Примерно через неделю перевели меня на другое отделение, для выздоравливающих, но я каждый день приходил в интенсивную торопию — посидеть с летенантом Дэном.
Бывало, играл ему на губной гармошке, он это любил очень. Мама давным-давно отправила мне упаковку шоколадок «Хёршиз», но нашли они меня только здесь, в госпитале, и я первым делом решил угостить Дэна, но у него организм принимал только то, что поступало через трубки.
Я щитаю, общение с летенантом Дэном, наши разговоры наложили огроменный отпечаток на мою последущую жизнь. Понятное дело: раз я идиот, мне филосовствовать не положено, а может, у моих знакомых просто времени не было заводить со мной подобные беседы. У летенанта Дэна, к примеру, философия была такая: все, что с нами случаеца, и вобще все, что происходит на земле, подчиняеца законам природы, которые управляют вселенной. Взгляды его по этому вопросу были для меня через чур сложными, но суть я все же улавливал и от этого мои собственные взгляды во многом стали меняца.
Всю свою жизнь я нифига не понимал, что происходит вокруг. Ну, допустим, случаеца какое-то одно событие, потом другое, третье, но в половине случаев никакого смысла в этом не видать. А по мысли Дэна, все эти события укладываюца в определенную схемму, и чтоб у тебя в жизни все было пучком, необходимо сперва выеснить, каково же твое место в этой схемме, а после на нем удержаца. И, проникнувшись этой мыслью, для меня многое проеснилось.
Шла неделя за неделей, и задница моя поджевала как нельзя более лучше. Доктор сказал, что у меня шкура типо как у «носорога». В госпитале имелась комната отдыха, и посколько заняца особо было нечем, я раз туда забрел и увидел, как двое парней играют в пинпонг. Не много понаблюдав, я попросился с ними, и они меня приняли. Первые очка примерно два я продул, но потом обоих вынес. Один мне говорит: «Такой слон, а довольно шустрый». Я только кивнул. И потом старался играть хотя бы по немногу, но каждый день и — вы не поверите — насобачился.
После обеда ходил проведать летенанта Дэна, а по утрам был предоставлен сам себе. Мне разрешалось при желании выходить за територию госпиталя, нам предоставляли автобус, и мы с ребятами ездили в город, а там могли расходица кто куда и покупать всякую фигню в местных лавчонках. Но мне это было без надобности, я просто гулял по Данангу и разглядывал доскопримечательности.
Прямо на набережной распологался не большой рыночек, где торговали рыбой, креведками и другими моря продуктами, и однажды я прикупил там не много креведок, чтобы на кухне в госпитале мне их отварили — получилось объедение. Я бы с радостью и летенанту Дэну дал попробовать. Он предложил мне их размять, а потом попросить дежурную сестру ввести их ему в организм через трубочку, но я догадался, что это шутка.
Той ночью, лежа на койке, я думал о Буббе — как, должно быть, ему бы понравились эти креведки, и еще про покупку лодки. Бедняга Бубба! На следущий день я спросил летенанта Дэна, как все-таки получилось, что Бубба погиб, по какому такому дурацкому закону природы? Не много подумав, он ответил:
— Знаешь, Форрест, не все законы нам на руку. Но, как ни крути, это законы. Сам посуди: если в джунглях тигр сцапает обезьяну, обезьяне — капец, а тигру празник. Вот так-то!
Через несколько дней, снова придя на рыбный рынок, мне бросился в глаза щуплый такой раскосый торговец креведками. Я спросил, откуда у него такая уйма креведок? Тот залопотал на своем языке, посколько не знал по-нашему. Пришлось растолковать ему жестами, как принято у индейцев и других народностей, и он въехал! И поманил меня за собой. Я сперва заподозрил не доброе, но он вроде как улыбался, ну, думаю, ладно.
Прошли мы по берегу, наверно, с милю или около того, мимо лодок и всякой хрени, но ни в одну лодку он меня не зазывал. А привел туда, где у воды было не то болотце, не то прудик, в котором он раставил провлочные сетки, и во время прилива дотуда поднималась вода Китайского моря. Этот чертяка добывал там креведок! Взял он децкий сачок, зачерпнул — и пожалуста: креведок десять поднял или двенацать даже. Несколько штук отложил для меня в пакетик, а я ему за это дал шоколадку «Хёршиз». На радостях торговец чуть не запрыгал.
В тот вечер у Штаба оперативно-тактической групы показывали кино на открытом воздухе, и я решил пойти, но как нагрех в первом ряду возникла не шуточная потасовка и одного бузотера зафигачили прямо в экран, да так, что бедняга насквозь прошел, вот и все кино. Потом, без сна лежа на койке, меня вдруг осенило. Я придумал, чем займусь, когда меня отпустят из армии! Вернусь домой, найду не большую запруду возле залива и налажу добычу креведок. Может, покупку парусной лодки мне без Буббы ниасилить, но можно же побродить по болотам и раставить сети — так я и поступлю. Бубба был бы доволен.
После этого я не одну неделю изо дня в день по утрам добирался до того места, где добывал креведок тот щуплый местный торговец. Звали его мистер Чи. Я просто сидел и набюдал за его работой, а когда прошло не много времени, он уже сам стал мне показывать как и что. В окресных болотах он ловил не большим сачком мальков креведки и выпускал в запруду. Когда начинался прилив, он бросал туда всякое дерьмо: отходы и протчее, отчего в запрудах размножалась такая склизкая мелкая живность, которую поедали креведки и благодаря этого росли и толстели как на дрожжах. Проще простого, дурак набитый — и тот справица.
