или дядю Андрея ехать домой – мол, мы вам позвоним. Вернувшись домой дядя слёг с сердечным приступом. Врачам удалось его спасти, но сразу с инсультом свалилась тётка. Все семейные распри были забыты и уже собственный папаша, потребовал от Ивана поднять все свои связи и помочь найти брата. Надо сказать, что не вышедший разрезом глаз, Иван так и не смог поступить ни в Алматинскую, ни в Карагандинскую школу милиции и после службы в армии уехал в Пермское училище. Которое с успехом и окончил. Так что знакомых, приятелей и друзей в российских силовых структурах у капитана Маляренко было предостаточно. Однако все телефонные звонки и встречи ничего не дали. А потом один из сокурсников, нервно оглядываясь, дал понять излишне любопытному менту, что соваться в это дело не стоит. Ибо дело на контроле… И, кажется, даже не ФСБ. Потому как (тут сокурсник перешёл на шёпот) в тот день по всей стране людей пропало – не счесть. Понял? Иван понял. Об эту стенку можно лоб расшибить. Причём насмерть.
Родители брата угасли за три месяца. Сначала отцов брат, через неделю – его жена. Тогда, впервые в своей жизни, капитан Маляренко почувствовал, что он осиротел.
Этот сон приходил всегда в начале сентября. Крутился неделю, а потом исчезал. Всегда один и тот же. Уже минул и восемнадцатый год, шёл двадцатый, а никаких боевых действий в Крыму отставной полковник не наблюдал. Всё было тихо-мирно. Иван Сергеевич зевнул и, наконец, заснул.
– Слухай, Вовка, а действительно, сколько лет он, по-твоему здесь стоит? – Брат сосредоточенно оттирал от пыли якорь на монументе. Пыльная и грязная ладонь, шурша, ходила по граниту. Брат был всё так же молод. Только ещё сильнее загорел, да изрядно оброс. Светло-рыжая борода на чёрном лице смотрелась забавно.
– Тыщща! Не меньше! – В поле зрения возник знакомый тощий тип в рваном пиджачке. Тип шумно высморкался и продолжил: – Двинули уже, а? Нам до посёлка ещё топать и топать. До темноты бы успеть, а то нарвёмся.
– Двинули, Володя. Двинули.
Полковник проснулся, поднялся, стараясь не разбудить захворавшую жену, и пошёл в кабинет. Достал бумагу и карандаш. Перед глазами стоял обелиск с якорем.
Глава 1. В которой Иван Андреевич приходит к выводу, что зима это лучшее время года. Почти.
Наступившая зима Ивану понравилась. Ну как «понравилась»… Ну как «зима»… ожидал он, конечно, худшего – метелей, голода, холода и полноценной зимовки с синими носами вокруг печки-буржуйки. А получалось пока что всё дольно мило. Две недели лёгких дождиков, прохладный ветерок и однажды ранним утром – пар изо рта. В остальном это была обычная ранняя осень по меркам средней полосы. Звонарёв только довольно крякал, глядя на очччень медленно тающую поленницу – печку топили раз пять, не больше.
– А я тебе говорю, что лето тут – это самое дерьмовое время года! – Коля, залившийся брагой по случаю своего дня рождения по самое «не могу», размахивал перед носом Ивана грязным указательным пальцем. – Потому как… о!
– Да я что, спорю? – Маляренко снисходительно улыбался. Позади ушедшего в нирвану вождя со страдальческим выражением на лице стояла Ольга. Судя по виду Николая – ждать оставалось недолго. Наконец вождь прикорнул фейсом об тэйбл и Иван скомандовал: – Забирайте!
Бывшие военнопленные, Макс и Аркадий, а ныне подсобные рабочие под началом Звонарёва, шустро подхватили вождя и потащили его к дальнему шалашу – отсыпаться. Заносить в дом эту благоухающую тушку женщины категорически запретили.
Кутаясь в безразмерную брезентовую робу, Маляренко вылез из под навеса столовой. Дождь едва накрапывал, хотя небо было плотно затянуто свинцовой пеленой туч, отчего казалось, что уже вечер. Решив, что хороший послеобеденный сон ему точно не помешает, Иван подцепил лопатой лежавший в костре булыжник и споро отволок его к своему шалашу.
Разок попытавшись переночевать вместе со всеми в общем доме, чета Маляренко дружно отказалась от своего угла и переселилась обратно в палатку. Алина, правда, со страхом ожидала зимы, когда ей придётся вернуться в коммуналку, но Иван, почесав репу, заявил, мол, война план покажет – когда будет зима, тогда и будем думать. После чего из вязанок камыша он соорудил довольно толстую основу на которую и водрузил свой капроновый домик. Алина прошлась по тёплому и слегка пружинящему полу и, в общем, осталась довольна. О чём не замедлила сообщить мужу. Сообщала она, пользуясь отдельной жилплощадью, используя все свои умения и возможности. Окрылённый такой оценкой своего труда, Иван насыпал по периметру глиняную отмостку, чтобы камышовые маты не отмокали, и соорудил из более-менее ровных веток каркас вокруг палатки. А затем, используя всё тот же камыш и гибкие прутья кустарника, нарастил на каркас, так сказать «мясо». Внешне смотрелось это сооружение совершенно кошмарно – бесформенный стог сена с торчащими там и сям ветками и камышинами. Зато внутри было тепло и уютно. Никакие дожди и ветер не проникали сквозь это сооружение. А про палатку и говорить было нечего – сплошная красота! Гордая Алина привела на экскурсию всех подружек. Подружки работу Маляренко оценили, отчего тот ещё больше выпятил грудь и расправил плечи. Апофеозом творческой мысли Ивана Андреевича была толстенная глиняная лепёшка возле входа. Туда, в небольшое углубление в центре, по вечерам клался разогретый в костре десятикилограммовый булыжник. Тепла, которое он давал, вполне хватало на ночь. Так что спать в куртках, чего опасалась Алина, не пришлось. Частенько ночью было настолько жарко, что матерящийся Маляренко расстёгивал и откидывал полог палатки.
«Включив калорифер», сытый и «слегка» пьяный Ваня, скинул верхнюю одежду, растянулся на лежаке и моментально заснул.
Ножик опять соскочил с деревяшки. Звонарёв чертыхнулся – складешок, сделанный из паршивого железа, приходилась подтачивать чуть ли не каждые пять минут.
«Эдак его надолго не хватит. Сточу нахрен», – Серый мрачно осмотрел заготовку половника и отложил её на потом. Вечерело, снова подул пронизывающий ветер и пошёл дождь. Почти все сидели в доме, только он ковырялся по хозяйству под навесом в столовой, да один из новеньких, Макс, пытался подремонтировать крышу своего шалашика.
«Видать заливает. А как себя пяткой в грудь бил – не буду, мол, обузой! Сам. Всё сам. Ну-ну…» – Геннадьич усмехнулся. В целом, бывшие военнопленные ему нравились, ребята они были живучие и за последнее время ко всему привыкшие. Так что от работы не отлынивали, а честно впахивали «от и до». В своё время и он, Звонарёв, и вождь всецело поддержали идею Ивана о карантине «доходяг». За пару недель, проведённых у моря, ребята отъелись и перестали быть похожими на ходячих скелетов. Да и из посёлка им регулярно подбрасывали то варёного мясца, то жареной печени. Парни ожили и соорудили у устья ручья неплохой временный лагерь, защищённый кустарником и с довольно солидным навесом. Теперь этим лагерем временами пользовалась команда охотников.
Из резиденции Маляренко раздался богатырский всхрап. От дальнего шалаша ему вторил укрытый шкурами вождь, которого злая на весь мир Ольга велела отнести от неё подальше.
Звонарёв подложил в едва теплящийся в очаге огонь толстый чурбачок и посмотрел в темнеющее небо. Юрка-длинный и Димка до сих пор не вернулись от водопоя.
«Может у ручья решили заночевать? Хотя, вроде как не договаривались об этом». – Геннадьич поморщился. Прошлая охота была неудачная. Стадо к водопою так и не пришло и ребята решили перекантоваться под навесом. Вернувшись на следующий день, да ещё с пустыми руками, молодняк получил серьёзную выволочку от Николая и клятвенно пообещал предупреждать заранее, если они уйдут больше чем на сутки. И вот опять. Звонарёв с досады сплюнул. «Уррроды! Обещали же сегодня не задерживаться». К столу подошёл, кутаясь в самодельное пончо из шкур, Володя.
– Дежурить?
– Точно так, Сергей Геннадьевич. Эти гаврики так и не пришли? – Володя кивнул в сторону калитки.
– Завтра с ними разберёмся. Бди. Прораб тяжко поднялся на ноги и, прихрамывая, пошлёпал по лужам к дому.
– А интересно, где моя жена?
Иван похлопал рукой по тому месту, где обычно находилась пятая точка любимой, но нащупал только одеяло. Вокруг была кромешная тьма.
– Вот это я поспал.
Иван зябко дернул плечами. Печка остыла и в палатке было холодно. Постукивая зубами, Маляренко выбрался из-под одеяла и, поминая электричество, лампочки и их отсутствие здесь, стал искать одежду. Кое-как одевшись, Иван вылез из палатки и спотыкаясь и поскальзываясь на мокрой траве, рванул на огонёк – к навесу столовой. Там уже сидел, поддерживая двумя руками голову, взъерошенный вождь и дежуривший в ночь Володя, который задумчиво смотрел на огонь, вороша кочергой угли.
– А! Иван Андреевич! – Володя отвлёкся от своих дум и приветливо улыбнулся. – В нашем полку полуночников прибыло. Разрешите доложить? А то, – Романов покосился на усиленно дышащего Колю, – шеф только отмахивается и мычит.
– Ты Алину Ринатовну не видал? Ух! – Ваня брезгливо сморщился. От «шефа» несло тааааким букетом…
– Она сказала, что с Олей заночует. Тут такое дело – охотнички ещё не вернулись.
– Как?! – Николай мгновенно протрезвел. – Как не вернулись? Ну сучата!
Вождь пьяно и многосложно выругался и собрался немедленно двинуться к речному лагерю, чтоб поиметь молодёжь в особо изощрённом виде. При этом он бодро вскочил на ноги, но брага не подвела и, схватившись за больную головушку, Николай вновь рухнул в кресло.
– Воды.
К рассвету, однако, к немалому изумлению Ивана, Николай пришёл в себя и, хотя от него изрядно попахивало, на ногах держался твёрдо, а мысли излагал связно и почти без мата. Мысли вождя сводились к одному – к карательно-воспитательной экспедиции в составе его, Николая, и его «баааальшого друга» и «вот такого парня!» Ивана. Маляренко прикинул, что через полчасика проснётся повариха, а за ней и все остальные, и что встречаться с недовольной женой сейчас не с руки и мысленно согласился с планом вождя. Глядя, как шустро тот собирается выступать в поход, Иван решил, что на самом деле основной идеей Коли было смыться из посёлка до