— Она и передумать могла. — Мариула вновь наполнила пиалы и взяла из вазочки кусочек сахара: — Ну да будя. О том опосля говорить станем. Много будем о том говорить! Сейчас надо бы о девушке подумать. О судьбинушке ее незавидной.
— О чем это вы? — уставился на старуху Лука.
— Она знает, — неопределенно ответила Мариула, выразительно посмотрев на притихшую Лялю.
— Что она знает? — не поняв, переспросил юноша.
— А ты у нее самой спроси, — улыбнулась ведунья. — Ляля все о судьбе своей и твоей ведает.
Заметив, что девушка замкнулась и не желает ничего говорить, Мариула сменила тему:
— Надо бы десять раз отмерить, один раз отрезать, — осторожно продолжила она. — Теперь казаки не те, что раньше, при атамане Арапове! Упал дух боевой–то. Да и кочевники, к счастью, нынче мало докучают.
— Да я хоть сейчас в бой, — вскочил возмущенный словами Ма- риулы Лука. — Да я…
— Не те сейчас казаки, и атаман не тот, — словно не слыша юношу, продолжила старуха. — Атаман Арапов что орел был, а нынешний…
В комнате стало тихо. Но пауза длилась недолго.
— Ступайте себе, казаки, по избам, — сказала строго Мариула. — Уже скоро вам предстоит показать свою доблесть и выбрать сторону добра или зла. Господь призовет к подвигу во имя достижения великой цели. Тогда вы и узнаете, с кем правда, а с кем кривда.
— Айда, Лука, — кузнец встал из–за стола и пошагал к выходу.
— А?.. — юноша посмотрел на притихшую Лялю, затем перевел взгляд на Мариулу.
Она улыбнулась:
— Ступай, ступай себе, голубь. Ты ей уже помочь ничем не сможешь.
Как только внук закрыл дверь за вышедшими казаками, старуха
посмотрела на Лялю:
— Ну? Судьбу свою знашь, дочка? Али подсказать что?
— Я все знаю, — всхлипнула Ляля, и в ее красивых глазах заблестели слезы.
— Вот и смирись с нею. — Мариула встала и провела ладошкой по голове девушки. — Судьбу не обманешь и ее не изменишь, ибо спустилась она с небес от самого Господа!
— А может… — Не закончив фразу, Ляля зарыдала и, схватив руку старухи, прижала ее к своему лицу.
— Сама ведаешь, что нельзя, — вздохнула Мариула. — А теперь айда почивать. Уже завтра от цыган твоих отбиваться придется.
5
Промозглым весенним днем одинокий путник, прихрамывая, брел по размокшей от обильных дождей дороге. Настроение у него было под стать погоде. Из–за пригорка навстречу ему выехал отряд улан. Заметив всадников, мужчина сошел с дороги и исчез за стволами берез, обильно росших вдоль обочины.
Возглавлявший отряд офицер решил, что это, скорее всего, солдат, оставивший поле боя и пробирающийся в глубь страны. Офицер оглянулся — не сильно ли отстали его подчиненные, потом поскакал по дороге и вскоре настиг путника. Это был человек еще молодой, крепкого телосложения, в перепачканной грязью военной форме. На голове вместо шапки повязана тряпка, на ногах — расползающиеся от избытка влаги сапоги, какие тогда носили солдаты русской армии. Черты его лица были не распознаваемы из–за пышных усов и грязной бороды; глаза черные и живые. В руках он держал увесистую дубину. Когда офицер остановил рядом с ним коня, мужчина спокойно оперся на дубину.
— Кто таков? — спросил улан, положив руку на эфес сабли.
— Ваше благородие, видимо, ослепло, ежели не видит перед собой человека, — дерзко и хладнокровно ответил путник.
— Ты что, охренел, скотина? — грозно крикнул офицер. — Почему ты свернул с дороги?
— Да вот зрением слаб и с разбойниками вас перепутал. К тому же война недалече, и трудно определить, кто вокруг околачивается — солдаты или мародеры–разбойники.
— Думаю, что дезертир ты, хамло нечесаное, — вспылил офицер. — Но ничего, в штабе мы дознаемся, что ты за птаха перелетная! Следуй за мной.
— Извиняй, твое благородие, но мне надо б домой. Прощевай и не поминай лихом.
Незнакомец повернулся к офицеру спиной и собрался уходить.
— А ну стой, собака! — взревел улан и, обернувшись, крикнул: — Эй, солдаты, сюда!
Пустив коней вскачь, отряд быстро приблизился к своему командиру.
— Этот дезертир нагл и слишком дерзок, — указал пальцем на незнакомца офицер. — Мы должны заковать его в цепи.
Путник исподлобья пристально, но без малейшего страха смотрел на окруживших его всадников.
— Кто ты таков? — еще раз спросил офицер, глядя в упор на незнакомца. — С какой части удираешь, скотина?
— Я царь рассейский. Петр Федорович! — с серьезным видом заявил мужчина.
Уланы вначале опешили, но затем дружно захохотали.
— Ты с испугу умом повредился, мужик? Да за такие слова можно не только поркой или каторгой отделаться! — сказал офицер, на лице которого, в отличие от подчиненных, не проскользнула даже тень улыбки.
— Вы ж, почитай, сами видите, кто я таков, так чего воспроша- ете? — сказал незнакомец, пожимая плечами.
— Ступай за нами, мужик. — И офицер перевел взгляд на солдат: — Самохин, Никитин, свяжите его веревками, чтобы «его величество» чего–нибудь не выкинуло попутно.
Улан Самохин спешился, отвязал от седла конец повода и направился к дезертиру. В ту же минуту незнакомец угрожающе занес дубину над головой и полным угрозы голосом предупредил:
— Еще шаг — зашибу!
Улан так и застыл на месте с поводком в руках в ожидании смертельного удара, а остальные уланы схватились за сабли.
— Вяжите его, живо, — выхватив пистолет, загремел офицер. — Ежели что, я пристрелю его немедля!
Самохин робко огляделся. Увидев, что Никитин с шашкой наголо идет на мужика, облегченно вздохнул.
— Не дайте ему удрать! — целясь в незнакомца из пистолета, крикнул офицер. — Этот дезертир — человек опасный! Мы должны взять его с собой живым или мертвым!
Уланы пришпорили коней и направили их на бродягу: каждый попытался уколоть его своей саблей. Только офицер держался в стороне — ему было стыдно, что он побаивается этого грозного сумасшедшего, имевшего наглость назвать себя российским царем, давно умершим.
Но незнакомец не испугался наседавших на него со всех сторон улан. Он искусно владел увесистой дубиной и играючи отбивал сабельные удары всадников. Вскбре пара улан была выбита из седла, а остальные в замешательстве отступили.
— Этот мужик — сам сатана! — закричал кто–то из солдат и выхватил пистолет.
Но офицер выстрелил первым.
К удивлению всех, пуля не попала в цель. Ну а незнакомец отбросил дубину и, облизнув губы, хрипло сказал:
— Вот он я. Нате, вяжите!
* * *
Теперь судьба Емельяна Пугачева (а им и являлся незнакомец) зависела от того, как он поведет себя на допросах.
Отряд улан, возглавляемый поручиком Уваровым, расположился в деревеньке Терновка. Причина тому была уважительной: ожидали прихода полка, присоединившись к которому собирались отбыть на фронт. Страдая от вынужденного безделья, Уваров часто чинил Пугачеву допросы, пытаясь вывести дезертира на чистую воду.
Вечером поручик велел привести запертого в хлеву дезертира и, развалившись на лавке у печи, лениво дожидался.
Пугачева ввели в избу. Конвоир расположился у двери, держа оружие наготове, а Уваров встал, потянулся и посмотрел на арестованного. Тот упорствовал. Поручик начинал каждый раз все сначала. «Откуда драпаешь, мерзавец?» Ответ один: «Вы что–то путаете, ваше благородие».
— Остается узнать, откуда на тебе военный мундир, морда? — настаивал поручик.
— Снял с убитого, — твердил незнакомец. — Мундирчик ему уже ни к чему был.
— Почему тогда от меня в лес прятался?
Те же слова, что и раньше: «С разбойниками спутал».
— А почему с дубьем от солдат моих отбивался? Они же в форме государевой были?
Молчание.
— Может, тебе жизнь опостылела? А?
— Ежели бы опостылела, то я бы не сдался, — выдавил из себя мужик.
— И все–таки как тебя зовут, бродяга?
Молчание.
Уваров пробовал завести разговор издалека. Может быть, есть еще какой–то способ развязать язык упрямому дезертиру. Пробовали бить — не помогает. Мужик замыкался, а побои сносил на удивление терпеливо.
Было уже далеко за полночь. По деревне горланили петухи. Поручик снял стекло и счистил нагар с фитиля лампы. Приведший арестанта солдат дремал на скамейке у двери.
— Слушай меня, мерзавец. Мы тебя кормим, лечим от раны, а ты молчишь, как сыч. Думаешь таким образом избежать наказания за дезертирство?
— Премного благодарен за заботушку, твое благородие, а говорить мне не о чем.
— Скажи хоть, для чего царским именем прикрываешься? Самозванца из тебя не получится. Рылом не вышел!
— Как знать, твое благородие, — ухмыльнулся дезертир. — Может, я и взаправду царь твой. Может, придет тот час, когда в ногах моих валяться будешь!
— Молчать, тварь! — заорал Уваров, с которого дерзкий ответ мужика согнал дремоту.
Он в замешательстве смотрел на пленника.
— Ты опять за свое, негодяй? Вот прикажу тебя повесить…
Дезертир поежился, враждебно нахмурил брови, но ничего не ответил.
— Ну? Почему снова царем себя называешь? Думаешь своей брехней заставить меня уверовать в твое сумасшествие?
Пленник немного подумал и сказал:
— Спать я хочу, твое благородие. Вели отвести меня в хлев, а то прямо здесь, в избе, на пол грохнусь.
Закончив фразу, дезертир закрыл глаза.
Все яснее становилось поручику, что мужик хитрит. Да и в плен он сдался для того, чтобы залечить рану на бедре. Уваров догадался, что дезертир поджидает подходящего момента для бегства. Но сбежать из деревни поручик ему не позволит.
— Значит, спать хочется?
— Да, умаялся я, однако.
— Тогда прощаюсь с тобой до утра, — многообещающе улыбнулся Уваров. — До сих пор я только спрашивал. Даже собирался отпустить тебя, если скажешь правду. Теперь хватит, довольно. Теперь буду говорить я. Ну–ка, открой–ка свои бельма лубошные.
Пленник приоткрыл глаза и тревожно посмотрел на поручика, словно спрашивая: «Ты оставишь меня в покое или нет?» Уваров взял в руки плеть и показал ее дезертиру: