Кертис взял нам по паре пива, и мы придались воспоминаниям. Оказываеца, Змей был квотербеком команды «Грин-бэй пэкерз», пока не влил в себя литр польской водки в перерыве матча против «Миннесота вайкингз». После этого Змей подвязался в «Ню-Йорк джайентс», пока в третьей четверти матча против «Лос-Анджелес рэмз» не замахнулся на финт под названием «статуя Свободы». Тренер «Джайентов» заевил, что финт «статуя Свободы» не использовался профессионалами с тыща девятьсот трицать первого года, и фигли Змею приспичило с ним вылезать. Но на самом-то деле, сказал Кертис, дело было вовсе не в «статуе Свободы». Истина, по словам Кертиса, заключалась в следущем: Змей на столько обдолбался, что, отбежав назад, попросту забыл сделать пас, а левый энд случайно просек ситацию, забежал ему за спину и преспокойно отобрал мяч. Короче, сказал Кертис, теперь Змей подвязаеца помощником тренера какой-то зачуханной децкой команды в Джорджии.
После пары пива у меня созрела одна идея, которой я не замедлил поделица с Кертисом.
— Хочешь на меня поработать? — спросил я.
Минуту-другую Кертис орал и матерился на чем свет стоит — как видно, готовился спросить, в чем будут заключаца его обязанности. Я расказал про креведочный бизнес и что я бы поручил ему занимаца расширением сфер нашей деятельности. Он еще пошумел, но смысл его матюгов сводился к одному слову: «Да».
Вобщем, все лето, осень и следущую весну мы вкалывали не прикладая рук — и я, и Сью, и мама, и Кертис. Папа Буббы и тот был приставлен к делу. За год наши прибыли выросли почти до тридцати тысяч, но мы не собирались на этом останавливаца. Все шло как по маслу, мама почти забыла рыдать, а в один прекрасный день мы даже увидели, как физиономия Кертиса расплылась в улыбке, но он, заметив, что мы на него глазеем, тут же нахмурился и разразился матюгами. Что до меня, то моя радость была не полной, посколько я все время думал о Дженни и как сложилась ее судьба.
А однажды решил, что так дальше продолжаца не может. Был воскресный день, и я, надев костюм, сел на автобус до Мобайла и пошел по адресу мамы Дженни. Постучался; она была дома и смотрела телик.
Когда я назвался, она сказала:
— Форрест Гамп! Глазам своим не верю. Заходи!
Мы не много посидели, она расспрашивала о маме, и чем я занимаюсь, и вобще. В конце концов я задал свой вопрос на счет Дженни.
— Знаешь, она редко дает о себе знать, — сказала миссис Каррен. — По-моему, живут они где-то в Калифорнии.
— Она, — спрашиваю, — снимает комнату на пару с подругой или как?
— Ой, а ты разве не в курсе, Форрест? — удивилась она. — Дженни вышла замуж.
— Замуж? — переспросил я.
— Да, несколько лет назад. До этого она жила в Индиане. Потом перебралась в Вашингтон — и вдруг я получаю открытку, где говорица, что она теперь замужем и они собираюца переезжать — вроде бы в Северную Каролину. Если от нее будут какие-нибудь вести, сообщить тебе?
— Да нет, мэм, — говорю, — не стоит. Просто передайте, что я желаю ей всего самого доброго, вот как-то так.
— Непременно, — сказала миссис Каррен. — Рада была тебя повидать.
Не знаю, вероятно, такой новости следовало ожидать, но я оказался к ней не готов.
Сердца биение участилось, руки похолодели, ладони стали влажными, и все мои мысли были о том, чтобы забица куда-нибудь и свернуца клубком, как в тот день, когда убили Буббу. Так я и сделал. Нашел заросли кустарника на чужом приусадебном участке, заполз под нижние ветви, поттянул колени к голове и, кажеца, даже палец принялся сосать, чего не делал давным-давно, посколько мама всегда мне твердила, что, не щитая младенцев, это верный признак идиота. Короче, сам не знаю, сколько я там пролежал. Вроде бы остаток одного дня и половину другого.
У меня не было ощущения, что Дженни передо мной виновата: она все правильно сделала. В конце-то концов, я же идиот, и хотя многие женщины говорят, что у них мужья — идиоты, им даже не прицтавить, во что превратилась бы их жизнь в браке с настоящим идиотом. По большому счету я, наверно, жалел самого себя, посколько за долгие годы привык думать, что в один прекрасный день мы с Дженни будем вместе. А потому, узнав о ее замужестве, у меня внутри что-то умерло и больше уже не воскресло, потому как одно дело — убежать и совсем другое — выйти замуж. Выйти замуж — это очень серьезно. Среди ночи я не много поплакал, но это не помогло.
На другой день, ближе к вечеру, выполз я из-под кустов и вернулся в Байю-Ла-Батре. Делица ни с кем не стал — решил, что от этого проку не будет. Меня ждала работа: где сетку подлатать, где еще что-нибудь, так что я, ни с кем не контактируя, вкалывал в одиночку. Справился уже затемно и принял решение: с головой уйти в креведочный бизнес и работать на износ. А что еще делать?
Так я и поступил.
В тот год наши прибыли достигли семьдесят пять тыщ долларов грязными, а бизнес на столько расширился, что мне пришлось нанять еще несколько человек себе в помощь. Во-первых, старину Змея, университецкого квотербека. Его уже достала работа в зачуханной децкой команде, и я определил его к Кертису — отвечать за траление и водовыпуск. Во-вторых, я выеснил, что тренер Феллерс вышел на пенсию, и пригласил его вместе с теми двумя амбалами, тоже оставшими не у дел, обслуживать причалы и плавсрецтва.
Прошло еще не много времени, и о том, как у нас поставлено дело, пронюхала пресса. Ко мне прислали репортера, чтоб взял у меня интервью из разряда «как поднялся местный парень». Этот материал, а так же мое фото вместе с мамой и Сью, опубликовали в ближайшем воскресном выпуске под заголовком: «Клинический идиот нашел себя в инновационном морском бизнесе».
Короче, вскоре после этого мама стала просить, чтобы я нашел ей помощника, способного взять на себя бухалтерский учет и решение финансовых вопросов — сама она с такими масштабами бизнеса уже не справлялась. Подумал я, подумал и решил связаца с мистером Трибблом, посколько он перед выходом на пенсию тоже не плохо поднялся в бизнесе. По его собственному выражению, он был «безмерно рад» моему звонку и обещал прилететь ближайшим рейсом.
А еще через неделю сказал, что у него есть ко мне разговор.
— Форрест, — начал он, — твои успехи иначе как выдающими не назовешь, но ты достиг той стадии, когда фирме уже требуеца серьезная финансово-аналитическая деятельность.
Я спросил, что именно требует анализа, и в ответ услышал:
— Инвестиции! Диверсификация! Как мне видица, в текущем финансовом году твои прибыли достигнут ста девяноста тыщ долларов. В следущем — приблизяца к четверти миллиона. При таком уровне доходов денежные средства необходимо реинвестировать, а иначе налоговое ведомство разденет тебя до нитки. Реинвестиции — это двигатель американского бизнеса!
И поступили мы так.
Управление финансами взял на себя мистер Триббл, и мы организовали ряд корпораций. Одну назвали «Компания „Морепродукты Гампа“». Другую — «Крабы от Сью», третью — «Мамины лангусты».
Итак, четверть миллиона превратилась в полмиллиона, а еще через год — в миллион и так далее. Четыре года спустя наш бизнес вышел на уровень пяти миллионов в год. Теперь у нас в штате около трехсот человек: мы приставили к делу и Какашку, и Овоща, чьи борцовские дни остались далеко позади. У нас эти ребята отвечают за погрузочно-разгрузочные склацкие операции. Мы из сил выбились, разыскивая Дэна, но он будто растворился без следа. Зато нашли старину Майка, промоутера бойцовских поединков: ему доверили пиар и рекламу. К съемкам рекламного ролика Майк (с подачи мистера Триббла) привлек даже Ракель Уэлч: переодетая каким-то членистоногим, она пританцовывала и пела:
Забудешь ты печаль свою,
Отведав крабиков от Сью.
Короче, дело приобрело не шуточный размах. Мы обзавелись собственным парком авторефрижераторов, а так же флотилией сейнеров и судов для добычи креведок и устриц. Построили свой консервный завод, административное здание, сделали солидные инвестиции в недвижимость: кондоминимумы и торговые центры; не обошли своим вниманием и аренду нефтегазовых месторождений. Нашлось у нас место и для професора Квакенбуша из Гарварда, преподавателя англиского и литературы, уволенного с работы за связь со студенткой: он стал поваром в «Маминых лангустах». Пригрели так же полковника Гуча, которого выперли из армии после моего наградного тура. Мистер Триббл доверил ему планирование «секретных операций».
Мама руководила строительством нашего нового, просторного дома, щитая, что главе корпорации не солидно ютица в какой-то хижене. Но хижену она сносить не стала — сказала, пусть в ней останеца Сью — на хозяйстве. Теперь я по должности каждый день расхаживаю в костюме и с кейсом, как адвокад. Без конца заседаю на совещаниях, выслушиваю потоки всякой хренотени, в которой смыслю ровно столько, сколько в языке пигмеев, а окружающие обращаюца ко мне «мистер Гамп» и разговаривают очень вежливо. В Мобайле вручили мне ключи от города и попросили войти в совет директоров центральной больнитцы и симфонического орекстра.
А как-то раз пришли ко мне в офис какие-то люди и говорят: мы, дескать, хотим выдвинуть вас в сенат Соединенных Штатов.
— Вы — настоящий самородок, — заевил, попыхивая толстой сигарой, все тот же ходатай в светлом летнем костюме. — В юности — звезда футбольной команды Медведя Брайанта, затем герой войны, прославленный астронавт, лицо, близкое к президенту, — чего еще желать?
Звали его мистер Клакстон.
— Послушайте, — отвечаю, — я самый обыкновенный идиот. В политике ничего не смыслю.
— В таком случае вы идеально вписываетесь! — обрадовался мистер Клакстон. — Нам требуюца порядочные люди вашего толка. Соль земли, я бы сказал! Соль земли!
Мне эта переспектива ни сколько не улыбалась, равно как и протчие, предложенные неизвесно кем. От чужих идей у меня всегда одни неприятности. Но, расказав об этом маме, у нее, конечно, навернулись слезы гордости, посколько она усмотрела здесь сбычу всех своих мечтаний: увидеть сына сенатором Соединенных Штатов.