ерена, в деревеньке Вербной полно новых коттеджей. И вторая дорога имеется, асфальтированная. Просто у тебя карта старая, доперестроечная. Все давно уже носятся по асфальту, а этой, экзотической, не пользуются. Жми на газ, нет тут никаких ям!
— Ирка, не нервируй меня. Успокоила и ладно. Надо знать меру. Смотри-ка, впереди то ли поле, то ли поляна. Полянка! С цветочками. Блин, жалко, времени мало, не разгуляешься. Ир, ты высунись в окно, как я, и дыши глубже. Фитотерапия! Блин!!! А говорила, ям нет.
Послышался легкий треск, и нас ощутимо тряхнуло.
— Ну ты бы вообще по пояс из машины высунулась! Нанюхалась! Куст задавила. Сдай назад.
— Надо же, как наша «Таврия» ошалела! Давно не выезжала на природу. Захотелось быть к ней как можно ближе. Кустик поцеловала, — ворковала ничуть не раскаявшаяся подруга. — На обратном пути мы его проведаем. Надо будет водички набрать, заодно и польем.
7
Оставшиеся до деревни километры мы горланили песни вместе с «Авторадио», благо никто этого не слышал. Настроение было приподнятым. Неоконченная песня оборвалась прямо перед мостом через небольшую речушку. Пришлось остановиться. Обследование шаткого сооружения показало, что он не очень надежный.
Сразу взгрустнулось. Сама деревня, вытянувшись в ленточку, хорошо просматривалась на расстоянии не меньше километра. Идти пешком не хотелось. Расставание с транспортным средством было равносильно расставанию с надеждой слинять из деревни в любую неблагоприятную минуту. С машиной под боком как-то надежнее.
— Эй, девки! Чё кумекаете? По мосту не ездите, провалится, — послышался с того берега речушки громкий голос. Самого его обладателя видно не было.
Я усиленно потерла руками лоб, внимательно вглядываясь в прибрежные кусты.
— Водяной! Вылез на солнышко, перегрелся и испарился. Из опознавательных знаков один голос остался.
— Хоть что-то, — обрадовалась Наташка. — Эй, дяденька Шаляпин! А как нам на тот берег переехать?
Кусты заколыхались. Явственно донеслось звяканье стеклянной тары.
— Направо в пяти километрах отсюдова новый мост, а можно и через брод. Метров триста по берегу, коли налево свернете. — Со всей очевидностью голос принадлежал другому человеку.
— Спасибо! — крикнула в ответ Наташка. — Ир, у них, наверное, в кустах слет юных водяных. Слышишь, бутылками звякают? Это чтобы не дать себе засохнуть. Поедем сначала к броду.
«Водяной» не обманул. Берег пошел на понижение и вскоре стал совсем пологим. На мелководье, помахивая хвостами отдыхало стадо коров. Основная часть с шумом втягивала в себя воду. Остальные равнодушно жевали жвачку и смотрели на нас большими, красивыми глазами. Пастуха видно не было.
— Неужели примкнул к составу водяных? — испугалась Наташка. Выйдя следом за мной из машины, она предпочла держаться за дверцу. — Посмотри, здесь быков нет? Хотя кто их тут разберет. На морду вроде все одинаковые. Только шубы разной расцветки. Ты не знаешь, часто коровы вообще бодают машины? И где этот местный ковбой шляется?
— Не знаю, — отмахнулась я, зачарованно переглядываясь с маленькой телочкой. Умопомрачительные глазищи «девушки» были опушены настоящими, густыми ресницами.
— Ир, ну что ты опять застыла? Стадный инстинкт сработал? Могу дать жвачку, встанешь на четвереньки, примкнешь к буренкам.
— Поехали. — Я развернулась и села в машину. — Только тихо, с коровьей скоростью. За своих сойдем. Жаль, нет багажника. Неплохо бы рога наставить.
Под колесами зашуршала галька. Наташка напряженно вглядывалась вперед, пытаясь угадать возможные ямы и промоины. Мне было велено «смотреть в оба» назад. Вдруг какой-нибудь бык опомнится и пойдет на обгон?
