То ли страх перед наказанием удвоил силы Поликарпа, то ли подействовало предупреждение арестанта, а может, «стул» Пугачева оказался не столь прочным, но с двух ударов бревно раскололось:
— Айда отсель, покуда целы! — подхватывая цепи, прошептал Емельян.
Они покинули гауптвахту через щель в заборе. (Ивлев еще днем оторвал две доски.)
— А кони где? — вполголоса спросил Пугачев.
— Здесь они, — обрадовал ответом Поликарп. — Я их в лесок еще вечером отвел и привязал крепко.
— А их не хватились?
— Нет. Я их увел после того, когда им корм задали, а конюшню на ночь заперли.
— Молодец, что еще скажешь! — похвалил солдата довольный Пугачев. — Мне бы с тыщу эдаких, как ты, удальцов, я бы всю державу измахрячил!
* * *
Ночь. По дороге спешат двое — Пугачев и Ивлев. Коней они оставили в попавшейся на пути деревеньке, у местного кузнеца, который в обмен на них расковал Емельяна и дал беглецам в дорогу немного продуктов.
Шли они быстро, не говоря ни слова. Из страха быть опознанными преследователями они обходили села, огоньки которых блестели вдалеке.
— Емеля, ты жрать хочешь? — спросил Ивлев.
— А кто ж не хотит, но лучше не мыслить об этом.
— А я не могу: голодуха аж желудок подводит.
— Ты поднатужься и терпи. Не мысли о жратве–то.
— Не могу я, Емеля! Хоть ложись и помирай. Вот как жрать охота!
— Да ты что, ополоумел? Нам неможно по дворам шастать. Аль успокоился уже, башка дурья?
— Емеля, сил нету у меня. Может, заглянем в село какое? Хоть хлебушка попросим.
— Ох, и надоел ты мне, христарадник хренов! Ей–богу пришиб бы, да не могу руку поднять на того, кому жизней своей обязан.
— Я тут дом постоялый неподалеку знаю. Как–то мы там всем эскадроном харчевались. Может, заглянем? А? Емелюшка?
Пугачев замялся. Но голод быстро напомнил о себе, и после недолгих колебаний он согласился.
— Айда, пущай будет по–твоему, только бы беды не нажить.
Четверть часа спустя к месту, откуда ушли беглецы, подъехал отряд. Впереди гарцевал офицер в широкополой шляпе, сзади ехали попарно десяток всадников.
— Наверное, пора возвращаться, — сказал офицер подъехавшему к нему всаднику. — Этих мерзавцев теперь и днем с огнем не сыщешь.
— Напрасно вы эдак, ваше благородие, — усмехнулся незнакомец. — Я хоть и не благородных кровей, но мыслю всегда правильно!
— И что ты мне хочешь сказать?
— Про домик постоялый, что неподалеку стоит.
— Ты думаешь, беглецы посмеют заглянуть туда?
— Еще как! Они же голодные как волки. Когда я коней их расковывал, то и пожрать с собой дал. Но наверняка еда уже кончилась. Голод заставит их заглянуть на огонек, верьте мне, ваше благородие.
Офицер посмотрел на собеседника и рассмеялся:
— Ну и скотина ты, кузнец. И не жаль тебе беглецов? Ведь люди же.
— Их все равно кто–нибудь поймает, — спокойно ответил кузнец. — А мне деньги нужны. Тех, что вы мне заплатите, в самый раз хватит мельницу достроить и запустить!
— Ладно, хорошо, — нехотя согласился офицер, который уже порядком устал за время поисков беглецов. — Давай указывай, где дом постоялый.
— Погодите–ка, — сказал кузнец, спрыгивая с коня. — Пусть кто- нибудь из солдат подержит мою лошадь, а я к дому сбегаю и прознаю, что и как.
— Проваливай, — пробормотал офицер, закутываясь в плащ. — Эй, Мордасов, подержи коня этого проходимца.
Кузнец ушел, а всадники остались на дороге, с плохо скрываемой ненавистью поглядывая ему вслед. Не прошло и получаса, как тот вернулся.
Кузнец подбежал и выпалил:
— Так и есть — они оба там, голубчики!
— Ты уверен? — спросил офицер.
— Даже не сумлевайтесь, ваше благородие, — уверенно ответил лазутчик. — Я сам разглядел их через окно. Идемте. Только коней оставить придется, чтобы утекальцы по топоту не смогли догадаться.
Отряд поскакал следом за кузнецом. В лесочке недалеко от постоялого дома солдаты привязали коней к деревьям и вскоре тихо окружали дом.
Кузнец поманил рукой офицера и подвел его к окну.
— Глядите сами, господин поручик! Вон они оба за столом, рядышком. Жрут, сволочи, а мы тут от голодухи загибаемся!
— Вперед! — уже не таясь крикнул офицер, и солдаты послушно двинулись на штурм.
Как только с треском распахнулась дверь, беглецы вскочили. Но вбежавшие в дом солдаты, словно волки, накинулись на них. Схватка была короткой. Вскоре оба беглеца, связанные по рукам и ногам, лежали на грязном полу, а хозяин дома наливал вино офицеру и солдатам.
— А кто мне за них заплатит? — спросил он. — За то, что съели и выпили эти скитальцы.
— Бог заплатит, — захохотал офицер.
— Не бойся, брат, я за все заплачу, — сказал кузнец. — Только накорми еще солдатушек да вина им подлей.
— Пес вонючий! — прошептал Пугачев, узнав кузнеца.
— Пусть пес, да живой и при деньгах, — рассмеялся лазутчик. — Ты не серчай на меня, кандальник, но ваши головы стоят хороших денег. И мне очень не хотелось потерять их.
