Дом напротив лишился фасадных стекол – всех. Волоча за собой пролетку, лошади брели по улице, с облучка свисало тело убитого кучера – мертвая рука покачивалась как маятник, то и дело задевая мостовую. У входа в «Лондонскую» поджидал французский отряд в два десятка человек со смутно знакомым лейтенантом во главе: форма их была потрепана, будто отряд пробивался с боями. На другой стороне улицы стояло три французских армейских грузовика – на бортах виднелись следы пуль.
– О, молодой англичанин! – Черное лицо одного из солдат расплылось в белозубой улыбке.
– Юбер! – обрадованно кивнул Джереми. – Николя!
– Знакомы? Тем лучше! En avant![44] – скомандовал Рутенберг, и, держа ружья на изготовку, отряд двинулся по разоренной и отчаянно паникующей Одессе. Грузовики покатили тоже, стараясь прикрывать людей бортами.
На улицах гремели выстрелы. Нагруженные добром мародеры горохом сыпанули сквозь выбитую витрину дамского магазина – французы встретили их слаженным залпом, бегущий впереди ражий детина в кокетливой шляпке поверх нечесаной шевелюры ткнулся носом в мостовую. Через пару кварталов – еще залп в спины окружившим особнячок налетчикам. Из особняка выбрался вооруженный маузером офицер, ведя за собой заплаканную женщину и немую от ужаса девочку. Их сунули в середину строя и двинулись дальше.
– À l’aide, monsieurs, au secours![45] – Юная девушка бросилась наперерез патрулю. – Моя сестра! Наша няня! Эти твари убьют их! – Ее голос дрожал от ужаса, рыжие волосы выбились из-под когда-то кокетливой, а теперь изрядно поистершейся шляпки… Рыжие? Рыжие!
– Мадемуазель Косински! – подтверждая догадку Джереми, радостно воскликнул лейтенант.
– О, Жюль, какое счастье, это вы! Сюда, скорее! – вскричала рыжая.
– Нет! Не ходите с ней! Она… – Джереми на миг заколебался… а стоило ли тогда спасать, чтоб сейчас выдать? Но… на кону их жизни и… шанс попасть на корабль! – Она большевистский агент!
Губы рыжей обиженно задрожали, глаза наполнились слезами…
– Еще на вечере в «Лондонской» этот несчастный юноша путал реальность и свои фантазии: что я встречалась с ним, хотя была с вами, милый Жюль. – Она вздохнула. – Но я не сержусь, многих из нас рассудок не выдержал ужасов революции. Только умоляю, скорее! Если с моими родными что-то случится, я не переживу!
– Клянусь, она большевичка! – Джереми чувствовал, как его надежды идут прахом. – Она хочет заманить в ловушку или… Или, наоборот, отвлечь! Чтоб мы не попали в порт.
– Мсье, вы обвиняете…
– Довольно! Мы не можем тратить время на препирательства! Мистер Лернер, возьмите пару солдат и проверьте дорогу по пути нашего следования. А вы, лейтенант, тоже возьмите двоих – и поглядите, что напугало мадемуазель. И не спорьте! – видя, что лейтенант хочет возразить, оборвал его Рутенберг. – Ваше командование отдало вас под мое начало. Еn avant!
– Не доверяйте ей, лейтенант! – предупредил Джереми вопреки желанию оставить французского фанфарона на произвол его собственной страсти к рыжим большевичкам. Махнул рукой своему эскорту и решительно двинулся вверх по улице.
– А что нам нужно на Почтовой? – спросил он, когда все трое уже приближались к углу.
Юбер открыл было рот… но Джереми и сам сообразил, что – одно-единственное – нужно на Почтовой бегущим… ах, pardonne-moi[46], эвакуирующимся французам. Сообразил ровно за мгновение до того, как увидел патрульных во французской форме у дверей Одесской конторы Государственного банка. Как рядом с любыми военными, в этот страшный день возле патрульных отирались гражданские: франт, одетый с шиком Молдаванки, барышня в некогда дорогом, но теперь поношенном платьице…
– Hola, salut![47] – приветственно приподняв винтовку, Николя устремился навстречу товарищам…
Девушка обернулась на возглас… из-под полей шляпки спускались рыжие локоны. Рыжие? Рыжие!
– Fire![48] – заорал Джереми, выхватывая спрятанный под полой револьвер.
Юбер начал медленно оборачиваться к Джереми – брови его поднялись недоумевающим домиком, пухлые черные губы выпятились как для вопроса… «Патруль» у банка вскинул винтовки дружно и слаженно – будто Джереми командовал им! Грянул залп… в сером облаке порохового дыма Джереми увидел только яркий всплеск юбок и услышал крик «Нет!» – один из стрелявших запнулся, дуло его винтовки дернулось вверх…
Револьвер в руке Джереми стал отчаянно тяжелым – таким тяжелым, что потянул его к земле и сил поднять и выстрелить не было. Потом в плече вспыхнула боль, револьвер выпал из рук, и Джереми рухнул на мостовую. Серый пороховой туман поплыл перед глазами… и развеялся от растекающейся из плеча боли, яркой, как огонь в ночи. Его подняли – два солдата во французской форме держали обвисшего между ними Джереми. И два солдата во французской форме – Юбер и Николя – лежали на мостовой. На черном лице Юбера застыло недоумение.
Из клубов порохового дыма вынырнула рыжая большевичка… и взмахнула браунингом:
– К стене его!
– Расстреляем интервента в лучшем виде! По законам революционной Одессы! – «Француз», курносый и белобрысый, на вид даже моложе самого Джереми, развязно подмигнул. Да так и замер с перекошенной физиономией.
– Я т-тебе расстреляю! – Рыжая ткнула дуло дамского браунинга белобрысому прямо в ноздрю. Еще и ввинтила поглубже, видно пытаясь напрямую надавить на разум.
На соседних улицах сухо и отрывисто затявкали выстрелы.
– Та годи тебе, товарищ-барышня! – протянул вислоусый дед, изображавший второго «француза». – Ничего с твоим панычем не станется. Негритенка-от жалко… – вислоусый покачал головой, глядя на мертвого Юбера. – Свой брат, угнетенная нация.
Джереми расхохотался. Святой Джордж, как все повторяется! Им очень жаль убитых… потом. Стрельба стала гуще и словно приблизилась.
– Чего ржешь, фраер? Рехнулся со страху? А ну пошел! – Белобрысый прикладом толкнул Джереми к стене дома. Простреленное плечо вспыхнуло болью, Джереми согнулся пополам, едва не врезавшись головой в бедро украшающей фасад кариатиды.
– Чего эта фря рыжая об себе понимает? – Шмыгая кровоточащим носом, белобрысый исподлобья глядел вслед девчонке. – Сама небось из бывших…
– Из Моревинта[49] она. Говорят, сам Мишка Япончик к ним со всем уважением.
Грохот выстрелов, мешающийся с шумом моторов, раздавался уже совсем близко. Рыжая появилась снова – почему-то из проулка, хотя только что убежала к дверям банка. Юбки ее, только что целые, оказались изорваны в клочья, шляпка сбилась на спину, шпильки выпали, и рыжие волосы разметались по плечам… и в лицо Джереми уткнулось дуло тяжелого маузера, а не браунинга.
– You! – прошипела она. – Because of you I couldn’t withdraw the French! Guys of comrade Japanchik have to fight them now![50] Расстрелять тебя за это! – уже по-русски прокричала она и побежала по улице, точно расползающееся пороховое облако поволокло ее за собой. Из переулка, дымя моторами, уже выезжали грузовики – те самые, что остались с Рутенбергом и фанфароном лейтенантишкой. Пулевых отверстий в их бортах прибавилось.
– Так это мигом! – Белобрысый Сенька снова толкнул Джереми, вбивая его лопатками в стену. – Конец тебе, интервент!
– Я же сказала – не сметь! – Рыжая, снова в целой одежде, хотя все же растрепанная и в свалившейся шляпке, вынырнула из порохового и моторного дыма и огрела Сеньку по голове… перламутровой рукояткой браунинга. Парень икнул, пошатнулся, едва не выпустив винтовку.
– Вас не поймешь, барышня: то расстреливай, то не расстреливай, – проворчал вислоусый.
– Кто сказал – расстреливать? – покраснела от гнева девчонка.
– Я сказала! – Рядом возникла ее точная копия. Словно в детском иллюстрированном журнале, где надо искать отличия меж почти одинаковыми картинками. Что ж, вот и самое главное: одна хочет его расстрелять.
– Он сорвал мне операцию! – выкрикнула та, что с маузером и в рваной юбке. – Хотя грузовики мы все равно угнали.
– Он спас мне жизнь! – ответила та, что с браунингом и в целой. – На операции с Гришиным-Алмазовым!
– Ты мне не сказала! – подозрительно прищурилась рыжая.
– Не хотела тебя волновать, – мило улыбнулась ей… тоже рыжая.
На соседней улице жахнуло – затрещали лопнувшие стекла, стена застонала, и по фасаду побежала трещина. У кариатиды, к подножию которой прислонился Джереми, отвалился нос.
– Товарищ Косинская… Косинские! Я, конечно, сильно извиняюсь, барышни, но какого ляда вы там телитесь? – от входа в контору Госбанка заорал франт с Молдаванки.
– Потом поговорим, – пообещала рыжая рыжей, и, подхватив юбки, обе кинулись к банку.
Борт грузовика откинули, оттуда соскочила еще парочка франтов в канотье и закопченных порохом белых жилетах… принялись сгружать к дверям банка… динамитные брикеты!
– Достаточно? – с сомнением спросила одна рыжая у другой.
– Д-да, кажется… – Вторая вытащила из-под корсажа кипу отпечатанных на ремингтоне листов и начала ими сосредоточенно шелестеть. Поглядела в печатные листы, на штабель динамита у дверей, снова в листы… – Может, еще парочку? – и, старательно сохраняя твердость в голосе, скомандовала: – Довольно! Теперь отмерить фитиль… – Две рыжие головки склонились над разложенными поверх динамитной кучи печатными листами. Одна рыжая отмотала запал с катушки, вторая щелкнула ножницами… и, все так же поглядывая в печатное руководство, принялись крепить запал.
У Джереми даже плечо перестало болеть. Он в панике поглядел на динамитную кучу у банковской двери. На трещину в стене. На фитиль – коротенький, как колбасный хвостик. Франт с Молдаванки чиркнул спичкой о подошву лакового ботинка… и трепещущий огонек потянулся к фитилю. Джереми еще разок глянул на нависающий над головой балкон…