Через несколько дней к нам в госпиталь в сильном волнении заявились большие шишки из Штаба оперативно-тактической групы и говорят:
— Рядовой Гамп, вы награждены Почетным орденом Конгресса за проявленный героизм и после завтра летите на родину, где получите свою награду из рук президента Соединенных Штатов.
Время было раннее, я тока-тока из койки, лежал и раздумывал, идти в гальюн или еще поваляца, а тут явилась эта делегация, от меня, как видно, ждут ответного слова, а я сейчас в штаны напущу. Но теперь я ученый: сказал спасибо и рот на замок. Наверно, этого требовал естественный порядок вещей.
Вобщем, когда они свалили, пошел я в интенсивную торопию проведать летенанта Дэна, но, придя туда, койка его оказалась пуста и даже матрас свернут. Я перепугался, что с ним случилось самое страшное, и побежал искать санитара, но тот как сквозь землю провалился. В коридоре перехватил сестричку, спрашиваю, где летенант Дэн, и что я слышу: «Выбыл». Куда, спрашиваю, выбыл? А она такая: «Без понятия, это не в мою смену было». Разыскал старшую сестру, спросил тоже самое, и она обьеснила, что Дэна отправили самолетом в Америку, посколько там уход лучше. Но с ним, спрашиваю, все нормально? А она: ага, мол, только оба легких проколоты, кишечный трак изрублен, травма позвоночника, одну ногу вчистую оторвало, на другой ступни нету, по всему телу ожоги третьей степени, а в остальном да, все нормально. Я ей сказал спасибо и пошел своей дорогой.
В тот день даже в пинпонг играть не стал — перенервничал из-за Дэна. Все думал: вдруг он умер, а мне просто не говорят, потому как извещают только родных, так уж заведено. Как узнать-то? Я совсем скис и пошел шатаца в одиночку, пиная камни, консервные банки и всякую херь.
В конце концов прихожу к себе в палату и вижу на койке почту: крестпонденция меня догнала. Мама написала, что наш дом сгорел до тла, а страховки нету, ничего нету, и ей теперь одна дорога — в богодельню. А пожар как возник: мисс Френч выкупала своего кота, стала сушить феном, и кто-то из них загорелся: толи кот, толи фен, вот такая не задача. От ныне, написала мама, я должен адресовать почту «Младым Сестрам обездоленных во Христе». Представляю, сколько будет гредущих слез.
А второе письмо было такого содержания: «Уважаемый мистер Гамп, Вы победили в розыгрыше новейшей модели автомобиля „понтиак“. Для получения выигрыша Вам необходимо отправить по указанному адресу прилагаемую почтовую карточку с заявкой на гарантированное приобретение комплекта превосходных энциклопедий, которые Вы будете получать пожизненно в форме ежегодного обновляемого альмонаха всего за $75 в год». Это письмо я сразу выкинул в мусорку. На кой такому идиоту, как я, нужны энциклопедии, а тем боле у меня и водительских прав нету.
Зато третье письмо было личное, и на обороте конверта значилось: «Дж. Каррен, до востребования, г. Кембридж, штат Массачусетс». У меня так руки затряслись, что я его не сразу сумел распечатать даже.
«Дорогой Форрест, — прочел я, — моя мама переслала мне твое письмо, полученное от твоей мамы, и я очень расстроилась, что ты вынужден участвовать в этой грязной, позорной войне». Дженни писала, что понимает, какой это ужас, когда кругом убивают и калечат людей. «Тебя наверняка мучит совесть, хотя мне понятно, что ты пошел воевать не по своей воле». Она посочуствовала, что я вынужден обходица без чистой одежды, свежей еды и всего протчего, но не поняла, в каком смысле я написал, что «двое суток лежал мордой вниз в офицерском дерьме».
«Даже зная эту публику, — писала Дженни, — трудно поверить, что тебя принуждают к таким гадостям». Нужно было мне с того места обьеснить поподробнее.
Вобщем, Дженни сообщала следущее: «Мы организуем массовые демонстрации против этих фашиствующих свиней, чтобы положить конец грязной, позорной войне и дать право голоса ее рядовым участникам». Это у нее было расписано на целую странитцу, если не больше, и примерно одними и теми же словами. Но я все равно читал очень внимательно, хотя бы для того, чтобы перед глазами был ее подчерк, а в животе трепетало.
«Но зато судьба свела тебя с Буббой, — писала она в конце, — и я представляю, как ты рад, что среди этого моря бедствий у тебя появился друг». Дженни передала Буббе привет и добавила по скриптам, что два-три раза в неделю подрабатывает с групой в кафе близ Гарвардского университета, где я смогу ее найти, если меня занесет в те края. Их команда называлась «Битые яйца». Я решил, что от ныне буду искать любую возможность попасть в Гарвард.
Вечером я взялся собирать свое барахлишко перед отправкой домой, на вручение Почетного ордена и на встречу с президентом США. Правда, собирать было особо нечего, разве что выданные мне в госпитале пижаму, зубную щетку и бритву, потому как все протчее осталось на базе огневой поддержки в Плейку. Хорошо, что за мной прислали этого заботливого полковника действующей армии, который сказал: