– Зачем мне в актовый зал? Мне в другое место надо! – прекратив смеяться, серьезно ответила женщина.
– Галя, куда тебе надо, туда мы и проводим! – поддержал коменданта Ефим.
– Вас туда не пустят. – тихо ответила заведующая столовой.
– Куда это нас не пустят? – возмутился капитан Мимикьянов. – Нас везде пустят!
– Нет. – низким изменившимся голосом произнесла Галина Стороженко. – Туда не пустят.
И вдруг Ефим понял, что, возможно, во тьме коридора стоит совсем и не заведующая институтской столовой, а какая-то, просто похожая на нее женщина… И похожая-то не особенно… Даже совсем не похожая… Да, и женщина ли это?
Он вгляделся. В коридоре колебалась белая женская фигура без лица.
– Эй, ты кто? – почему-то шепотом произнес Ефим.
Никто ему не ответил.
Некому было отвечать.
Вглядевшись во тьму коридора, он понял: там никого нет. Иллюзию женской фигуры вызывали медленно перемещающиеся по полу и стенам тусклые пятна света, падающего из окна.
– Слушай, Володя, с кем это мы разговаривали? – повернулся капитан Мимикьянов к коменданту. – Там же никого нет!
– Как это нет! Вон же Галина стоит!
– Да ты посмотри получше! Какая Галина! Это просто свет играет! – раздраженно произнес контрразведчик.
Владимир Иванович слегка откинулся назад и прищурился.
– Правда, тени бегают и все… – растерянно протянул он.
– Пить надо меньше! – наставительно произнес Ефим.
– Ты на себя-то посмотри! Ты, непьющий, сам-то с кем разговаривал? Сам с собой?
– Я? – грозно переспросил Ефим.
– Ты!
Ефим задумался.
– Не знаю. – наконец, сказал он.
– Ну, дела! – поскреб затылок Городовиков.
Друзья помолчали, осмысливая происшедшее.
– Ну, что стоять-то на месте? Пойдем куда-нибудь! – наконец, произнес Ефим.
– Куда? – мрачно спросил Городовиков.
– Ну, должен же здесь быть какой-нибудь выход!..
– Если это зона Лаврентия Павловича, то – нет выхода… – качнул головой комендант.
– Но мы же сюда как-то попали! Будем искать ту дверь на лестницу!
– Может быть, и нет уже больше никакой двери… Закрылась и цементом затянулась… – с безнадежностью в голосе произнес Владимир Иванович.
– Володя, ты чего, несешь? – без всякой твердости в голосе попытался возмутиться Ефим.
– А то и несу, – подавленно произнес Городовиков, – пропали мы с тобой, контрразведка! Не выйти нам отсюда никогда! Не дождутся нас люди, и Аля Тиц меня больше не увидит… – горестно закончил он.
В это время где-то совсем рядом раздались странные прерывающиеся звуки.
Друзья одновременно вздрогнули.
– Что это, как ты думаешь, Фима? – спросил комендант.
– Не знаю… Похоже, собаки лают… – высказал предположение майор.
– Собаки? – с дрожью в голосе переспросил Городовиков.
– Ну, да. Собаки.
– Откуда з-здесь с-собаки? – начал заикаться комендант.
– Слушай, – осененный внезапной мыслью Ефим взял коменданта за руку. – На биостанцию два дня назад собак для опытов привезли… Их в виварий поместили. Это, наверное, они лают!
– Ефим, сам подумай, где виварий, а где мы! Виварий – в противоположном конце здания! Чуть не за километр! Это не собаки… – глухо произнес Владимир Иванович.
– Не собаки? А кто? – подавляя дрожь в голосе, спросил Ефим.
– Сам знаешь, кто! – прошептал Городовиков.
И в это время от стены впереди перед ними отделилась высокая темная фигура. Она постояла и медленно направилась к ним.
В воздухе явственно пахнуло звериным запахом.
Друзья застыли с сердцами, бьющимися, как колокола.
Фигура остановилась в трех шагах перед товарищами по несчастью и негромко произнесла:
– Это вы, Владимир Иванович? Ефим Алексеевич? Вы за микрофоном? Так я уже взял у дежурного по биостанции. Хороший микрофон. Сейчас подключу, и Тамара петь будет.
– Вика, это ты? – сделав шаг назад, неуверенно спросил Городовиков.
– Я, конечно. – подтвердила фигура.
– А как твое отчество? – спросил комендант.
– Что? – не понял инженер.
– Ну, как твоего отца звали? – бдительно прищурился Владимир Иванович.
– Андреевич я. – удивленно ответила фигура.
– Да? – недоверчиво посмотрел комендант.
– Вы что меня не узнали? Это же я – Контрибутов Викул Андреевич.
Фигура сделала шаг вперед.
– Ну, теперь, узнаете?
– Узнаем. – сказал Ефим. – Так, ты за микрофоном на биостанцию ходил?
– Ну, да! В зале-то оба сгорели! А я на биостанцию сегодня утром хороший микрофон отнес. Дежурный мне радиолабораторию открыл, я его и взял!.. Да, вы не беспокойтесь, я за микрофон расписался…
– Расписался? – переспросил Мимикьянов.
– Ну, конечно! Так бы просто он никогда не отдал! – ответил Контрибутов.
– Ну, тогда, ладно! – облегченно вздохнув, произнес Ефим. – Тогда, все в порядке!… Слушай, а ты как в это коридор попал?
– Ну, как? Из вивария. Через запасной выход… – признался инженер. – Я понимаю, что не положено, но так быстрее… Пока бы я через центральный вход обернулся!..
– А приказ, чтоб через виварий не ходить, зверей не тревожить, читал? – строго произнес Ефим.
– Да, я тихо… Ну, в новогоднюю-то ночь можно! Я дверь за собой на задвижку закрыл, не беспокойтесь!
– Закрыл? – не поверил Мимикьянов. – А ну-ка, покажи!
– Ладно. – согласился невозмутимый Контрибутов.
Он повернулся, подошел к тому месту в стене, от которого только что отделился.
– Вот видите, закрыто! – показал он на обитую железом дверь с задвинутым засовом.
– Ну-ка, открой! – приказал Ефим.
Инженер отодвинул задвижку и толкнул внутрь тяжелую дверь.
Из образовавшегося проема пахнуло цирком. Ефим заглянул в проем. В нем виднелось сумеречное помещение с тянущимися по обе стороны прохода клетками. Там держали животных, предназначенных для опытов с электромагнитным облучением мозга. За решетками спали и бодрствовали собаки, лисицы и человекообразные обезьяны.
– Ну, что же, Викул Андреевич, – официальным тоном произнес капитан Мимикьянов, – все в порядке! А теперь, давайте пойдем в зал! Мы вас проводим.
Контрибутов с уважением посмотрел на встретившуюся ему бдительную пару, даже в новогоднюю ночь переживающую за порядок во вверенном учреждении.
Инженер закрыл дверь, аккуратно задвинул засов, и они двинулись через неосвещенный запутанный лабиринт институтского здания в актовый зал.
Не прошло и пяти минут, как ведомые надежным проводником заблудившиеся друзья вошли в актовый зал. Он сверкал всеми зажженными люстрами и гудел оживленными голосами.
Стоя на его пороге, друзья не понимали, как это всего лишь несколько минут назад они почти поверили, что попали в мрачную зону Лаврентия Павловича, которой нет ни на одном плане Институтских помещений, и из которой живому человеку нет выхода.
В свете люстр и шуме голосов признаться в таком даже самим себе было стыдно.
Но, что было, то было.
Ни тогда, ни потом им так и не удалось понять, каким образом вместо того, чтобы попасть в расположение Горынинского отдела под башню излучающих приборов, они оказались в противоположном крыле здания – у вивария биостанции.
В конце концов, друзья втайне друг от друга решили, дегустировать самодельную яблоновку в микроскопических дозах, и только в тех случаях, когда отказ может смертельно обидеть угощающего.
Ефим снова поднялся на виадук.
Под ним проходил железнодорожный путь, связывающий два континента. На одном конце стальной пары рельс лежал Атлантический океан, на другом – Тихий. Но они были далеко.
А прямо перед глазами высилось огромное здание бывшего Института, похожее на грозный средневековый замок.
У его подножья, словно мирное крепостное предместье, расстилалась утопающая в зелени Колосовка. Вознесенные в воздух массы листьев слегка трепетали под степным ветерком, во дворах повисло морскими флагами расцвечивания сохнущее белье, а по центральной улице неторопливо шагала лошадка, везущая в телеге за собой косматую копну сена.
Майор постоял на виадуке, полюбовался летним поселком и спустился вниз.
Он отправился на улицу, где жила бывшая лаборантка Института Тата Терновая, а ныне ясновидящая Тамара.
Ее большой рубленый дом стоял над железнодорожным тупиком. Он прятался за высоким – выше человеческого роста – непроницаемым забором из плотно пригнанных друг другу досок, выкрашенных в зеленый цвет.
Ефим остановился у калитки с прорезью для укрепленного с обратной стороны почтового ящика. Рядом на заборе была прибита белая эмалевая табличка с хорошо знакомым ему адресом: «Тупиковая, 17». Он нажал отполированную ладонями круглую пятку дверной ручки. Калитка в заборе бесшумно отворилась. Видимо, петли были недавно смазаны.
Между грядками с огурцами и малиновыми кустами вилась посыпанная битым кирпичом дорожка. Она упиралась в высокое крыльцо застекленной веранды. Майор поднялся по деревянным ступеням и нажал кнопку дверного звонка.
Дверь распахнулась едва ли не в ту же секунду. Перед ним стояла Тата Терновая.
Ее кукольное лицо в сумерках веранды казалось фарфоровым, и будто светилось изнутри. Густая темно-вишневая помада делал тонкие губы больше, а темный грим вокруг светлых глаз придавал им выразительность. Ефим отдал должное точно выбранному макияжу, который превратил игрушечное личико Таты в загадочное лицо ясновидящей Тамары.
– Ефим Алексеевич, вы? – сказала она, демонстративно называя его на «вы» и с отчеством, чего между ними давно уж не водилось. – Ну, я так и знала.
– Естественно. Ясновидение – наша профессия! Рад вас видеть, Тамара Ивановна. – в тон ей назвал старую знакомую по имени-отчеству Ефим.
– Ну, проходите, раз пришли. – не особенно приветливо пригласила хозяйка.
На Тамаре был надет длинный, до самого пола халат из темно-алого шелка. При движении, его полы слегка расходились, показывая стройные ноги, затянутые в черные колготки. Неизвестно, как обстояло дело со сверхъестественными силами, но пользоваться обычными женскими чарами Тамара умела.