Он почему-то обернулся к Вики и погрозил ей пальцем, – впрочем, все уже видели, как смеются его глаза на массивном лице.
– Что же вы тогда хотите? – робко подал голос Темир.
– В составе исследовательской экспедиции я вылетаю на вашу планету. Язык, то есть пенье ваших микки-вики, мы расшифровали, микророботов для первичного контакта изготовили, а вот вам на прощанье я хочу просто-напросто продемонстрировать изображение вашего вируса, естественно в сорокатысячекратном увеличении. Прошу!
Засветился оливковый экран. Длинная до безобразия несимметричная молекула перечеркнула его от края до края, образуя причудливую цепочку. Доктор Идс настроил резкость, и молекула начала приобретать странные формы – но знакомые, подозрительно знакомые…
– Да это надпись! – воскликнул Стеф который всегда умудрялся сказать то, что остальным уже и так очевидно.
Это была действительно надпись, выполненная гениальными молекулярными конструкторами на том уровне генной инженерии, которая землянам и не снилась: «С НОВЫМ ГОДОМ!»
– Вот-вот, – сказал доктор Идс, – это то самое, что вы, моя дорогая, нацарапали шпилькой вокруг елочки. А засим – до свидания, я спешу на свой корабль: не терпится познакомиться с эльфами, которые способны расписываться на молекулярном уровне!
Все молчали, пока он проходил шлюз, и ракета отчаливала от станции, и только тогда Вики взяла в руки микрофон и настроилась на волновой индикатор доктора Идса.
– Доктор, – проговорила она таким кротким тоном, что все сразу же заподозрили какой-то подвох. – Мы были так ошеломлены, что даже не поблагодарили вас. А кроме того, я хотела вас предупредить: мне кажется, рядом с микроскопом я оставила земной календарь со всеми праздниками года. А у наших микки-вики, – она притворно вздохнула, – уже есть некоторый опыт в поздравлениях…
Декапарсек
Страшно представить себе, что было бы со мной, если бы в то сумасшедшее утро я не слопал целых две миски гречневой каши с гусиными потрохами.
Мы присели тогда на Ану, а если точнее – на Землю Аны Элизастеги без малейшей надежды, вернее, без малейших опасений встретить там гуманоидов. Нам надо было всего лишь засадить в этот квадрат пространства мощный импульсный маяк.
Сели. Разгружаемся. Аналитичка в третий раз подряд считает-пересчитывает, – судя по всем параметрам, можно скафандры снимать. Сняли.
Я до края нашего «космодрома» добежал, кусты там. Шевеленья никакого. Взял охапку сушняка, приволок к нашему «Томпаку», запалил костерок. Дух пошел, как от библейских благовоний, амбре и амбрее некуда. Вики на запах из люка лезет. «Набери, – говорит, – побольше. Как управимся, я вам шашлычок поджарю. В таком дыму и специй не надо». Сидим с ней на корточках, ноздрями шевелим в экстазе, глядь, а невдалеке от нас эти самые, словом, анитяне.
Папуасы как папуасы – голопузенькие, любопытные и приветливые. Охотники, надо понимать, поскольку двое держат убитую поросюшку с рожками.
Смотрю я на Вики – она как ни в чем не бывало ломает сучки, подбрасывает их в костер, улыбается дружелюбно. А сама нет-нет да и скосится через плечо на корабль. Я тоже глянул – там все в порядке: наверху люк приоткрыт. Рычина не видно, но из щели торчит двойное дуло парализующего разрядника.
Под таким прикрытием я чувствую себя уже совсем непринужденно и делаю естественный жест: приглашаю «гостей» к костру.
Они посмущались, посовещались шепотком – подошли, присели. Свинку свою на переднем плане разложили – то ли из охотничьего тщеславия, то ли для доказательства своего миролюбия. Я снова приглашаю их на пальцах: мол, если проголодались, то огня не жалко, жарьте себе своего кабанчика на здоровье.
Тут они совсем смутились и впали в дискуссию.
– Валяйте, валяйте, – говорю, – только за дровишками сами сбегайте, кусты недалеко. – Это я им на пальцах объясняю. – А ты бы, Вики, сбегала, достала лингван – мы тут и без тебя управимся.
Вики под шумок исчезла, анитяне за дело взялись: кто дрова подносит, кто свинку потрошит. Я сижу, не вмешиваюсь, Рычин по-прежнему меня страхует.
Долго ли, коротко – зажарился кабанчик, кто-то приволок здоровенный лопух, на нем мясо порезали. Аппетитно так. Но никто не берет – мне предлагают первому.
Как быть? Совместная трапеза – это уже такой контакт, за который нам на базе всыплют по первое число. С тоской оборачиваюсь на корабль – по трапу Вики спускается.
– Держи анализатор, – говорит она вполголоса, словно они могут понять. – Если даст добро – леший с тобой, жуй, командир разрешает. Но чтоб больше того – ни-ни. А я лингван подключу, пусть наш корабельный блок на всякий случай набирает словарный запас.
Загнал я кусочек мяса в пищевой анализатор, он пожужжал, загорелась зеленая лампочка. Ну я в этом был уверен.
– Приятного аппетита, – говорю.
Кабанчика мы умяли в пять минут. Что особенно приятно, мясо было чуть солоноватое, а уж нежное – фазанья курочка!