— Вот твои серебряники, мерзавец! — брезгливо поморщился офицер, бросив кузнецу тощий кошель. — Эй, Мордасов, запри
утекальцев понадежнее и давай к столу. Эй, Салихов! Ко мне, татарин, — подозвал он второго солдата. — Пока хозяин мясо жарит, веди сюда коней!
— Вы здесь заночуете, ваше благородие? — вежливо поинтересовался кузнец.
— Нет, выпучим глаза и назад в гарнизон поскачем, — захохотал офицер. — Утро вечера мудренее. Вот мы и проверим на деле эту истину!
— Что ж, проверяйте, а я поеду, — хитро улыбнулся кузнец, вставая. — Желаю хорошо вам отдохнуть и спокойной всем ночи.
* * *
— Ну что, набил утробушку, калмык убогий? — зло спросил Пугачев, с трудом перевернувшись на бок, и одарил связанного по рукам и ногам Ивлева полным презрения взглядом.
— Не серчай, Емеля, — жалобно отозвался тот, — жрать очень хотелось.
— Вот и пожрали зараз, — ухмыльнулся Емельян. — Нажрались от пуза! Теперь, видать, до самой смертушки голод тревожить не будет.
Он замолчал, пытаясь рассмотреть хлев, в который их поместили на ночь.
— Эх, ежели бы рученьки кто развязал, — вздохнул он. — Ни одни бы стены меня удержать не сумели бы.
— Что уж теперь о том судачить, — сокрушался Ивлев. — Теперь не один в петлю полезешь. Меня рядышком подвесят.
— Да и хрен с ними, — усмехнулся Пугачев. — Не сейчас, дык опосля, но все одно помирать придется.
— А мне бы вот хотелось повременить чуток, — горестно вздохнул Ивлев. — Жизнь — она штука шибко поганая, а все одно ранней смертушки не хочется.
— Будя, не каркай! — рыкнул Емельян. — Не ведаю, как ты, а я еще помирать не собираюсь. Когда я мальчонкой был, к нам в станицу юродивый захаживал. Так вот, он предсказал мне смертушку лютую, но не шибко раннюю. Ежели его брехне верить, то я еще любимцем народа не был и славой не упился по горло! А ведь это он мне обещал.
— И ты в то поверил? — усомнился Поликарп.
Вдруг их внимание привлек скрип открывшейся двери. Емельян живо повернулся на спину и пристально вгляделся в темноту.
— Кого еще черт принес? — крикнул он. — Может, уже утро на дворе?
— Тихо, не ори, — прозвучал в темноте голос предавшего их кузнеца. — Базлаешь, как грешник в кипящей смоле.
— А ты чего припорол, иуда? — удивился Пугачев. — Ты уже свое черное дело сотворил. Что еще тебя к нам привело?
— Не ори, дурень, — предостерег кузнец. — Хочешь отсель выбраться, так варежку закрой и слухай!
— Чего изгаляешься над нами? — подал и свой голос Ивлев. — Наломал дров, теперь отбрехиваться приперся?
— А ты что там вякаешь? — прикрикнул на него кузнец. — А то вот возьму и уйду сейчас, а вы на долюшку свою горькую уповайте и судьбину кляните недобрую!
— Да будя ты, уймись зараз. В толк никак не возьму — чего ты нас ослобождать вдруг желанье возымел? Али пакость еще какую учинить удумал?
— Мне насрать и на вас, и на ваши песьи жизни в придачу! — усмехнулся кузнец. — Мне только деньги нужны и ничего больше!
— Какие еще деньги? — удивился Емельян. — Мы что, на купцов похожи?
— Ты, гад, получил уже за наши головы деньги! — возмутился Ивлев.
— Так то разве деньги? — уныло промямлил кузнец. — Этот скряга обещал целую гору рублев целковых за ваши бошки, а дал… Даже срамно сумму называть ту мизерную!
— Что, серебряников тебе недодали, иуда? — нашел в себе силы зло пошутить Пугачев.
— Ладно, будя лясы точить понапрасну, — недовольно огрызнулся кузнец. — Сейчас путы с вас срежу и айда… Уносите ноги!
— А ты опять за нами с солдатами погонишься? — засомневался Ивлев.
— Еще чего, — рассмеялся кузнец. — Пущай сами за вами топают. Как вы только отсюда утекете, я их всех коней в лес уведу. Вот на них я в самый раз и заработаю!
— Ишь, что удумал, подлюга! — усмехнулся Пугачев, наконец–то разобравшись в планах кузнеца. — А кражу коней, конечно, на нас свесишь?
— А на кого же еще, — без уверток согласился кузнец. — Вам–то что с того? Утекальцы и есть утекальцы. Офицер после пьянки покуда бельмы свои продерет и сразу подумает, что коней вы увели. А пешим за конными гоняться не с руки!
— Так тому и быть, режь веревки, — согласился Емельян. — А то уже утро настает и драпать нам шибко придется!
Кузнец разрезал путы и протянул Пугачеву нож.
— На–ка вот возьми. В дороге–то все сгодится.
Он обернулся, взял стоявший за спиной узел и поставил его перед Емельяном. — Это тоже забирай. Жратва тут, чтоб мурло свое никуда больше не совали!
— Это плата за ночь в хлеву? — ухмыльнулся Пугачев.
— Бери и топай, покуда часовой дрыхнет, — уклонился от ответа кузнец. — Мой брат им зелья сонного в жратву подмешал. Но уже скоро просыпаться начнут!
— Ну, тогда прощевай, паскудник, — беря узелок, бросил Емельян. — С конями не прогори, а то делишки твои темные супротив тебя обернуться могут!
— Сам не плошай, кандальник, — парировал кузнец. — А то таких добреньких, как я, едва ли еще встретить доведется…