— А что говорить–то, Ляксандр Прокофьевич, — пробубнил Демьян. — Жалко девку стало, вот и встрял. Ежели виноват, прости меня, барин!
Граф задумался. Он перебирал в уме все «за» и «против». Артемьев хотел было пуститься в рассуждения, слова так и вертелись у него на языке, но его смущало молчание остальных.
Он смотрел на Демьяна, тот облизывал губы, словно его мучила жажда.
Неожиданно он вспомнил дочку Машеньку и сразу почувствовал себя усталым и сломленным, отданным во власть кошмаров и бесплодных противоречивых порывов. Он снова посмотрел на Демьяна, с которым обычно в таких случаях делился своей тревогой, тоской по дочери и черпал в этом силу.
— Знаешь что, Демьян, — наконец сказал он, — пока я не найду свою дочь, об уходе от меня даже и не думай.
— Ляксандр Прокофьевич, да как же так? — удрученно воскликнул атаман, который втайне от других надеялся, что граф отпустит слугу.
— Если я останусь один, то с ума сойду! — ответил граф. — А теперь… давайте вспомним, для чего мы сюда приехали. Только сейчас рыбу удить будут атаман и Демьян, а мы… — Он посмотрел на спящего Лариона. — А мы вот с этим лежебокой потешимся стрельбой по уткам!
8
Несколько недель провел в подвале под шляпным салоном Архип, как пес, с цепью на шее. За это время он успел зарасти волосами, а рваная одежда едва прикрывала грязное тело.
Дни и ночи он проводил в одиночестве, запертый и забытый. Дверь в его конуру не открывалась даже днем; изредка могли принести корку хлеба и воду.
Но в прошлую ночь его сердце дрогнуло: за дверью он услышал тихие крадущиеся шаги. Не видя ничего, Архип прислушивался к темноте.
«Палач? — ошарашила мозг ужасная догадка. — Чертовка подослала ко мне своего слугу, проклятого японца, чтобы убить? Дай Бог, если бы это было так! Могила спокойней, чем эта кошмарная сырая темница…»
— Господи, о чем мои помыслы грешные? — прошептал, испугавшись собственных мыслей, Архип. — Надо гнать их.
«Я готов кажный день терпеть муку, — начал отгонять черные мысли он, — любые мучения, но жить, обязательно жить, покуда не увижу светлый день!»
Он горько усмехнулся и так же мысленно возразил себе с упреком: «Несбыточные мечты. Уже сколько дней я обнадеживаю себя: это будет сегодня. Завтра дождусь. Ожидание неизвестно чего хужее смертушки лютой. Теперь довольно! Сыт по горло этой жизнью. Хорошо бы помереть».
Скрипнув петлями, дверь осторожно распахнулась. Он замер. Но дверь снова закрылась.
«Кто же это? Кто–то вошел? Кто тут? Или тот, кто открывал дверь, вовсе не зашел? Еду и воду мне приносят со свечой. А сейчас? Надо молчать. Эдак я скорее все узнаю. Это неспроста…»
Он насторожился, вслушиваясь в темноту.
— Кто там? — громко спросил Архип. — Не таись, отзовись!
Ни звука, ни движения.
— Кто ты? Человек, животина али сам сатана? Ну, говори!
— А ты кто? — тихо прозвучал от двери испуганный женский голос.
— Я пес, сидящий на цепи, — горько ухмыльнулся Архип, поняв, что голос принадлежит не Жаклин. — Но тебя не укушу, не пужайся.
— Как здесь темно и сыро, — так же испуганно прозвучал голос незнакомки. — Я…
Голос оборвался, и послышалось частое дыхание.
— Что с тобой? — напрягся Архип, да так, что цепь звякнула.
— Я боюсь, — ответила незнакомка. — Ой…
— Я сейчас, — рванулся в ее сторону он. Но цепь не пустила. Попробовав привстать, он качнулся и упал на спину.
Архип не хотел пугать навестившую его незнакомку, но она испугалась и воскликнула:
— О Аллах, помоги!
— Ты магометанка? — удивился Архип.
— А разве тебе не все равно? — еле слышно прошептала она.
— Ты права, мне все едино, — ответил он, оживляясь. — Хотелось бы поглядеть на тя, голуба? Небось служанка моей мучительницы?
— Да, служанка, — ответила утвердительно таинственная незнакомка. — А ты почему здесь? Почему на цепи?
Архип рассердился.
— А ты у госпожи своей паскудной о том поинтересуйся, — зло ответил он. — Выкрала меня из избы, а теперь вот здесь похоронила.
— Так ты не преступник? — прошептала незнакомка.
— Преступников в остроге государевом держут, а не в подполе под домом… Послухай меня, девица, — обратился к гостье Архип. — Ты мне веришь, что запрятан я сюда безвинно?
— Н-нет, — честно призналась она.
— Тогда почему не уходишь? — спросил Архип.
— Сама не знаю, — ответила гостья. — Хочется побольше узнать о тебе и почему ты заперт в этом отвратительном месте?
— Что ж, слушай, — тяжело вздохнул Архип. — Покуда есть жала- ние. Писаных книг я читать не умею, не знаю, как судят по–писаному. Но, хвала Господу, походил я по свету немало, видел и добро, и зло, и посему сужу по собственному разумению. Может, ты и посмеешься, дева, но не обессудь, ежели ненароком, по простоте душевной, что и ляпну невпопад непотребное.
