Слова капитана почему–то вызвали бурю негодования в груди губернатора. В волнении он поднялся и подошел к окну, повернувшись спиной к адъютанту, который продолжал стоять в шаге от двери. Этот хитрый малый, вероятно, заметил возбуждение губернатора. Но если у него есть хоть капля догадливости, то он сейчас же покинет кабинет, чтоб губернатор мог подумать в одиночестве, как быть дальше.
Но Барков продолжал стоять, как вкопанный. В какой–то момент Ивану Андреевичу пришло в голову накричать на адъютанта — чего он еще тут ждет?! Но губернатор вовремя осознал неприемлемость такого решения. Он повернулся и строго спросил:
— Вам нравится состоять при моей особе, Александр Василье–вич?
На лице адъютанта обозначилось недоумение, но он быстро справился с собой.
— Так точно, ваше высокопревосходительство!
— Вот уже минуло семь месяцев, как вы прибыли в Оренбург. Характеристики и послужной список у вас в порядке. Но мне почему–то хочется больше знать про вас, Александр Васильевич! Почему столь доблестного и положительного офицера отправили служить в наше захолустье?
— Для меня служить Отчизне нигде не зазорно!
От слов Баркова губернатора передернуло. Когда капитан замолчал, он закусил нижнюю губу, заложил руки в карманы и подошел вплотную к адъютанту:
— Сдается мне, что и ты с того поля ягода. Поди, «присматривать» за мной в Оренбург послан?
— Я прибыл сюда служить России! Шпионское ремесло — дело не мое!
— Берегись, если твои слова далеки от правды. А то можешь сломать себе ребра и лишиться головы одновременно!
— Да я…
— А я тебе говорю: пошел вон, Александр Васильевич!
— Разрешите идти? — вытянулся адъютант.
— Уже разрешил.
Как только надоедливый адъютант исчез из кабинета, губернатор вздохнул. Но не успел он вернуться к столу, как дверь снова распахнулась и вошел секретарь.
— А тебе чего надо? — нахмурился Иван Андреевич.
— Председатель следственной комиссии полковник Неронов требует видеть вас, — доложил секретарь.
— Он еще и требует?! — воскликнул сердито Иван Андреевич. — Что этому остолопу от меня опять понадобилось? Чтоб у меня кусок встал поперек горла при виде его гнусной физиономии? Что ж, пусть войдет. Надеюсь, эта встреча будет у нас последней.
Вошедший Неронов вежливо поклонился. Губернатор смерил его с головы до ног высокомерным взглядом и сказал презрительно:
— Что еще, полковник? Что вы так усердно рветесь в мой кабинет? Вы плохо выглядите. Опять, наверно, придется выслушивать какой–нибудь сумасшедший отчет?
— Я бы хотел поговорить с вами о серьезных делах, — стараясь быть предельно вежливым, сухо ответил Неронов.
— Говорите, не стесняйтесь, — сказал Иван Андреевич, усаживаясь за стол, но не предлагая полковнику садиться. — Здесь только я один и внимательно тебя слушаю.
— Простите, ваше превосходительство, что я вам досаждаю, но я уже четыре раза просил принять меня. Вы все уклоняетесь от встречи, а я ведь состою на службе у императрицы!
— Ну-с, послушаем. — И губернатор зевнул, небрежно скользнув взглядом по председателю Государственной следственной комиссии.
— Вам известно, — продолжал спокойно Неронов, — что я послан сюда выявить причины бунта яицких казаков и наказать их. Но, простите за резкость, вы, наверное, забыли о документе с моими полномочиями, как забыли и то, что не являетесь здесь единственным хозяином? О вашем недостойном поведении я доложу в Петербург!
— Ваше право, друг мой, — зло засмеялся Иван Андреевич. — Только не забудьте указать, что, убоявшись бунтовщиков, ваша комиссия проводила следствие подальше от беспокойного Яицка, в спокойном во всех отношениях Оренбурге!
— Я не обратил бы внимания на то, как вы обходились лично со мной, — жестко продолжал полковник. — Но я не могу молчать, как вы относитесь ко мне как к лицу государственному! А вы не боитесь, что в Оренбурге может случиться то же самое, что и в Яицке?
— Нет.
— Позвольте спросить — почему?
— Потому что наши казаки — люди смирные и законобоязненные.
— Но вы тоже не больно–то жалуете их «волей»? Да и поборы мало уступают яицким.
— Это ваши жалкие домыслы, милейший.
— Я уезжаю, а вы остаетесь, — улыбнулся полковник и протянул копии документов. — И молите Бога, чтобы не оказаться в шкуре ныне покойного генерала Траубенберга.
Неронов учтиво поклонился и вышел за дверь.
— Этот мерзавец меня оскорбил! — воскликнул Иван Андреевич, выпучив глаза. — Но ничего, я сейчас сам отпишу в Петербург относительно его чертовой комиссии.
* * *
Капитан Барков вышел из кабинета губернатора. Иван Андреевич бесцеремонно оскорбил честь и достоинство своего адъютанта. Его оскорбил человек, в чьей неуравновешенности он не сомневался.
До предстоящей встречи с Безликим оставалось еще довольно много времени. А потому капитан Барков решил напиться. На него редко нападала подобного рода блажь, но сегодня как раз и накатило.
Капитан зашел в кабак и занял пустующий столик в углу заведения. Кабак быстро заполнялся людьми. Когда, приняв изрядную дозу, Барков собрался уходить, за его столик подсели поручик Еремин и казачий урядник Фролов.
— Вот те раз, — радостно воскликнул Еремин, — сам адъютант губернатора в этом аду! Кто бы мог подумать?!
— А он что, не человек, что ль, — ухмыльнулся урядник. — Порой так накатит, что до смерти нажраться хочется, прости господи.
Обзаведясь собутыльниками, Барков пожал плечами, посмотрел с тоской в сторону двери, и веселье продолжилось.
Когда они опорожнили третью бутылку, Фролов извлек откуда–то еще фляжку водки. Но, как ни странно, языки выпивох ничуть не отяжелели. Темы разговоров становились все слаще и упоительнее.
Барков быстро закрыл глаза и сразу же их раскрыл, чтобы наполнить зрение дымом прокуренного помещения, грязной серостью стен, накрывающих столы скатертей. Вот так! Теперь он здесь, и существует лишь то, что он видит.
О губернаторе он вспоминать не хотел. Уж лучше изрядно напиться. Водка, однако, уже кончилась. Урядник Прокоп Фролов потряс над стаканом опустевшей фляжкой и пьяно ухмыльнулся:
— Кажись, все до донышка дожрали, господа хорошие.
— Хозяин! А ну поди сюда! — Еремин попытался встать, чтобы придать своему приказу больший вес, но это ему не удалось.
Зато хозяин все понял: щелкнул пальцами, и услужливый официант спешно поднес требуемую бутылку водки.
— Разтудыт твою мать! — пьяно выругался Еремин, дождавшись, когда урядник отойдет, чтобы справить малую нужду. — Я хочу кое- что тебе сказать. Теперь, когда мы тут одни. Ведь я совсем не такой, как раньше, но когда пробудешь в этом захолустье подольше, сам поймешь. Если бы я имел связи в Петербурге, ноги бы моей здесь не было! Я тут усыхаю… А душе простор требуется!
Поручик еще что–то пробормотал себе под нос и пьяно ухмыльнулся:
— А ты чего сюда приперся? Что, некому было словечко замолвить?
Он покачал недоверчиво головой и закончил, не дожидаясь ответа на свои бессвязные вопросы:
— А теперь я хочу спать. Помоги мне добраться до дома.
В это время у столика появился хозяин кабака с громилой огромного роста. Хозяин понимающе посмотрел на пьяного поручика и кивнул громиле:
— Пантелей, помоги его благородию!
Пантелей бережно взял Еремина на руки и осторожно, как засыпающего ребенка, понес его к выходу.
Скоро вернулся урядник Фролов. Он был уже до того пьян, что отсутствие поручика даже не заметил. Казак вылил в себя содержимое стакана и посмотрел на Баркова стеклянными глазами:
— А ты что? Ждешь отдельного приглашения? — И, взяв недопитый поручиком стакан, протянул капитану. — На–ка вот… хлопни за здравие…
Барков протянул ему корку хлеба. Урядник сунул ее в рот и стал жевать. Проглотив корку, Фролов выпучил на Баркова пьяные глаза и слюнявым ртом спросил:
— Ты меня знаешь?
Барков утвердительно кивнул, хотя сидевшего перед собой человека видел впервые в жизни.
— Фролов я, Прокоп Силантьевич, — двинул себя кулаком в грудь казак. — Берлинский урядник. Да меня все вокруг знают да почитают.
— Сколько тебе годков стукнуло, Прокоп Силантьевич? — спросил Барков, подливая в стакан урядника водку.
— Господь даст, скоро пять десятков стукнет, — ответил урядник, поставив локти на стол. — Пять десятков отмерил, а что видал? Эх–хе…
— Ну, что–нибудь да видал, — улыбнулся Барков.
— Фигу я зрил за службу государеву! — казак свел пальцами фигу и занес ее над столом: — У нас только барчуки живут как люди. А мы…
— Что, так худо живется? — спросил капитан.
— А ты думал! — урядник грохнул кулаком по столу и, не обращая внимания на присутствующих, громко продолжил: — Все зараз прахом идет. Кругом одни поборы! Ты думаешь, яицкие казаки от хорошей жизни бунт подняли? А вот ежели наши за сабли возьмутся…
Фролов выпил, занюхал рукавом и продолжил:
— Казаки наши — что порох! Поднеси огоньку — и бах. В Илеке был, в Сакмарске… Много где был я. И везде, скажу тебе, благородие, бляха муха, на пределе…
Урядник ткнулся лицом в тарелку с квашеной капустой и захрапел. Барков встал и подозвал хозяина.
— Захаживайте, господин офицер, — залебезил хозяин заведения, получая деньги. — Всегда у нас рады людям государевым!
— Премного благодарен.
Барков натянул на руки перчатки и вышел из кабака. До назначенной встречи оставалось совсем немного времени. Он быстрым шагом дошел до Урала. Тут из–за кустов его окликнул Безликий:
— Я здесь, Александр Васильевич!
— Отлично!
— Ну, что нового? — спросил Барков, сгорая от нетерпения.
— Новостей пруд пруди, — ответил Безликий.
— А именно?
— Француженка Жаклин именно та особа, которую мы так долго и старательно ищем!
— Значит, не промахнулись, — довольно улыбнулся капитан, мгновенно протрезвев.
— В самую точку угодили, Александр Васильевич. Но она виновна не только в том, за что мы ее ищем.