Я чувствую – пора этот фестиваль дружбы свертывать.
– Премного благодарен, – кланяюсь я, – закусили, и пора по домам. Мне – сюда, а вам, вероятно, туда.
Они это прекрасно поняли, потому что вдруг все разом повскакали с мест и вцепились в меня. Машут куда-то вдаль, потом показывают на меня. Похоже, чересчур настойчиво приглашают с собой.
Поднял я коробочку лингвана, что Вики оставила, – он по рации связан с корабельным мозгом, так что его можно использовать и просто как коротковолновый фон.
– Что делать, Михайла? – обращаюсь к командиру. – Похоже, они хотят прихватить меня с собой вместо этого недожаренного поросенка!
– Сам впутался, – доносится из коробочки голос Рычина, – сам и расхлебывай. Судя по предварительному переводу, ты должен пойти к какому-то вождю и что-то подтвердить. Придется прогуляться. Даю тебе три часа, час резервный. Вики вынесет снаряжение. По истечении четырех часов перебрасывайся назад при помощи гиператора.
Между тем Вики уже спустилась, суетится вокруг меня, навешивает всевозможные фоно-, теле-, анали- и прочие датчики. Гиператором подпоясывает. И чтоб не было видно, как она волнуется, еще и мурлычет себе под нос: «Я на подвиг тебя провожала…»
Ладно. Пошел я на подвиг. Пока шел, а это километров шесть-семь, лингван набирался анитянских разговоров и под конец начал даже переводить мне кое-что под сурдинку.
Дошли до пещерного города. Заходим в помещение – не то храм, не то дворец. Входит царь. Коротко рявкает – все ниц. А я стою. Смотрит он на меня обалдело, – видно, не успели ему еще ничего толком доложить. Дядька он симпатичный, только уже в возрасте и поперек себя шире. Посапывает с хрипотцой – видно, сердечник. Одет тоже в плавочки, но весь еще обмотан какими-то травяными шнурками, на которых позвякивает множество мелких амулетов.
Чтобы не затягивать паузу, тихонько запрашиваю лингван, он мне суфлирует, и я уже громко, но почтительно вещаю, что-де гости, прилетевшие с неба, желают ему всего наилучшего.
Он приходит в восторг, бьет себя в грудь, как в барабан, и ревет на всю кубатуру пещеры, что он всегда мечтал дождаться гостей с неба.
А мои спутники все еще лежат носами книзу.
Я, чтобы восстановить справедливость, начинаю говорить, что нахожусь здесь только благодаря настойчивости этих храбрейших и гостеприимнейших…
– Они преступники, – рявкает царь. – Утаили добычу. Взять!
Ну я на то и здесь, чтобы этого безобразия не допустить.
Начинаю пространно (в меру способностей моего лингвана) описывать наши обычаи, по которым первое знакомство закрепляется общей трапезой (восторг царя и сопровождающих его лиц), а также извиняю свое поведение тем, что у нас-де каждый насыщается в меру потребностей, был бы аппетит (бурный восторг сопровождающих лиц).
Царь великодушно прощает моих подзащитных, и я чувствую, что моя миссия окончена, надо мотать отсюда, пока не наговорил лишнего.
Что и делаю.
Провожают меня всем скопом до самого корабля, за исключением разве что самого царя. Забираюсь по навесному трапу в кабину, а там, перед экраном среднедистанционного фона, сидят совершенно потрясенные Рычин с Вики.
– Что-нибудь не так? – забеспокоился я.
– Послушай, Стеф, он же стоял прямо перед тобой…
– Вы это про царя? Ну да. И бил себя кулаками в грудь, как, извини меня, чересчур эмоциональная горилла.
– Ох, Стефан, да ты сам не то чтобы горилла – ты макака-резус. И апатичная притом. Он же предъявлял тебе амулет!
– Спокойно, Вики, – вмешался Рычин. – Ты действительно ничего не заметил, Стеф?
Я пожал плечами:
– Темновато было в пещере.
– У него на груди висел ксенофинг Меткафа.
– Врешь? А ну, дайте-ка стоп-кадр покрупнее!
Вики крутанула видеозапись моего путешествия вспять, и вот весь экран заняло изображение необъятного торса его аборигенского величества. И среди бесчисленных блестящих побрякушек я сразу же увидел белую пирамидку, похожую на стократно уменьшенную сахарную голову.
Действительно ксенофинг Меткафа!
Эта легендарная вещица вот уже десять лет будоражила умы всех дальнорейсовиков вообще и разведчиков в частности. Ксенофингами, или «чужими вещами», у нас принято называть искусственные предметы внеземного происхождения. А этот, найденный Меткафом, по его утверждению, чуть ли не свертывал пространство, неограниченно поглощал энергию и спонтанно совершал гиперскачки. Все это сомнительно, но что совершенно точно – сахарная пирамидка сантиметровой высоты, ничего не веся, почему-то не парила в воздухе и проявляла магнитные свойства по отношению к любому металлу, кроме серебра.
Меткаф вез ее с Земли Пожеревицына, когда корабельный реактор дал течь и команде пришлось спешно катапультироваться в аварийной капсуле. Ксенофинг, упрятанный в сейф, погиб вместе с кораблем.
Посовещавшись, решили событий не форсировать, благо все снято крупным планом, а завтра же вызвать с базы комиссию по контактам.
Но назавтра события развернулись несколько иначе.