И Архип пересказал своей слушательнице все о себе: о крепостной жизни в имении графа Артемьева и как угодил в лапы Жаклин. Для чего он раскрывал душу перед незнакомой девушкой, к тому же служанкой Чертовки, он и сам не знал. Наверное, просто хотелось высказаться.
Слушавшая его незнакомка вздрогнула, когда из груди узника вырвался стон отчаяния. Она вдруг увидела его, но не глазами, а скорее почувствовала душой. Девушка словно видела в кромешной темноте его ожесточившееся сердце, гневно бьющееся в груди. Видела его разбитое тело, скованное болезнью и цепью. Она чувствовала кипящую внутри него злобу и ярость.
— Помоги мне, — прошептал просяще Архип. — Я не могу больше переносить эту неволю. Найди людей добрых и обскажи им, что томится в темном подвале душа христианская, запертая не по своей воле.
Откуда–то сверху послышался шум, сразу же настороживший Архипа и его таинственную гостью.
— Что это? — обеспокоенно воскликнула она. — Прощай, я ухожу.
— Ты еще навестишь меня? — сам не зная почему, спросил Архип.
— Не знаю. Ничего не знаю, — пугливо прошептала в ответ незнакомка, после чего дверь скрипнула и щелкнул засов.
«Ну вот и все! — печально подумал Архип. — А может, это сон?»
— Едва ли, — шепотом ответил он сам себе. — Скорее мне Господь какой–то мудреный знак подал!
* * *
Уход таинственной посетительницы снова вселил в душу Архипа чувство тревоги. У него было немало причин для тревоги и даже смятения, но его редко случалось увидеть взволнованным или озабоченным. Он обладал даром нести свою ношу без жалоб, не прося сочувствия. Он всегда искал проблеск солнца в окружающей мгле, а если не находил, то сносил сумрак со стоическим равнодушием.
Архип никогда не сетовал на судьбу, не говорил о своих страданиях. Хотя его постигло несчастье, которое сломило бы дух любого другого человека, он не потерял мужества. Сейчас, после прихода таинственной девушки, Архип ожесточился против всего человечества. Он готов был восстать против жуткой несправедливости в его жизни, позволившей жалкой негодяйке посадить его в сырой темный подвал, заковав в цепи. Он готов был сорваться с цепи и позволить бурному потоку своих чувств унести себя навстречу крушению и ги–бели. Впрочем, он еще не знал настоящих чувств и не был способен на истинную страсть. Возможно, это его и спасало.
Оказавшись волею судьбы в подвале, на цепи, Архип много раз прослеживал свой жизненный путь. Он размышлял и томился. Он одинок, он погребен под землей, и скоро, очень скоро уйдет из этого мира, как ушел из него Лука…
Архипу показалось, что земля уходит у него из–под ног; потолок, стены темницы вдруг тисками сдавили его.
О том, что его ожидает, Архип большей частью не задумывался, поскольку был не в силах представить себе, что ожидает его завтра; гораздо большую власть над ним имели мгновения, переживаемые сейчас и простирающиеся в будущее.
А вокруг темнота. Долгая, жуткая, бесконечная…
* * *
В спальной Ания позволила служанке раздеть себя и уложить в постель. Действительно уставшая за день, она закрыла глаза и притворилась спящей. Как только все ушли и осталась лишь самая преданная ей служанка, Ания открыла глаза, одним прыжком вскочила с постели и нетерпеливо спросила:
— Ты нашла вход в подвал? Где он? — резко спросила Ания.
Служанка от удивления широко раскрыла рот и глаза и, заикаясь,
сказала:
— В коридоре. Сразу под лестницей на второй этаж.
— Замечательно, — улыбнулась девушка.
На настроение Ании повлияло предсказание молодой цыганки. До встречи с ней девушка легко относилась к жизни. Она обращала мало внимания на людей, а жила лишь мечтой о каком–то призрачном чуде, которое, как она верила твердо, обязательно коснется ее. Вмешательство в ее беззаботную жизнь Жаклин, которая упорно старалась выдать девушку замуж, едва не привело к тому, что Ания готова была возненавидеть жизнь и людей. Но цыганка помогла ей перебороть былое ожесточение. Оно больше не возвращалось к ней — она изменилась и смотрела на жизнь глазами умной и много пережившей женщины, готовой страдать, но уже неспособной не любить. За все, что она переживала раньше, Ания обвиняла себя, только себя! Почему она одна живет так неумело, неудачно, несчастливо?
Наступила ночь. Ания тихо отворила дверь в половину Жаклин и прислушалась. Царившая в комнатах опекунши тишина придала ей решимости. Так же тихо закрыв дверь, Ания заперла ее на ключ, затем распахнула окно и стала смотреть из–за занавески. Из окна ее комнат был виден двор и центральная улица. И двор, и улица были безлюдны.
Почему Ания так жаждала остаться одна? Нужно ли ей было что–то утаить от чужих глаз? Да, ей действительно нужно было скрыть неописуемую радость, наполнившую ее сердце, вновь пробудившиеся жизненные силы, упоительное чувство утерянного и вновь обретаемого счастья.
Цыганка ей сказала, что она скоро встретит свою любовь. Еще она говорила о каком–то светлом человеке, якобы запертом насильно Жаклин в подвале. Сердце девушке подсказывало, что это ОН! Этот таинственный пленник, которого она полюбит и который наполнит счастьем ее жизнь!