Джон поднес к трубке диктофон. Запись на диктофоне имитировала звяканье «квотеров», должных провалиться в чрево стального ящика.
Дождавшись падения последней монеты, обманутый робот с чувством произнес «спасибо», а далее последовал гудок вызова.
Абонент откликнулся незамедлительно. Звук из трубки доносился громкий, и Серегин отчетливо слышал текст доклада:
– Ты был прав, Джон. У Слепого засада. Он сдал тебя итальянцам сразу же после твоего заказа на бумаги. Когда они утопят тебя в местном болоте с крокодилами, твои документы тут же найдут покупателя, благо по криминальным учетам ты не проходишь и твои отпечатки пока при тебе…
Джон повесил на рычаг трубку. После некоторого раздумья он предложил Олегу:
– Может, сыграем на твои? Я уверен, нам улыбнется удача…
– Хватит упражняться на эту тему! – огрызнулся Серегин, глядя в глубину холла, где к лифту, ведущему в номера, направлялась любопытная парочка: по-прежнему неотразимо блистательное и стройное существо по имени Вирджиния, поддерживаемое под локоток очередным кавалером. Кавалер – розовощекий здоровяк с туповатой физиономией, видимо, турист из сельскохозяйственной глубинки, поглупевший от свалившегося на него счастья, был одет в новый, явно из ближайшего супермаркета, костюм, а воротник его рубашки стягивал галстук-бабочка, в крылах которого мигали красным и желтым цветом сферические пуговки на батарейках. Вирджиния, мельком оглянувшись на Серегина, окатила его волной откровенного отчуждения. Тот в свою очередь снисходительно улыбнулся в ответ, соболезнуя залетному фермеру, угодившему в липкие силки порока. А великолепная Вирджиния вдруг представилась ему олицетворением самой Америки – страной, ближе всего расположенной к аду. Но неотразимо завораживающей бижутерией своих завлекательных ценностей.
Пока Джон, оседлавший чемодан, предавался раздумью о дальнейших передвижениях и планах, Серегин позвонил в Нью-Йорк фиктивной супруге Хелен, так, на всякий случай.
Своим бесстрастным чеканным голосом девушка, ставшая придатком компьютера, не отрываясь от оконца монитора, поведала:
– Вчера тебе пришла по почте грин-кард. Так что прими поздравления и гони деньги, мне нечем платить за свет, я даже отключила холодильник.
– Давно пора, – сказал Серегин, – он уже годы работал вхолостую. А с деньгами – разберемся. Вскоре… Здесь, кстати, твой братец, он тебе гарантирует…
Хелен обреченно вздохнула. Затем продолжила скучно:
– У меня уже два дня живет Худой Билл. Он продал бизнес.
– Это еще почему? – озадачился Серегин.
– ФБР завело дело по мошенничеству со страховками, арестовано уже двадцать человек. Билл решил выйти из игры. После суда, думаю, все утихомирится, и он снова всплывет на поверхность. Да, полицейский катер наткнулся на тело его папы у пирса на Стейтен-Айленд. Там тоже могут возникнуть вопросы. Но главное, он готов платить мне за проживание только пятерку в день! Я не знаю, что делать с этим наглым скрягой! Он использует меня! Хотя кто только меня не использует…
– Пристает? – спросил Серегин участливо.
– Хмм, – донесся ответ. – Я предложила ему детский тариф, но этот жмот тут же потерял ко мне всякий интерес и отправился на набережную Кони-Айленд к наркоманкам по три доллара… Он расстается с деньгами, как Ромео с Джульеттой.
– Щедрость никогда не была сильной стороной его характера, – согласился Олег. – И когда ему приходится платить, у него меняется овал лица. Причем не в лучшую сторону.
– Время вашего разговора истекло, – встрял в диалог телефонный робот.
Положив трубку, Серегин оглянулся на Джона, листавшего в раздумье свою записную книжку. Оторвавшись от нее, тот произнес:
– Мы меняем маршрут. Едем в Пенсильванию. Путь долгий, надо угнать подходящую тачку. У меня там двоюродный дядя. Он солидный автомобильный дилер. Надеюсь, с жильем и с работой нам подсобит. Дорога займет часа четыре. Посиди на чемодане около пандуса. Думаю, я обернусь быстро.
И уже через пятнадцать минут, покидав пожитки в просторную пещеру багажника лимузина «таун-кар» и с удобством расположившись на его пухлых кожаных сиденьях, тандем вырулил на широкую автостраду, покатив в провинциальные североамериканские дебри с их бесконечными плоскими полями, усеянными мачтами ветровых генераторов и сияющими цилиндрами силосных башен.
Глядя на эту чужую землю, к которой оказался привязанным, Серегин думал, отчего все это с ним происходит? Ведь так он докатится до тюрьмы, а после и вовсе растает бесследно в какой-нибудь безымянной могиле вдали от родной, выпестовавшей его России, куда вдруг неодолимо и остро потянуло, наполнив душу тоской и мукой по своему берегу, оставшемуся за океанскими ширями и их гулкими поднебесными пространствами. Или все эти испытания посылает ему Бог?
– Когда-нибудь мы станем уважаемыми, добропорядочными джентльменами, – внезапно произнес Джон, дисциплинированно соблюдающий скоростной режим. – И будем вести пресную, праведную жизнь. Единственным отрадным утешением в ее скуке, мой друг, станут воспоминания. В том числе и об этой минуте нашего бытия. Запомни ее! В ней есть риск, неизвестность, надежда… Ведь настоящая жизнь – это не дни, которые прошли, а которые запомнились!
– Моя жизнь здесь – это путешествие по разным этажам сумасшедшего дома, – буркнул Серегин. – И каждый из них я запомнил навсегда!
– И теперь в этом билдинге ты официально прописан, – сказал Джон. – Миллионы людей захотели бы оказаться на твоем месте – жителя лучшей в мире страны. Ты грустишь по России? Что в ней хорошего, в этом осколке третьего мира?
– Да ты хотя бы сравни нашу и вашу культуры… – с возмущением начал Серегин, но Джон от него отмахнулся:
– Ваша культура закончилась в начале двадцатого века. Остался разве балет, в котором я мало что смыслю, хотя признаю, что этот тип шоу – хороший бизнес. А почему? Он вне национальности, как физика и математика. А что предназначено для узкого национального сознания, широкого спроса не имеет. Мы же стоим над всеми национальностями. И всё американское без отрыжки лопает мировой рынок. Нашу культуру – тоже. Голливуд нужен везде, а кому требуются русские фильмы? Или индийские, пусть их и выпускают по дюжине в день… С музыкой, под которую разве кобр заклинать… Твоя голова забита шелухой. Я учился на психоаналитика и дам тебе добрый совет: живи в пределах возникающих проблем, думая, как извлечь из них прибыль или же уклониться от ущерба.
– Мы не уклонились от ущерба в казино…
– Потому что были чьей-то проблемой, – парировал Джон.
Дядя Джона – добродушный облысевший толстяк лет шестидесяти, со слюнявым ртом и пористой, словно цепью изгвазданной, физиономией, встретил их в своем офисе, примыкавшем к обширной площадке, плотно заставленной подержанными автомобилями, обманно лоснящимися от восковой пасты и зазывно украшенными елочной мишурой.
Выслушав горестную исповедь племянника об утрате всяческой работы в Нью-Йорке, дядя посетовал на жестокость и пагубность жизни в порочных мегаполисах, куда, по его словам, он не переехал бы ни за какие коврижки. Затем воодушевленно описал прелести здешнего свежего воздуха, рыбалки, окружения бесхитростных сельских тружеников, после чего повел гостей в придорожную забегаловку, где накормил их приличным обедом.
– У меня есть место менеджера по продажам, – поведал он Джону. – Оно просто создано для тебя. Ни у кого из здешних парней так не подвешен язык. А что касается твоего товарища, – он кивнул на Серегина, – могу рекомендовать его разнорабочим на местное предприятие по производству ружей…
– Нам необходима работа за наличные, – осторожно произнес Джон.
– Так вы в бегах? – мгновенно отреагировал дядя. – Чек, банк – и вас тут же берут за бока?
– Временные неприятности, – опустил глаза Джон. – И еще: нам нужен дилерский номер для «линкольна», на машину нет страховки…
– Полагаю, на нее ничего нет, – добавил догадливый дядя. – Что ж… – Он отодвинул от себя тарелку. – Я не буду входить в роль старого зануды и читать вам пустые нотации. Я дам «жестянку» на борт, но, если вы влипнете с ней в историю, выкручиваться будете сами. Работа за наличные? Но те люди, на кого будут выписаны чеки, потребуют компенсацию за налоги и за свою причастность к такого рода химии… Ваша участь – сводить концы с концами.
– К этому не привыкать, – заметил Серегин философски.
– Тогда пошли, – сказал дядя, грузно поднимаясь из-за стола. – У меня есть маленький домик, выставленный на продажу. Триста долларов в месяц, надеюсь, вы потянете…
Так началась их скучная, но благонравная жизнь в сельскохозяйственной провинции, в крохотном городишке, где каждый был на виду и каждый знал каждого. Утром Джон заводил «таун-кар», беспощадно жравший ведра бензина, уезжая на свою службу по охмурению покупателей заезженных колымаг и забрасывая по пути Серегина на его трудовую вахту поденного рабочего. Впрочем, карьерный рост Олега отмечался известными успехами: сначала он подметал заводской двор и вывозил мусор, а после был переведен на должность сборщика патронов, освоив нехитрый станок, матрицы, науку посадки капсюля в гильзу и обжима пули в патроне, что именовалось заумным термином «кримпование».
Заводик был небольшой, состоявший из нескольких цехов, а в подвале его располагался пристрелочный тир, куда однажды Серегин был приглашен хозяином развлечься в испытании модифицированной винтовки. Хозяин считал себя многоопытным стрелком, но, посмотрев результаты стрельбы своего подчиненного, обомлел в восхищении, сказав, что готов подготовить из него чемпиона. Олега тут же перевели на пристрелку оружия.
Вскоре в скромный домик с табличкой «Продается», примкнутой к корявой акации, прибыл новый жилец – Худой Билл, решивший погостить у старых друзей.
Облик его полностью соответствовал определению «ковбой». Голубые джинсы обтягивали поджарые ноги, он немного сутулился, будто провел в седле всю свою жизнь, сапоги из оленьей кожи были окантованы на каблуках и мысках блестящим железом, за воротом голубой плотной рубашки виднелся красный шейный платок, а на голове красовалась шляпа с широкими полями, закрывающими лицо от солнца.