.
Ей уже обрыдло с банановыми листьями возица: как увидит встречную машину, банановые листья на передок смещает, как сзади заслышит мотор — корму прячет. На ожевленной трассе, как в танце с веерами, только пошевеливайся.
Свернули мы с фривея и пошли среди каких-то полей.
— Нам обезательно таскать за собой эту гадкую обезьяну? — спрашивает Ракель Уэлч. — Мы и так — посмешище!
Я помалкиваю, оборачиваюсь на старичка Сью и замечаю, как его перекосило. Он тоже впервые повстречался с Ракель Уэлч, но, видать, обиделся.
Короче, шагаем мы дальше, и по прежнему всем мы до лампочки. В конце концов дорога вывела нас на бойкую улицу, и Ракель Уэлч заволнавалась:
— Бог мой… это же бульвар Сансет![35] Как я обьесню, почему средь бела дня разгуливаю по бульвару Сансет голышом!
В этом ее можно понять, мне-то проще, я ведь в костюме твари, меня потом никто не узнает, хоть я и сопровождаю Ракель Уэлч.
Остановились мы на перекрестке и по зеленому сигналу светофора начали переходить через дорогу. Ракель Уэлч уже приноровилась изображать танец с веерами, улыбаеца водителям, держица совсем как на сцене, а сама шипит:
— Какое неслыханное унижение! Я опозорена! Ну, погоди. Когда мы выпутаемся из этой заварухи, береги свою задницу, идиот проклятый!
Некоторые водители, остановившие на красный свет, начали сигналить и махать — вероятно, узнали Ракель Уэлч, а когда мы закончили переход, несколько автомобилей развернулись и поехали вровень с нами. Дойдя до бульвара Уилтшир, за нами увязалась целая толпа: люди выбегали из домов, из магазинов и тагдалее, а мы возглавляли шевствие, как тот Крысолов из сказки, только Ракель Уэлч была вся багровая, как свекла.
— В этом городе тебе больше не работать! — грозилась она сквозь зубы, растачая улыбки на право и на лево.
Прошли мы еще не много дальше, и она говорит:
— Ох… наконец-то: Родео-драйв.
Я озираюсь и вижу на углу магазин женской одежды. Постукал ее по плечу, пальцем показал, но Ракель Уэлч возмутилась:
— Бррр, это же «Попагалло». В платье от «Попагалло» женщина в наше время даже в гроб не ляжет.
Делать нечего, идем дальше, и она говорит:
— Нам сюда — это «Джаниз», тут бывают интересные фасоны.
Заходим. У дверей стоит продавец — тонкие усики, белый костюм, из нагрудного кармана уголок носового платка торчит — и пристально следит за нашими передвижениями.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, мадам?
— Я хочу купить платье, — отвечает Ракель Уэлч.
— Какое-то конкретное? — интересуеца этот пижон.
— Любое, болван… или ты не видишь, что происходит?
Ну, продавец указывает на две стойки с платьями и говорит, что вот там, вероятно, найдеца ее размер, Ракель Уэлч шагает туда и начинает перебирать платья.
— А вам, джентльмены, чем могу быть полезен? — обращаеца этот франт к нам со Сью.
— Мы с ней, — говорю.
Оглядываюсь и вижу: снаружи плотная толпа, носы к витрине прижаты.
Тем временем Ракель Уэлч отобрала платьев восемь или девять даже и отнесла в примерочную. Прошло не много времени, она выходит и спрашивает:
— Такое мне подойдет?
Расцветка серо-буро-малиновая, все платье в каких-то бубенчиках и петельках, еле-еле бюст прикрывает.
— Хм, не уверен, дорогуша, — мямлит продавец, — как-то это… не ваше.
Идет она обратно в торец, примеряет следущее, и продавец ей:
— О, чудесно! Вы совершенно неотразимы!
— Беру, — говорит Ракель Уэлч, а продавец такой:
— Прекрасно… как предпочитаете оплачивать?
— В каком смысле? — не понимает она.
— Ну, наличными, чеком, кредитной картой?
— Послушай, олух, ты так ничего и не понял? Как по-твоему, в каком месте я все это прячу?
— Прошу вас, мадам, не будем опускаца до непристойностей, — увещивает ее продавец.
— Я — Ракель Уэлч, — сообщает она. — Позже от меня придет доверенное лицо и оплатит покупку.
— Очень сожалею, мадам, — уперся продавец, — но мы на таких условиях не работаем.
— Но я — Ракель Уэлч! — Она сорвалась на крик. — Меня трудно не узнать!
— Видите ли, — говорит этот пижон, — пядесят процентов наших покупательниц выдают себя за Ракель Уэлч, за Фарру Фосетт или за Софию Лорен. У вас имееца удостоверение личности — какой-нибудь документ с фотографией?
— Документ с фотографией! — негодует она. — Куда, по-твоему, я засунула документ с фотографией?
— Фотки нет, кредитки нет, налички нет — значит и покупки нет, — отрезал продавец.
— Я сейчас докажу, кто я такая, — сказала Ракель Уэлч — и как рванет на груди материю. — Кто еще в этом захолустье способен предъявить такой бюст!
Снаружи зеваки уже стучат по стеклу, вопят, подзуживают. Но продавец нажал какую-то кнопочку, и примчавший по этому сигналу громила-охранник обьевил:
— О’кей, вы, фрики, задержаны. Если не хотите неприятностей, стойте спокойно, не дергайтесь.
23
Стало быть, опять я за решеткой.
