Ания сбежала по ступенькам быстрее и легче, чем это сделала бы любая другая девушка ее возраста. Отыскав замаскированный вход в подвал, она распахнула дверку. В лицо ей тут же ударил тяжелый запах затхлости и сырости. Но он не остановил Анию. Досадуя на себя, что не додумалась захватить с собою свечку, она нащупала ногами лестницу и стала осторожно спускаться по ступенькам вниз.
В подвале девушка в нерешительности остановилась. Ее глаза ровным счетом не видели ничего. Первое, что пришло ей в голову, — немедленно вернуться. Но унаследованный от отца твердый характер быстро поборол минутную слабость, и она решительно шагнула вперед.
Осторожно ступая по выложенному крупным камнем полу, она натолкнулась на стену. Ощупав влажные камни, из которого так же, как и пол, была выложена стена, Ания задумалась, стараясь определить, куда же ей теперь идти — влево или вправо. Быстро сообразив, что вход в подвал расположен под лестницей, а лестница…
Ания поняла, куда ей идти. Касаясь руками стены, она пошла вправо. Лицо девушки в этот миг сияло такой лаской и теплом, что будь с ней рядом ее будущий избранник, то непременно почувствовал бы, как исчезает из его души зимний холод, а в сердце воцаряется летнее тепло.
Наконец рука девушки коснулась двери. Она, плавно скользя, обследовала ее поверхность и остановилась на рукоятке задвижки.
Ания отодвинула ее в сторону, и дверь, едва слышно скрипнув, открылась. Входя в камеру, она вынуждена была пригнуться, так как высота прохода была ниже даже ее небольшого роста.
Страх начал медленно закрадываться в душу.
— Кто там? — вдруг прогремел голос из царства мрака.
Ания замерла, как перед казнью на плахе, закрыв глаза и зашептав молитву Всевышнему, чтобы он успокоил или сберег ее переполненную сильным страхом душу.
9
К своему отстранению от поисков девочки капитан Барков отнесся философски. «Кума с возу — кобыле легче!» — с полным безразличием подумал он и, почувствовав облегчение, вздохнул.
Теперь его жизнь в Оренбурге должна протекать иначе. «Главное — не отходить ни на шаг от требований инструкции», — сказал он себе и… решил напиться. Именно в кабаке и нашел его Анжели, едва видимого сквозь густой туман едкого желтого табачного дыма.
Капитан был пьян, но держался довольно уверенно.
Подоспевший приказчик быстро протер тряпкой соседний стол и застелил его белым полотном вместо скатерти, а посредине стола зажег свечи, вставленные в тяжелый медный подсвечник.
— Чего изволите, господин? — поинтересовался приказчик с таким видом, точно готов был немедленно исполнить любую просьбу.
— Чаю! — ответил Анжели.
— Что–о–о? — удивился приказчик, видимо, отвыкший от подобных заказов от важных господ.
— Я сказал, чаю, — ухмыльнулся Анжели и подмигнул ошалевшему приказчику. — Или вам неизвестен такой напиток?
По истечении четверти часа на столе закипел большой самовар, и в красном живом свете свечей поблескивали тарелки с лепешками, пирожками, булочками, конфетами, миндалем, фисташками и разными сортами кишмиша.
У стола вновь появился приказчик. Он налил в пиалу чай, поставил ее перед Анжели и тихо исчез.
Анжели взял пиалу и подул в нее. Затем он тремя глотками выпил чай и сам поставил пиалу под носик самовара. Пока кипяток наполнял пиалу, Анжели наблюдал за Барковым.
Капитан заметно изменился. Какие–то заботы изменили его лицо — оно приобрело новое выражение.
Барков сидел задумавшись, не глядя ни на кого вокруг. Он наливал себе водку, выпивал и наливал снова. К закуске даже не притрагивался. Капитан не почувствовал пристального взгляда Анжели.
— Позвольте полюбопытствовать, господин капитан, — сказал Анжели, — я вижу, вам сегодня одиноко?
Барков не спеша, словно отрываясь от своих мыслей, ответил:
— Одиноко. Вам–то какое до меня дело, месье француз?
Анжели отпил из пиалы чаю, отломил кусочек лепешки и ответил:
— Грустно наблюдать за вами, Александр Васильевич. Может, я могу вам чем–нибудь помочь?
Капитан пьяно ухмыльнулся, наполнил рюмку водкой и выпил.
— Мне сам Господь Бог не в силах помочь, не то что ты, француз непонятный.
— Это как сказать, — улыбнулся Анжели. — Если я не смогу вам помочь, Александр Васильевич, то нужно будет примириться и терпеть. Ну а если все же помочь вам мне по силам?
Барков обернулся.
— А что ты можешь, француз? — едва ворочая языком, спросил он. — Ты здесь кто? Гость. Торгаш шляпный. А я кто? Ты хоть знаешь, кто я такой?
Анжели заговорил не торопясь:
— Есть вещи, дорогой мой, Александр Васильевич, которые нельзя решить людям, даже облаченным властью, как вы, например! Вы можете много, но… К сожалению, не все!
— А что можешь ты, чего не могу я? — усмехнулся Барков. — Разве есть спасение от любви, француз? Любви большой, пламенной, но неразделенной? Я готов следы ее ног целовать, а она…
— Переходи за мой столик, Александр Васильевич, — заговорче- ским голосом предложил Анжели. — Я кое–что тебе скажу…
— Ты думаешь, что сможешь меня чем–то порадовать? — хмыкнул Барков.
— Как знать, — улыбнулся Анжели. — Хотя бы попытаюсь что–то для тебя сделать.
Пожав плечами, капитан принял предложение француза и грузно опустился на своевременно подвинутый французом табурет.
— Ну, — сказал он, — валяй. Говори, что хотел.
— Может, твоя беда в отсутствии денег? — поинтересовался Анжели. — Если это так, то я помогу тебе.
— Я так и знал, — расхохотался капитан. — Затолкай их в свою французскую задницу, месье.
— С деньгами можно сотворить все!
— Все? А любовь на них купишь?
— Если очень захотеть!
— Да пошел ты…
Барков взял бутыль и долго целился горлышком над рюмкой. Но рука подвела его. Бутыль дрогнула, и водка залила скатерть вокруг рюмки.
— А почему ты перестал навещать Жаклин, Александр Васильевич? — спросил его Анжели, переходя к более решительной атаке.
Барков почесал себе лоб, поудобнее уселся и серьезно сказал:
— А ты сам–то как думаешь, месье?
— Никак, — ответил Анжели, подчеркивая свою якобы неосведомленность. — Сегодня днем я навестил госпожу Жаклин. Она так сокрушалась, что вы перестали навещать ее.
— Вот сука! — громко выругался Барков. — Да я у нее порог оббил, да ни разу в дом не пустили. Все отговорками какими–то дешевыми отбрыкивалась.
— Жаклин была больна, — сделав скорбную мину, со вздохом сказал Анжели.
— Лжешь. Все лжешь ты, француз, — ухмыльнулся Барков и неуверенной рукой потянулся к бутыли. — Ложью пронизана и жизнь Жаклин. Она использовала меня, когда я был ей нужен! А потом… Эта сука растоптала меня! — Он подался вперед и, едва не разлив содержимое бутыли, схватил Анжели за ворот камзола. — А я любил ее. Люблю и сейчас!
Если бы кто другой схватил Анжели за грудки, он немедленно поставил бы наглеца на место и потребовал бы удовлетворения. Но сегодня он с другой целью пришел в кабак. Усилием воли проглотив обиду, он заставил себя улыбнуться:
— Жаклин тоже любит тебя, Александр Васильевич. Сегодня днем она лично мне в этом призналась!
Барков отпустил ворот камзола Анжели и внимательно посмотрел на собеседника. Глаза его заблестели. Повеселев, он спросил:
— А ну перекрестись, если не лжешь?
— Пожалуйста. — Анжели встал, трижды перекрестился и сел на место: — Теперь, надеюсь, веришь?
— Теперь да, — кивнул Барков, и его рука снова потянулась к четвертной.
— Нет, нет, нет, — опередив его руку, решительно отодвинул бутыль Анжели. — С этого момента ты больше не пьешь, Александр Васильевич!
— А кто мне может запретить? — уставился на него капитан.
— Я! — твердо ответил Анжели.
— Ты?!
— Да, я! Ты же не можешь идти к любимой женщине пьяным, как свинья?
Барков почесал затылок и криво усмехнулся:
— А ты бываешь прав, месье француз. Но завтра я буду трезв, как огурчик!
— Не будем ждать завтра, а идем к Жаклин прямо сейчас! — теряя терпение, сказал раздраженно Анжели. — Как вы, русские, говорите — куй железо, пока оно горячо!
— Пошли! — решительно встал на ноги Барков.
Анжели щедро расплатился с приказчиком за себя и за капитана, после чего, поддерживая его под руку, вывел на улицу.
* * *
Жаклин услышала на лестнице шаги, быстро задула свечи, чтобы не постучались, и, накинув на себя одеяло, подошла к окну: «Да что же это такое?» Она смотрела на знакомую улицу перед домом и не узнавала ее. Грязные лужи, мелкий моросящий дождь…
Жаклин вернулась в постель, закрыла глаза и нервно заломила руки. Она вдруг увидела злое лицо Анжели, его крепкую, ладную фигуру, одиноко прохаживающуюся по комнате. «Что ему от меня надо?» Ее томило навязчивое ощущение невыясненности. Воспоминание… Движения, наклон тела, озабоченный лоб. Что? Как он смеет заставить ее лечь с Барковым в постель?
Она сжала похолодевшие руки. Предчувствие опередило мысль. Она спрятала лицо в подушку. Не хочу! А мысль все вертелась в мозгу. «Барков!» Она вскрикнула. Закрыв глаза и закусив губу, она старалась отогнать образ, вызывавший в ней раздражение. Она скоро разделит с ним свою постель! Но это невозможно! Это не–правда! Она не шлюха низкого пошиба, чтобы спать с кем угодно! Ведь так же нельзя…
«…У тебя сильно развито воображение, — прозвучал в голове властный голос Анжели. — Твои принципы мне не нужны».
Когда она встретилась с Анжели во время нервного приступа, он бросил ей в лицо, издеваясь: «Твои принципы приведут тебя в приют для сумасшедших!» Он — ее злой гений!
Она его ненавидела. Да. Даже сейчас при мысли о нем ползли из глубины ее существа ощущения неясные, как отражения на льду. Она ощущала в себе лютую ненависть к нему.
Анжели раздражал ее. Теперь он решил уложить ее в кровать с Барковым! И ради чего? Опять же ради интересов Франции? С ее помощью Анжели собирается привязать к себе Баркова. И что теперь делать? Она не может противопоставить себя этому улыбчивому и хитрому тирану. Она смертельно боялась его! Анжели обладал великолепным, всегда послушным ему даром речи! Стоило ему впервые войти в ее квартиру, еще давно, в Париже, как Жаклин настороженно сжалась: он вошел, как хозяин, громко смеясь, уверенно двигаясь, властно покровит