— Но я могу внушить всем своим друзьям, что Марианна — моя племянница? — продолжала сопротивляться Жаклин.
— Чушь несусветная. Внезапное появление девочки возбудит такой всплеск любопытства к вашей особе, что чертям тошно станет. Это провинция, дорогая моя Жаклин. Вы станете центром внимания на многие месяцы и будете обрастать сплетнями, как протухающая пища плесенью. Каждый сплетник сочтет за радость следовать за вами по пятам с целью хоть что–то вызнать про вас новенькое. О вас и о «вашем муже» будут слагаться невероятные истории. Поверьте, будут говорить, что вы убили своего мужа, отравили, утопили… Хотя это действительно так, но доплетут, что вы скрылись из Франции, спасаясь от правосудия. И еще. Где гарантия, что слухи эти не доберутся до ушей настоящего отца девочки, который, как мне доподлинно известно, все еще упорно ее разыскивает? К вам уже с утра может заявиться под благовидным предлогом адъютант губернатора, чтобы проверить свою догадку.
— Довольно, — взмолилась Жаклин, — я подумаю относительно Марианны!
— Сделайте одолжение, — с едкой усмешкой согласился Анжели и тут же принялся высказывать ей другие претензии. — Еще меня начинают настораживать ваши действия, которые идут вразрез с интересами Франции.
— Какие же? — насторожилась Жаклин.
— Свои личные интересы, вы, уважаемая госпожа, начинаете ставить выше интересов короля! — продолжил Анжели. — Заключая договор с вами, мы были согласны, что в параллель с государственными интересами Франции вы будете заниматься поисками интересующего лично вас человека. Теперь я вижу, что поиски этого человека для вас намного важнее, чем основная работа. А это вызывает опасение и сомнения в отношении вас лично!
— Но я исполняю свои обязанности вполне прилично, — возразила Жаклин. — У вас нет оснований быть мною недовольными или во мне сомневаться.
— Пока нет, — уточнил Анжели. — Хочу предупредить вас, прекрасная Жаклин, что убью вас сразу, если все–таки появится хоть какое–то основание или даже жалкий намек на него!
Оставив Жаклин у подъезда гостиницы, француз галантно раскланялся и ушел не оглядываясь. Скоро его фигуру поглотила темнота.
— Что ж, еще посмотрим кто кого, — зло прошептала вслед ему Жаклин и, кивнув открывшему дверь швейцару, гордо вошла в гостиницу.
32
Приближалась полночь. Архип через силу доел остатки принесенной еще утром Мариулой пищи и допил ее настой. Не сразу, но он почувствовал прилив сил, перед которыми боль отступила и притихла.
Мысли и воля Архипа были устремлены к одной–единственной цели — выздороветь. О Луке и Ляле он старался не думать. При одной только мысли о ком–нибудь из них душа наполнялась горечью. Раньше он мог занять себя работой в кузнице и не думать о них, но сейчас…
Архип любил свою работу. Он не отдыхал даже по праздникам: «Устал? Подумаешь, барин! Крепостные на поместье работали от зари и до зари. А ты? К черту! Ты здоров, как бык!»
Чтобы не уставать, Архип придерживался строгой системы, подсказанной как–то встреченным им во время странствий стариком. Старик порекомендовал ему чередовать работу с отдыхом. «Работай, покуда душа к делу лежит, — говорил он. — Отдыхай, покуда работать сызнова не захотишь!»
Сейчас он страстно хотел, чтобы все было, как и прежде. Мариула поила кузнеца какими–то отварами, и здоровье быстро восстанавливалось. Благодаря стараниям ведуньи он уже мог выходить на улицу, хотя времени после ранения прошло всего ничего.
Борясь с одолевавшим сном, Архип заставил себя сходить к колодцу и облиться холодной водой.
Ранение все же сильно повлияло на крепкий организм Архипа. Ноющей болью давала знать о себе рана, глаза покраснели и припухли. Потом начались головные боли, пропал сон. Лицо Архипа осунулось, заострилось. В расширенных зрачках застыла отрешенность. Организм отторгал пищу. Вялость, безразличие, полная утрата воли настолько овладели им, что он целыми часами лежал в постели без мыслей в голове, без каких–нибудь желаний. Мариула обеспокоенно смотрела на него, качала головой и удваивала, а то и утраивала дозы снадобий.
Но сегодня, собираясь к старухе, Архип чувствовал себя вполне здоровым. Зная, что Мариула не отпустит его обратно домой, Архип застелил постель, а когда собрался задуть огонек стоявшей на столе свечи, дверь с грохотом распахнулась.
В избу ворвалась ватага каких–то мужиков, в руках у них были факелы, бросавшие отблески на белые стены комнаты. Узнав в вожаке японца, Архип попятился к кровати и в ту же минуту взял себя в руки.
— Что ж вы без стука вламываетесь? — сказал он, сжимая кулаки.
— А ты что дверь не запираешь? — захохотал японец. — Не боишься, что украдут?
— У нас запираться не принято, — спокойно ответил Архип. — До вас разбойников и воров в нашем городке как–то не водилось!
— Вы только поглядите, как он смел! — захохотал Нага и, хищно обнажив крупные, как у лошади, зубы, начал засучивать рукава. —
Сейчас я из тебя отбивную сделаю, а потом свезу к госпоже! — самодовольно пригрозил он.
Работая кузнецом, Архип сильно раздался в плечах. Он отличался устойчивостью на ногах и ловкостью. Глядя на подготовку Наги к драке, он побледнел, но глаза его пылали непреклонной решимостью и верой в свои силы: «Только бы выстоять первый удар, а там!..»
Пришедшие вместе с японцем люди выстроились с факелами вдоль стены. Их хмурые лица говорили, что они готовы в любую минуту ввязаться в драку.
Был у Архипа неотразимый, коронный прием, усвоенный еще в юности: замахнувшись правой рукой, левой нанести сокрушительно сильный удар противнику в подбородок.
Но получилось все иначе. В разгар первой сшибки, когда выстоявший Архип с рассеченной губой нанес мощный удар японцу в скулу и, перейдя в решительное наступление, начал теснить его к двери, японец неожиданно принял непонятную стойку, пронзительно взвизгнул и ударом ноги в грудь скосил Архипа, отлетевшего на кровать.
Разбойники тут же связали кузнецу руки и ноги и поставили его перед Нагой.
— Вот и все, — ухмыльнулся тот, слизнув кровь с разбитой губы, — в путь пора.
— Я не поеду, — отчаянно замотал головой Архип, изнемогая от боли в груди.
— Мы тебя все равно увезем.
Нага посмотрел на разбойников и приказал:
— Картавый, ну–ка встань с ним рядом.
Один из разбойников послушно встал по правую сторону от Архипа.
— Похож, чтоб мне сдохнуть. Верно, остолопы?
— Похож, похож, — поддержали разбойники.
— И ростом, и плечами, — продолжал осмотр Нага.
— Вот и я про то говорю.
Нага выхватил пистолет и выстрелил в грудь Картавого. Даже не охнув, убитый разбойник рухнул на пол. Остальные умолкли и замерли на месте.
— Чего пялитесь, крохоборы? — рявкнул японец. — Хватайте кузнеца и волоките его в телегу.
Он подошел к телу Картавого и пнул его:
— Калык, этого разуйте и положите на кровать. Как мы отъедем от двора, подожжешь и дом, и кузницу!
Архипа вынесли из избы за ворота и уложили на дно телеги. Сверху его завалили овечьими шкурами.
— А теперь трогай! — приказал вскочивший на коня японец, и, скрипя колесами, телега тронулась в путь.
* * *
Служанка привела девочку. Ей было восемь лет, и она не походила на Жаклин. Ее большие глаза и волосы были черными. Смуглая кожа говорила о том, что в ее жилах течет южная кровь. Одета она была как иностранка и так экстравагантно, как только можно одеть ребенка. На ручках сверкали браслеты, волосы заплетены разноцветными ленточками, на ножках красовались белые туфельки с невысокими каблучками. Ее платье слагалось из бесчисленных оборок и рюше- чек, юбка топорщилась так, словно ее нарочно старались поставить торчком, и не закрывала колен, но это возмещалось широкими панталончиками, сшитыми, по–видимому, из одних кружев; наряд довершали розовые шелковые чулочки.
— Марианна, любовь моя, — сказала Жаклин, — подойди к своей мамочке. Я расскажу тебе о чудесном празднике, на котором только что побывала.
Девочка подставила щечку для поцелуя. Жаклин ее поцеловала и начала рассказывать о бале. Но голова Жаклин была занята другим. Она старательно обдумывала, как уберечь девочку, но ничего стоящего в голову не приходило.
И где у этого чертова француза душа? Где его разум? Марианна — это розочка, это голубка, которой гордились бы и ангелы. Неужели у этого монстра сможет подняться рука, чтобы хладнокровно убить ее? А она сама? Смогла бы она безжалостно убить этого ангелочка? Наверное, смогла бы, если…
В этот момент к подъезду гостиницы подъехала телега. Марианна поспешила к окну.
— Назад! — не своим голосом закричала Жаклин. — Плохая девчонка, я же запретила тебе подходить к окну!
— Что случилось? — в комнату забежала перепуганная служанка.
— Уведи ее, — распорядилась Жаклин, осуждающе посмотрев на девочку.
Несколько минут спустя дверь распахнулась, и в комнату вошел Нага, за ним свирепого вида кайсак с большим мешком в руках.
Нага поприветствовал Жаклин легким поклоном.
— Вот, госпожа, получите. Доставили, как я и обещал!
Кайсак положил мешок на пол и, повинуясь знаку Наги, вышел
в коридор, закрыв за собою дверь.
Смеясь и плача, Жаклин склонилась над мешком и попыталась его развязать. Но ее нежные пальчики не смогли справиться с грубым сыромятным ремнем, которым он был завязан.
— Позволь я помогу, госпожа.
Нага присел рядом, достал нож и перерезал ремень. После этого он резко сдернул мешок, и Жаклин увидела съежившегося в комок человека.
— Что с ним? — обеспокоенно спросила она у Наги.
— Ничего особенного, госпожа, — ответил тот. — Мы его просто напоили водкой, чтобы он не помешал нам проехать тихо через пикеты.
— Разумно, — облегченно вздохнув, похвалила Жаклин. — А теперь оставь нас! Ты сделал свое дело, получил плату и сейчас можешь отдохнуть.
Нага вышел. Жаклин нежно провела ладонью по голове Архипа и, склонившись, запечатлела на его лбу страстный поцелуй.