Лейтенант проводил жену к раскладушке, выглянул в амбразуру убежища и, подойдя к Шабельскому, что-то тихо сказал тому на ухо. Олег вышел наружу, посмотрел на светлеющее над океаном небо, и, приобняв за плечи друга, увёл Ваню внутрь.
Впереди была очередная днёвка под смертоносными лучами солнца.
Глава 3В которой Иван приходит к выводу, что он сыт всякими путешествиями по горло
Бум. Бум. Бум. Бум.
— И давно он так?
— Весь день.
Шабельский невольно приложил ладонь к своему затылку.
— Б-р-р-р! Вот дятел!
Пятаков отвернулся.
— Дятел. Сидит себе…
Бывший охранник одними губами беззвучно выматерился. Этот «дятел» просто сидел и размеренно бился затылком о бетонную стену.
Бум. Бум. Бум. Бум.
В убежище стояла гнетущая тишина. Вязкая, липкая и мерзкая. Все члены группы, кроме военных, знали Надю лично и её сообщение всех, а особенно женщин, потрясло. Никто ничего не сказал, но в воздухе висело всеобщее — «ты ИХ БРОСИЛ!»
Бум. Бум.
Единственный человек, который знал, как с этой штукой управляться просто сидел, молчал и размерено бился головой о бетон.
— Умник, иди сюда, — Пятаков подозвал к столику, за которым он сидел вместе с Шабельским, Андрея и, выложив тяжёлый карандаш на столешницу, просто спросил, — так сможешь или нет? Только по-русски отвечай.
Аспирант уже было набрал полную грудь воздуха, чтобы объяснить этим недоумкам, что для возмущения поля нужно ещё более сильное поле, да ещё и с противоположным значением, а где его брать он не знает и… выдохнул.
— Теоретически.
— Значит, нет.
— Нет.
Олег пихнул друга локтём в бок. Сидевший в углу Маляренко перестал мучить затылок и, свесив голову на грудь, похоже решил поспать.
— Подождём.
На самом деле Ваня не спал. Он просто сделал вид, что спит, потому что не мог смотреть людям в глаза. Умом он понимал, что не мог предвидеть такое катастрофически быстрое развитие ситуации, но…
Кровоточащий синяк на затылке пульсировал дикой болью, грозя взорвать голову изнутри.
«Бля! Как хорошо то!»
Из дальней комнаты доносился приглушённые детские крики, вонь от двух десятков подросших бройлерных цыплят и тихий разговор женщин.
«Что сделано, то сделано. Надя, я потом все свои грехи отмолю. Или, попробую, хотя бы. А сейчас, прости, надо думать о… прости, Надя… о живых. Их тут двадцать два, да «военных» пятеро, да я, скот эдакий»
Маляренко открыл глаза и проскрипел.
— Э. Солдат. Иди сюда.
Шум в убежище моментально стих. Петров неуклюже дёрнулся, подскочил и замер.
— Второй, тоже сюда. Мы уходим в море завтра рано утром. У вас есть два часа вечером, чтобы найти себе девчонок. Ясно? Не слышу!
— Так. Грм. Точно.
— Олег. Готовь людей и грузы. Надо успеть загрузиться до рассвета. Лейтенант!
— Я!
— Головка… Ты сядешь в свой БТР, поставишь его перед яхтой и сядешь за пулемёт. Приказ простой — стрелять во всякого, кто приблизится.
— Есть!
— Женщины! У вас есть время до вечера, чтобы всё проверить. Собрать детей и собраться самим. Время пошло.
Маляренко, шатаясь, поднялся на ноги, и подошёл к Шабельскому.
— Олега, полей водички на голову, а?
Мрачная атмосфера безнадёжного ожидания вмиг рассеялась. В тесном и тёмном убежище начался натуральный бедлам, который обычно сопровождает все крупные переезды. Всё-таки, за почти два месяца жизни в диспетчерской люди пообвыклись и сумели наладить свой быт.
И тут — рраз!
Картина «Бегство цыганского табора от миграционной полиции «.
Олег смыл с волос Ивана лепёшку запёкшейся крови и поинтересовался.
— Жив?
— Жив. Не дождётесь!
Маляренко, кряхтя, выпрямился и направился к горе грузов и продовольственных запасов группы, занимавшей без малого половину и без того небольшой комнаты. Антон и Андрей поспешно сняли с неё брезентовое покрывало. Всё было ясно без слов — новый глава отряда решил проверить СВОИ припасы, а прежний босс, Олег, теперь спокойно стоял за правым плечом Ивана и давал пояснения.
— Консервы подъели почти. Ещё на пару недель бы хватило и всё. Здесь, в основном, хрупкие вещи и семенной фонд. Кое-что из туристического снаряжения, ну и… оружие и боеприпасы. Оптика ещё всякая. А ветрогенератор, солнечные батареи и опреснительная установка уже в трюме. Велосипеды, квадроцикл и горючее тоже там.
Если бы у Ивана так не болела голова то он бы непременно за неё, болезную, схватился.
— Какое горючее? Олег! У тебя там катамаран или сухогруз? Нам же ещё двадцать восемь человек разместить надо будет. А если пацаны себе кого найдут?
Стоявший поблизости Пятаков ухмыльнулся.
— Конечно найдут, и в город они не побегут. Тут, в портоуправлении, в подвале человек сто сидит, так они туда уже давно себе дорожку натоптали.
— Тем более. Тридцать человек.
— Не боись, всё продумано. Нам бы только возле пирса не потонуть, а там, даст Бог — справимся!
— Как?
Оказалось — очень просто. На палубе яхты с дурацким именем «Камелия «, доставшейся ей от прежнего владельца, давно лежали пять спасательных плотиков.
— Переходим, выкидываем их за борт и всё! Пять крытых прицепов в наличии.
Ваня припомнил океан, зимние шторма, канадцев вычерпывающих ведром воду и посмотрел на сухопутного яхтсмена с жалостью и злостью одновременно.
— Если нас на сушу выбросит — ладно. Если там море и штиль — тоже ладно. А если там НЕ ШТИЛЬ?
Иван покачал головой, осторожно потрогал шишку на затылке и ушёл в свой угол, оставив Олега стоять с открытым ртом.
Для всех обитателей диспетчерской вышки эта ночь запомнилась навсегда. Безумная гонка за жизнь заставила попотеть всех без исключения. Мужчин, женщин, детей. Даже приведённые морпехами девицы были сразу поставлены на погрузочные работы. Вещей оказалось на удивление много. Их мало было перенести на судёнышко. Надо было их с толком разместить, так чтобы и людям тоже хватило места. За два часа до рассвета все дела были закончены и все путешественники собрались на борту. Люди были возбуждены, напуганы и веселы одновременно. Упахавшись, все дружно попадали на палубу и только жена лейтенанта, обняв ребёнка, безуспешно уговаривала мужа плыть с ними. Офицер стоял на пирсе в метре от своей семьи и разрывался на части. Долг и присяга тащили его в расположение части, сердце — на лодку к семье, а разум советовал забрать жену и ребёнка с этой едва держащейся на плаву перегруженной лохани, и сваливать на БТРе в таёжную глухомань.
«А потом — зима. И как мы…?»
— Эй, лейтенант, — рядом с женой Скворцова возник Иван Андреевич. За его спиной начал сереть краешек неба. Близился рассвет, — попрощайся по-человечески. Надолго расстаётесь.
По голосу было слышно, что Иван улыбается.
«Ладно»
Едва Скворцов перешагнул через фальшборт катамарана, как страшный удар по голове лишил его чувств.
— Ну вот и всё, а ты боялась.
Ваня подмигнул взвизгнувшей от ужаса женщине и помог уложить лейтенанта на палубу.
— Да живой он, живой. Обещал, что с нами поедет — вот. Уже едет. Расслабься! Пятаков, давай эту хрень сюда и освободите мне место возле мачты. Олег отвязывай лодку. Пора.
Настроение у Вани было боевым. Маляренко пробирался между плотно сидящими на палубе людьми, которые с надеждой и верой ловили его взгляд, и ободряюще улыбался всем подряд. Мол, да плёвое дело! Раз — и готово!
Киянка в левой руке Ивана описывала замысловатые петли.
«Лай-лай, ла-ла-ла-ла-лай! Прощай, со всех вокзалов поездааа, уходят в дальние края…»
В голове царил сквозняк.
«Да какая тебе, нахер, разница, зачем мне молоток?»
Язык гонял за щекой стеклянную ампулу.
«Нужен он мне! Поле… возмущать! А не возмутится… один хрен помирать»
Смотреть в глаза этим людям в случае неудачи Иван не собирался. А в неудачу Маляренко, почему то верил. Пробойник, который он сейчас держал в руке, был очень похож по весу и размеру на тот, что ему дал старик, но вот видок у него подкачал. Странный материал был весь покрыт пупырями и трещинами. А самое главное — карандаш был КРИВОЙ.
«Пипец»
— Ладно, ребята. Я сейчас колдовать буду, а вы дружно отвернитесь. Хм. А то колдовство не получится.
Ваню несло. Он нервно хохотал, давил дрожь в коленках и слабость в кишечнике.
— Глаза закрыли, уши заткнули, стараемся не бздеть.
«Ой, бля!»
Было гораздо страшней, чем в тот раз, когда он шёл СЮДА. Убедившись, что никто на него не смотрит и все послушно заткнули уши, Маляренко приставил пробойник заострённым концом к основанию мачты, прошептал «Господи, помоги» и со всей дури махнул киянкой.
— АААААЙ! БЛЯТЬ!
— Что?
Народ вокруг в испуге повскакивал со своих мест, отчего лодка заходила ходуном.
— Ничё! Блять как больно!
Первый блин вышел комом — Иван, вместо «капсюля» попал аккурат по пальцу.
— Ничё! Отвернулись, я сказал!
Маляренко громко выругался, как следует прицелился и долбанул молотком по артефакту.
— Степь да степь кругом…
«Это мне приснилось, это всё был сон. Я — на «Мечте «, в своей каюте»
Было душно, влажно и очень жарко. Кровать мягко покачивалась на волнах, которые лениво били в борт яхты.
— … путь далёк лежит,
В той степи глухой,
Зааааааамерзал ямщик… Олег, трах-тибидох, долго мы ещё на этих вёслах надрываться то будем? Заводи движок!
«Не понял?!»
Маляренко попробовал открыть глаза. Потом снова попробовал. А потом — снова.
— Ы. Ы.
Рука нащупала на лице тряпку, сильно смазанную чем-то жирным и скользким.
«А правая? Правая?»
Правая рука вообще не ощущалась.
— Дядя Олег, он очнулся! Дядя Олег!
«А. Это я. Очнулся. Понятно»
Ваня осторожно положил на мягкое основание последнюю оставшуюся у него руку, помочился в джинсы и потерял сознание.