Как только охранник загнал нас всех в угол, примчались две полицейские машины, из них с криками высыпали копы, один подваливает к продавцу и спрашивает:
— Ну, что мы имеем?
— Да вот эта, — говорит продавец, — выдает себя за Ракель Уэлч. Прикрывает срам банановыми листьями, покупку оплачивать отказываеца. Насчет этих двоих не скажу, но тоже довольно подозрительные типы.
— Я — Ракель Уэлч! — визжит она.
— Кто бы сомневался, милая дама, — говорит коп. — А я — Клинт Иствуд. Пройдите-ка с этими любезными юношами.
И указывает на парочку своих подчиненных.
— Так-так, — продолжает главный коп, разглядывая меня и Сью, — а вы что хорошего расскажете?
— Я, — говорю, — прямо со съемок.
— Просто не успели снять костюм рептилоида? — уточняет он.
— Ну, как бы да, — говорю.
— А этот? — Коп указал пальцем на Сью. — Ему выдали куда более реалистичный костюм, уж поверьте.
— Это, — убеждаю его, — не костюм. Мой друг — чистокровный оран-мутан.
— Да неужели? — сомневаеца коп. — Вот что я вам скажу. У нас в участке тоже есть большой специалист по съемкам, и он с удовольствием пару раз щелкнет таких клоунов. Давайте-ка оба на выход, только без резких движений.
Короче, вытащил меня все тот же мистер Триббл. А мистер Фелдер прибыл с целым взводом адвокатов, чтобы вызволить Ракель Уэлч, которая уже билась в истерике.
— Ну, погоди! — вызверилась она на меня, когда ее освобождали из-под стражи. — Вот закончица этот бедлам, и ты не получишь даже роль без слов в страшном сне!
Тут, наверно, она накаркала: по всей видимости, мой актерский путь завершился.
— Это жизнь, бэби, но я тебе еще позвоню — сходим куда-нибудь пообедать, — сказал мне на прощанье мистер Фелдер. — А за костюмом рептилоида мы на днях курьера пришлем.
— Идем, Форрест, — поторопил меня мистер Триббл. — У нас есть другие дела.
В гостинице мистер Триббл, я и Сью поднялись в номер, чтобы посовещаца.
— Из-за Сью у нас будут проблемы — сказал мистер Триббл. — Сам посуди: мы даже сейчас вынуждены были тайком вести его по леснице. В поездках оран-мутан — большая обуза, и с этим нужно считаца.
Расказал я ему о своем отношении к старичку Сью: как тот в джунглях не раз прикрывал мою задницу и вобще.
— Да, смею предположить, что понимаю твои чуства, — ответил мистер Триббл. — И готов рискнуть. Только он должен усвоить правила поведения, а иначе жди беды.
— Уж он-то усвоит, — заверил я, а Сью покивал и ухмыльнулся — ну чисто обезьяна.
Короче, на следущий день открывался эпохиальный шахматный турнир между мной и международным гроссмейстером Иваном Петрокивичем, известным в шахматных кругах как Иван Честняк. Мистер Триббл взял мне на прокат смокинг, посколько там ожидалась большая модная тусовка с участием важных персон. А кроме того, призовой фонд составлял десять тысяч долларов — моей половины как раз хватило бы, чтобы начать креведочный бизнес, так что я просто не имел права на ошибку.
Вобщем, пришли мы в зал, там уже кишит тысячная толпа, а за шахматным столом сидит Иван Честняк и глядит меня, как Мухомед Али на вошь.
Иван Честняк — здоровенный русский мужик с высоким лбом — смахивает на чудовище Франкенштейна. Волосы длинные, черные, курчавые, такие обычно у скрипачей бывают. Поднялся я на сцену, занял свое место, он мне что-то буркнул, а еще какой-то тип и говорит: «Начинаем турнир» — вот и все.
Ивану Честняку выпало играть белыми, и он сделал первый ход в соотвецтвии с так называемым дебютом Понциани.
Я ответил, используя так называемый дебют Рети за черных. Дальше все пошло довольно гладко, каждый сделал еще по паре ходов, и тут Иван Честняк пытаеца применить так называемый гамбит Фалькбеера: двигает коня и примеряеца к моей ладье.
Но я-то вижу, что он задумал, раставляю ему так называемую ловушку «Ноев ковчег» — и сам беру его коня. Иван Честняк посмурнел, но сохраняет холоднокровие и применяет угрозу Тарраша, нацелеваясь на моего слона.
Но слона отдавать нехота, и я, прибегнув к новоиндийской защите, вынудил его использовать схевенингенский вариант сицилианской защиты, в результате чего у меня появилась возможность применить контргамбит Бенони.
Иван Честняк, похоже, не много огорчился, стал заламывать пальцы и кусать нижнюю губу, а потом решился на отчаянный шаг: атаку Фегателло, на которую я, чтобы охладить его пыл, ответил защитой Алехина.
Какое-то время казалось, что сейчас последует пат, но Иван Честняк взял да и применил маневр Хоффмана — и прорвался! Смотрю на мистера Триббла, тот едва заметно улыбаеца и одними губами командует: «Давай». Я понял, чего он от меня хочет.
Понимаете, в джунглях Большой Сэм обучил меня некоторым тонкостям, не прописанным в книге, и теперь пришло время пустить в ход конебальский вариант кокосового гамбита, при котором мой ферзь используеца в качестве приманки — чтобы спровоцировать соперника пожертвовать коня.