Хунхуз был тонким психологом. Почти неизбежно следующее за его вопросом слово «верно», произносимое бароном, было бы первым шагом по той дороге, что должна была привести к исполнению просьбы спиридоновцев. Ответить же «нет, не верно» на утверждение, что нехорошо бегать от долгов, было, разумеется, невозможно.
Но цыганский барон Штирбу был психологом не худшим, чем авторитет по кличке Хунхуз.
– Умный человек Спиридон. – умело обошел расставленную ловушку Василий Романович. – Очень умный. Мало таких. Только нет у меня этого Контрибутова. Не привозили его сюда.
– Да, как не привозили? – начал выходить из себя гость. – Машина-то, в которую этот кролик запрыгнул, во дворе стоит! – ткнул рукой себе за спину спиридоновец. – У тебя он, Василий Романович! Отдай его нам и всем хорошо будет! Я и Спиридону так доложу: помог нам сильно барон Штирбу! – снова попытался использовать Хунхуз авторитет своего шефа.
– Ты что, мне не веришь? – тоже прибавил голос Штирбу и выпрямился во весь свой солидный рост. – Сказал нет его здесь – значит, нет!
– Мы ж своими глазами видели, как эта «Нива» его подобрала! – не сдавался Хунхуз.
– Не знаю, что вы там видели! Нет здесь Контрибутова. – отрезал барон, и показывая, что продолжать разговор он будет не с Хунхузом, а с его хозяином, прибавил: – А со Спиридоном я сам встречусь и поговорю.
Хунхуз сжал веки в щелки и собрался что-то сказать, но Штирбу его опередил:
– Ну, а теперь, извиняйте хлопцы, идите по своим делам. Нужен вам Контрибутов – ищите! Только не здесь!
– Э-э-э, Василий Романович! Так не пойдет! Мы ведь по-хорошему хотим! А можем и по-плохому! – угрожающе выкрикнул Хунхуз.
– Так, и я по-хорошему хочу! Но могу и по-плохому! – спокойно сказал Штирбу и сделал знак рукой.
Из-за стены картонных ящиков выступили четверо мужчин. В руках они держали разномастные охотничьи ружья.
Одна из дверей на галерее открылась, оттуда появился высокий цыган с двумя напарниками. В руках у него был пожарный багор. У напарников – длинные мясницкие ножи. Звонко цокая ботинками по металлу, цыган спустился на один пролет лестницы, и занял позицию на площадке, расположенной на ее середине.
– Идите, ребята! – Махнул рукой Василий Романович. – Миша вас проводит! А Спиридону, ты, Хунхуз, привет передай! Если до среды его увидите, скажите, в среду я буду в городе и к нему заеду. Кальвадосу привезу. Как обещал. Ящичек. Все, некогда мне больше с вами разговоры вести!
Штирбу отвернулся.
Цыган с багром, стоящий на площадке, стал медленно спускаться вниз.
Рука спиридоновского посланца потянулась к карману куртки. Но, обозрев поле боя, он понял, что позиция безнадежна.
– Смотри, Василий Романович! Как бы не пожалеть! – бросил Хунхуз в спину стоящему на галерее Штирбе.
Звенела лестница под ногами спускающегося цыгана с багром.
Вожак повернулся и, увлекая за собой остальных бойцов, направился к выходу. Шел Хунхуз неторопливо, сохраняя достоинство.
Цыгане с охотничьими ружьями двигались вслед.
Через минуту спиридоновцы исчезли в светлеющем проеме широких ворот.
Василь неторопливо опустился на свой стул с высокой спинкой. Выдвинулся со стулом из укрывавшей его ниши и майор Мимикьянов.
– И что за мамалыга такая! – недоумевающее произнес Штирбу. – И зачем им Контрибутов понадобился? И чего ему у меня делать?
Майор Мимикьянов сидел молча.
– Слушай, Ефим, а, может, они тебя за этого Контрибутова приняли? – резко всем корпусом повернулся к майору барон, будто только поймав пришедшую ему в голову мысль.
– Похоже, что так. – вынужден был согласиться майор.
– Ой-е-е! Вот дела! – покачал головой цыганский барон. – А я-то думаю, и чего это спиридоновцы за тобой гоняются! С ума, что ли, тронулись! А оно – вон что!
– Выручил ты меня Василий Романович! Не забуду! – посмотрел в лицо барону майор Мимикьянов.
– Ну, о чем разговор! Сегодня я помогу госбезопасности! А завтра, глядишь, и она мне поможет! – положил свою тяжелую руку на плечо Ефиму барон.
– Да, чем же госбезопасность тебе помочь может? – поднял брови Ефим. – Разве что, из РУБОПа вытащить, как в тот раз, когда тебя за незаконное предпринимательство под замок закрыли…
– Ай-я-я-яй! Ефим! – засмеялся Штирбу и погрозил ему пальцем. – Ты, что думаешь, я забыл? Василь Штирбу ничего не забыл! Василь Штирбу добро помнит!
– Знаешь, Соня, я такого сармале еще никогда не пробовал! – повернулся майор к синеглазой цыганке. – Удачно у тебя получилось! Хорошо у тебя жена готовит, Василий Романович!
– Да это не я! Это Мария делала! – заскромничала Соня. – Но я ее учила.
– Спасибо хозяйке за ужин! – поблагодарил Ефим. – Хозяину отдельная благодарность за гостеприимство! И еще маленькая просьба… Как бы мне вас покинуть, чтобы никто чужой этого не видел, а?
21. Теоретическая дискуссия
Однажды Ефим заблудился в Институте днем.
Прямо в самый разгар рабочего дня, накануне обеда.
Причем, это случилось не в начале его пребывания в Институте, а в самый последний год, когда, казалось, он уже хорошо изучил запутанную топографию многокорпусного и разноэтажного здания.
Ефим направлялся из лабораторий биостанции в корпус излучающих устройств. В этой части Института он любил бывать. А на биостанции – нет.
Особенно, не лежала его душа к тем помещениям, где располагался виварий.
Там в просторных вольерах обитали животные – мыши, лисы, собаки и обезьяны, предназначенные для проведения опытов по управлению психической деятельностью.
Майор Мимикьянов не любил бывать в этой части здания и, уловив носом слабый аромат цирка, решил обойти виварий окольным путем.
Но в этот день ему определенно не везло.
То ли он не там поворачивал, то ли путал коридоры, но никак не мог попасть в главный административный этаж, откуда начинались лестницы, ведущие во все части здания.
Возможно, причиной тому была сибирская уха, сваренная накануне последней подругой Володи Городовикова – вокзальной буфетчицей Алей Тиц.
Надо сказать, что уха по-сибирски не имеет ничего общего с тем жидким рыбным супом, который горожане привыкли называть ухой. Уха по-сибирски была изобретена таежными охотниками и рыбаками для жизни, а не для развлечения. Она должна была обеспечить организм энергией, достаточной, чтобы сутками преследовать зверя, часами тащить сети с рыбой, осуществлять сорокакилометровые переходы в тридцатиградусный мороз и ночевать на снегу у костра.
Готовится она так.
Большая высокая посудина плотно набивается стоящими вертикально тушками выпотрошенной рыбы и заливается подсоленной водой. (Аля использовала стерлядок, почти полный уазовский багажник которых Ефим с Городовиковым привезли с удачной рыбалки на северной протоке.) В оставшиеся между рыбой промежутки помещаются крупно нарезанные картошка, лук, морковка и какие-нибудь острые травы. (Аля положила черный перец горошком, петрушку и лавровый лист.) Затем посуда плотно закрывается и ставится в русскую печку или на костер. В таком положении она остается не меньше полутора часов.
(Володя засунул ее в муфельную печь Горынинской лаборатории, установив на регуляторе температуру в сто градусов, и Аля вынула ее через час.)
После того, как добытчик съедал пяток вытомившихся стерлядок и запивал их образовавшимся в посуде крепчайшим бульоном, ему становились не страшны ни лютые морозы, ни многокилометровые марши по заснеженной тайге, ни вытягивание из воды наполненных рыбой неподъемных сетей.
Уговорив под Алину яблоновку почти ведерную кастрюлю сибирской ухи, друзья почувствовали в себе силы, не меньшие, чем чувствовали после такого серьезного блюда таежные охотники и рыболовы. Энергия в них забурлила. Только вот ни ночных бросков через тайгу за медвелем-шатуном, ни многочасовой борьбы с тяжелыми сетями впереди у них не было.
Но и просто так лечь спать было уже невозможно.
Городовиков поступил просто: он уединился с Алей за ширмой своего кабинета. Очень скоро оттуда раздался ставший совершенно бархатным Володин баритон и приглушенный, но с серебром внутри Алин смех. Ефиму ничего не оставалось, как нанести неожиданный визит Галине Васильевне Стороженко, с которой накануне они не то, чтобы поссорились, но расстались недовольные друг другом.
Галя оказалась приятно удивлена. Размолвка была быстро улажена, и в результате спать ему пришлось не больше двух часов за ночь.
По этой причине, в тот день информацию, поступающую из внешнего мира, Ефим воспринимал не совсем четко и реагировал на нее замедленно.
Видимо, он перепутал очередную лестницу, и после блуждания по переходам оказался на какой-то незнакомой, огороженной корабельными поручнями площадке.
Подойдя к ее краю, он увидел, что площадка висит над большим холлом. Все его пространство было уставлено деревьями в кадках, и цветами в горшках. В центре холла в обложенном неровными камнями бассейне сочился влагой крохотный фонтанчик.
Разумеется, он узнал это место.
Под площадкой находилась зона отдыха с зимним садом.
Год назад она была создана по настоянию психологов. Зона отдыха должна была способствовать снятию психологического напряжения у сотрудников во время проведения экспериментов над биологическими объектами – мышами, лисами, собаками и обезьянами.
Зимний сад находился далеко от корпуса электромагнитных излучений – совсем в другой части здания. Ефим никак не мог сообразить, как он сюда попал, и как же теперь выйти к башне излучающих приборов.
Он ругнул себя за плохую пространственную ориентацию и уже повернулся, чтобы вернуться в коридор, как до него донеслись голоса беседующих людей.
Ефим прислушался.
И голоса, и тема беседы его заинтересовали.
Он подошел к краю площадки и попытался найти беседующих. Обведя взглядом рукотворные джунгли, Ефим обнаружил их прямо под собой.
Разговаривали двое. Они сидели на составленном углом большом кожаном диване под разлапистой пальмой. Рядом стояла небольшая группка научных сотрудников, но в разговоре они не участвовали, молча слушали.