь, пока не скажешь, зачем банки пооткрывал.
- Я больше не буду… Все ребята во дворе, мам.
- А куда крышки девал? Теперь все испортится. Вот вредитель!
Клим молчит. Мама снова уходит в кухню, хлопнув дверью.
Эх, и скучища! Не везет Климу последнее время. А все началось после возвращения из лагеря. Там-то было хорошо. Там Клима не все считали маленьким, его. даже приняли в фотокружок, в котором занимались и восьмиклассники. За лето Клим здорово вырос - вот на дверном косяке отметки: до и после лагеря - целых два сантиметра! Кроме того, Клим сильно загорел. Ребята говорят, что, если не мыться, загар продержится всю зиму. Но разве мама понимает в этом что-нибудь? Она так трет мочалкой - какой уж тут загар!
Когда Клим вернулся в город, он полез на свой чердак. Но тут его ждали всякие новости: во-первых, на чердачной дверке кто-то нарисовал мелом букву Ф. Пока Клим думал, откуда она взялась, на лестнице послышались чьи-то шаги. Тогда Клим бросился в темный угол чердака и притаился там за старым листом фанеры.
Вошли трое. Расселись возле ларя на бревне.
Один спросил:
- Ну, кто сколько принес? У меня - тридцать три.
- У меня только двадцать.
- А у меня - пятьдесят, будь я проклят!
- Молодец, Шестикрылый! Где это ты раздобыл столько?
- В ресторане «Балтика»; я там с одним человеком познакомился.
- Ладно, - сказал первый. - Выкладывайте добычу. Скрипнула крышка ларя; в него что-то посыпалось со звоном. Клим напрягся, вытянул, сколько мог, шею, но рассмотреть, что именно сыпалось в ларь, не сумел.
- Все-таки мало, - сказал первый.
- Тебе все мало, Ига. Вечно ты недоволен!
- А что, много? Ну-ка, Профессор, ты написал расчет?
- Чего там писать, я и в уме сосчитаю.
- Ну, давай.
- Пожалуйста. Значит, так: каждая весит в среднем пятнадцать граммов, в день мы добываем примерно двести штук - три кило. Множим на триста шестьдесят пять, получается одна тысяча девяносто пять. Следовательно, за два года добудем две тысячи сто девяносто килограммов. Сбрасываем на пустые дни и разные неудачи - остается две тонны. Не так уж плохо.
- Ну и голова у тебя, Славка! Прямо кибернетика.
- Само собой. Это ведь не то что стишки сочинять для Ниночки.
- Что ты сказал?..
- Ладно, - оборвал первый, - хватит вам. Ближе к делу. Славка подсчитал верно, как часы. Но фактически должно быть гораздо больше.
- Для этого надо завербовать ещё подходящих людей. Предлагаю: пусть Лера и Нинка выберут кое-кого из подруг. Девчонкам легче выманивать эту добычу.
- Правильно, Ига. Только надо следить, чтобы под знаком Ф не оказались лентяи. Они могут завалить все дело, будь я проклят!
Клим смотрел в оба; он боялся перевести дыхание. Густая пыль лезла в нос и щекотала.
Шестикрылый вдруг начал декламировать:
Нас трое, но грудью одною мы дышим,
Не легок наш путь и не прост!
Не только чернилами - кровью напишем
Железное слово…
Клим громко чихнул. Все трое так и подскочили на бревне. Тесня друг друга, попятились к дверям.
Клим тоже перепугался и вылез из своего угла. Вид у него тогда был, наверно, жалкий: во-первых, он весь перевалялся в пыли, а во-вторых, все чихал и чихал и никак не мог остановиться.
Трое молча и удивленно разглядывали его. Шестикрылый презрительно выпятил подбородок.
- Да ведь этот сопляк, кажется, из нашего четвертого «Б». Он все возле взрослых отирается.
- Сам ты сопляк. Это мой чердак, - сказал, осмелев, Клим и чихнул прямо в противную рожу Шестикрылого.
- Сопляк, чердак, - Слава рассмеялся. - Да он стихами шпарит не хуже тебя, Симка.
- Ах ты, шпион! Да я из тебя печенку вырву, будь я проклят!
- Да брось ты! - Игорь отстранил Симку. - Ты чего здесь делал, пацан?
- Это мой чердак, - повторил Клим. Он тоже узнал всех троих и больше не боялся.
- Что значит «мой»? - сказал Славка. - В социалистическом обществе частной собственности не существует. Надеюсь, это тебе объяснили в твоем четвертом «Б»? Иди отсюда, чихай в другом месте.
- Ребята… Я тоже хочу быть под знаком Ф! А какую добычу вы собираете?
Игорь нахмурился, а Симка крикнул:
- Видите, он все слышал! Теперь разболтает.
- Что я - девчонка, что ли? - обиделся Клим.
Все расхохотались. Даже Симка. А Игорь взял Клима за плечи и повел к двери.