Чтобы детерминистически решить рассматриваемую нами проблему, необходимо в предмете (т. е. в мышлении) выделить и зафиксировать в категориях такой общий способ связи явлений, как связь формы и содержания. Иными словами, иначе понять общее строение предмета, чем это позволяла сделать слишком простая и грубая категория «причинения», выявить систему отношений, в которую на деле включено знание. Категории «форма» и «содержание» как раз и возникают в системном исследовании, создавая поле для его движения и осуществления.
Речь идет о создании прежде всего особой абстракции, вырабатываемой логиком, но имеющей в виду сам предмет научного мышления. Отказываясь от метафизически-механического понимания, знавшего лишь статичный, чувственно-непосредственный предмет сознания, логик здесь по-новому представляет себе отношение мышления и предмета и выявляет в последнем то скрытое доселе обстоятельство, что источником знания является расчлененный объект деятельности, а не простая предметная данность. Мы уже говорили о том, что объяснение форм знания, особых структурных его свойств не может быть получено на пути непосредственного сопоставления ставшего знания с его чувственно-эмпирическим, конкретным предметом. Объект как источник знания есть объект, уже опосредованный активной деятельностью мышления, содержащий ее «отложения» и «объективации», которые выступают в качестве условий интеллектуального труда. Поэтому в логике речь идет о том, чтобы абстрагировать объект как сторону мышления, абстрагировать содержание как свойство формы[18].
Анализ того, как возникает знание в соотношении с предметом, требует выявления того вида, в каком этот предмет вошел в обобщенное содержание мысленной активности.
Таким образом, характер и природа объективного источника знаний должны пониматься с учетом деятельности мышления, Абстракция содержания в связи с формой и служит для этого[19].
Но если это, с одной стороны, означает новое понимание предмета знания и выделение в нем категориального, обобщенного содержания, то, с другой стороны, это же ведет к выделению в опытном познании тех форм, тех активных познавательных средств, с помощью которых знание добывается и строится. Сам субъективно-деятельный аспект мышления обнаруживается лишь при этом условии. Речь идет не о констатации того факта, что мы мыслим и только так получаем знание, а об умении обнаружить в этом процессе мысли какие-то логические связи, имеющие отношение к построению и свойствам ставшего знания [20]. Ведь все и до Гегеля знали, что готовому знанию предшествует какая-то субъективная деятельность, какая-то мыслительная работа, что в уме человека совершаются какие-то процессы в связи с опытно данным содержанием, процессы, результатом которых является знание как состояние сознания. Но в этой деятельности не видели ничего логически общего, никакого логического строения, способного к закреплению, воспроизведению и развитию в совокупной деятельности индивидов и в смене их поколений, поскольку, с одной стороны, она не рассматривалась в контексте свойств, характеристик соотнесения знания с объектом, с предметной областью, и поскольку, с другой стороны, сам предмет, с которым соотносится знание, не рассматривался как объект деятельности. В итоге получалось, что или мыслительная работа, приводящая к знанию, сводилась к психологии и чувственности, или же формы знания выводились из неких имманентных состояний мышления. В объяснении форм знания, особых его структур шли по пути рассмотрения их как проявлений определенного рода способности или особой, «мыслящей субстанции». Вся суть метафизической точки зрения заключалась в представлении, что предмет независимо от формы производит (или должен производить) знание, иначе он вообще не участвует в построении знания (последний вывод как раз и делается рационализмом, подчеркивающим несводимость структуры знания к независимому от свойств мышления предмету). Форма выступает в лучшем случае как внешнее предмету отношение полученных знаний, и речь тогда может идти лишь о правильности переходов внутри готового знания, о правильности опускания, исключения его членов или их распространения на другие предметы. И, следовательно, соответствующие правила, «логические законы» приходится формулировать помимо учета процесса возникновения знания из мысленного соотношения с предметом[21]. Иначе говоря — формулировать их на уровне идеальных связей готового знания. Поэтому формальными условиями назывались лишь условия правильного мышления, отвлеченно от гносеологической проблемы отражения, от проблемы постоянного соотношения с предметом (соотношения с предметом в живой деятельности, постоянно прорывающейся к тому, что стоит в действительности за идеальной структурой готового знания как предмета культуры). Теперь же, на основе выделенного абстрактного предметного содержания, понятие логической формы уже можно применить к связям знаний по способу их получения, т. е. с точки зрения и в плане отражения. Форма, т. е. определенного рода устойчивая и всеобщая закономерная связь, обнаруживается там, где ее не могли усмотреть (и отдавали соответствующую мысленную деятельность на откуп или психологизму, или интуитивизму).
В свете такого расчленения меняется и вся трактовка знания, механизма его происхождения. Структура знания со всеми ее особыми свойствами соотносится в сознании с конкретным ее предметом через форму мышления и ее абстрактное содержание, т. е. через связь этих последних в качестве элементов единого целого. В этом смысле можно сказать, что взаимоотношение формы и содержания мышления есть способ, каким в сознании устанавливается (и общественно фиксировано в интеллектуальном труде существует) связь соответствия между структурой определенного явления — логического знания — и отражением объективной реальности. Здесь мы имеем дело с единством объективного и субъективного, с их взаимопроникновением. И обнаружение этого единства логикой снимает субстанциалистское понимание мышления, представление о мышлении и бытии как о двух совершенно разнородных рядах явлений, так сказать, «параллельных» друг другу и никак друг в друга не проникающих. При устранении такого понимания только и выступает строение знания как субъективного явления, скрывающееся за ставшей формально-знаковой структурой знаний. Выявление его предполагает не анализ отдельно взятой структурной формы знания (понятия или суждения), а изучение того или иного научного построения в целом, рассмотрение процессов научного исследования и сложившихся в них абстракций, хода истории науки и т. д. Тем или иным строением генезис знания обладает лишь в таком контексте. В нем же мы обнаруживаем и определенное обобщенное содержание науки, ее «онтологию» или всеобщие типы связей, изучаемых наукой, т. е. определенное целое объекта науки. Чтобы понять структуру науки, логика изучает пути выделения наукой этого содержания из реальных связей объективного мира и уже на этой основе рассматривает исследовательскую деятельность ученых. Сами реальные связи обобщаются- в понятиях о содержании мышления и строении мира, а диалектический ход их познания фиксируется в понятиях об общественно-человеческих формах деятельности мышления (а не просто в эмпирических правилах методологии). Прежние учения о методе включаются в теорию познания (например, в виде особого ее раздела— теории видов абстракции), а предметные связи получают логическое обобщение в теории объективной диалектики, ее принципах и категориях.
5. Способ решения проблемы в немецком классическом идеализме
Исторически устранять антиномию эмпиризма и рационализма начали впервые классики немецкого идеализма (Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель). В том решении, которое они давали, явственно проступают идеалистически выраженные зачатки рассмотренного выше способа расчленения познания (т. е. анализа познания в категориях формы и содержания). Здесь и на поверхности заметно, что непосредственным предметом их размышлений, содержанием характерных для них положений и высказываний были как раз те важные для понимания механизма познания обстоятельства, которые затемнялись позицией метафизического сенсуализма и рационализма, именно — активность научного сознания, обобщенность предметного содержания мысли в рамках науки, организм науки как целого, историчность научных знаний и средств познания, общественно-историческая природа познания и т. д. Но дело скорее в том, что ими эти обстоятельства осознаются и фиксируются уже в их значении для гносеологической проблемы отражения, проблемы свойств знания, свойств «отношения идей». Расчленяя мышление на форму и содержание, немецкие идеалисты создают основу для увязки фактов активности мышления, обобщенности его содержания и т. д. с видимыми особенностями структуры знания, раскрывая те самым определенные внутренние связи механизма познания, отражения. В строении философии как науки изменившееся расчленение ее объекта (мышления) сказывается в том, что учение о методе и теория познания сливаются, онтология и гносеология выступают в единстве, логика и учение о вещах объединяются (ранний Шеллинг, Гегель).
Как мы уже сказали, антиномия эмпиризма и рационализма послужила одним из исходных пунктов дальнейшего развития вопроса о генезисе знаний. Стремясь решить ее, Кант первым абстрагировал предмет знания в качестве стороны мышления, первым абстрагировал познавательное содержание в качестве свойства, особенности познавательной формы, т. е. взял предметный источник знаний в виде определенным образом освоенного и расчлененного содержания человеческой деятельности. И проделал он это в весьма своеобразной форме. Канту уже нет необходимости вводить «предустановленную гармонию» знания и предмета (Лейбниц) или «параллелизм атрибутов» (Спиноза), чтобы понять факт постижения человеком предметов, как они есть объективно. С его точки зрения, мы вполне можем познавать предметы в их общей и необходимой связи друг с другом, не зависящей от образов субъективного сознания и психологии субъекта («эмпирического я»), ибо сами предметы как объекты знания суть «явления» и в силу этого определены в своем общем строении нашими априорными понятиями (категориями) и априорными условиями чувственности (формами пространства и времени). Он выдвинул положение, что объект мышления в отличие от предмета как такового (в отличие от «вещи в себе») дается не пассивно извне, а сформирован мышлением, создан «трансцендентальным единством апперцепции». Или, как выражается Кант, предметы сообразуются с познанием, и этим обеспечивается его научная объективность. Термином «явление» у Канта фактически обозначается то преобразование, которое претерпевают предметы действительности в связи с человече