Переправа прошла довольно удачно, если не считать того, что мы едва не боднули небритого «ковбоя», замаскированного спецовкой под траву, как десантник, и мирно дрыхнувшего на поле. Возник он перед нами неожиданно, Наташка вовремя дала по тормозам, и я привычно ткнулась лбом в лобовое стекло, заметив, что и вправду, тише едешь, дальше будешь. От неприятностей. Минут пять продолжался обмен оскорблениями. Непроспавшийся ковбой в сердцах щелкнул кнутом и по округе пронесся звук настоящего выстрела.
— Фига себе! Так бы сразу и сказал, — проворковала Наташка, мгновенно срываясь с места. — Ну, если ему очень хочется, пусть считает, что последнее слово осталось за ним.
В общем-то, так и получилось. Измученный отдыхом ковбой проорал нам вслед, что за потраву колесами луговой травы нам еще предстоит ответить.
Деревня не ударила в грязь лицом, оказалась на редкость крепкой и радовала цветущими в палисадниках шапками георгинов. Ни одного покосившегося от старости дома! Некоторые реставрировались или перестраивались под небольшие коттеджи. Нам пришлось проехать в другой конец единственной улицы. Нумерация начиналась оттуда.
Десятый дом ничем особым не выделялся, если не считать того, что не был до конца докрашен насыщенно коричневой краской. То ли времени, то ли краски не хватило на половину застекленной терраски. На ступеньках крыльца сидела девочка лет пяти и увлеченно подстригала куклу. Реакция на наше появление была странная. Маленькая фигурка вздрогнула, ручки дернулись, и ножницы со стуком полетели вниз с крыльца. Следом упала кукла. Хорошенькое личико девочки, увенчанное завитушками льняных волос, испуганно перекосилось от непонятного нам ужаса.
— Ой, какая хорошенькая девчушечка! — пропела Наташка самым ласковым голосом. Таким, какой у нее бывает с утра в день зарплаты. — Как тебя, котеночек, зовут?
— Стасик, — прошептал ребенок и с громким криком «мама!» полетел на терраску, не забыв захлопнуть за собой дверь.
— Кто там?
На крыльце выросла колоритная мужская фигура — крепкий мужичок в дорогом спортивном костюме с аккуратно подстриженной бородой и усами. Внимательные глаза за очками прищурились и с выжиданием уставились на нас.
— Это не мама, — шепнула мне Наташка, наклонившись и делая вид, что поправляет воротничок на моей кофточке, которого и в помине не было.
— Вы по какому поводу?
Надо сказать, вопрос прозвучал не очень любезно.
— По очень серьезному, — ответила я, не зная с чего начать и настойчиво выталкивая подругу на передний план. Она не замедлила поздороваться. Я сделать это просто не успела. Сзади послышалось грозное рычание, а следом в щель, образованную не полностью прикрытой дверью, удерживаемой мужчиной за ручку, показалась лохматая голова кавказской овчарки.
— Уберите собаку! — опомнилась Наташка. — Мало в Москве переселенцев и заезжих кавказских братьев, так еще и собак кавказской национальности заслали! Ир, не двигайся! Кажется, нас тоже боятся.
Насчет «не двигайся» Наташка погорячилась. Я давно уже замерла на месте, надеясь, что если этот «кавказец» все-таки выскочит, то непременно примет меня за столб, который, в крайнем случае, только пометит. В какой-то мере я стану для него «своей».
Бородач одной левой втолкнул собачью голову назад, закрыл дверь и с любопытством уставился на меня. Нравился ему манекен, в который я в считанные секунды преобразилась.
— Не отомрет, будете мне ее грузить в машину сами! — заявила Наташка. — Нам назвали ваш адрес и ничего более. Впрочем, была еще пара отдельных слов — «убьют» и «Майке». Поэтому дальше пойдет отсебятина. Не знаем, в каком именно обличье знаком вам человек, в настоящее время находящийся в больнице с многочисленными травмами и ушибами, полученными в результате наезда на него автомашины. Состояние не смертельное, но тяжелое. Это я вам как заслуженная медсестра говорю. Вначале он выступал как Шурик Кочнев, попав в больницу, назвался Лузгиным Павлом Константиновичем, а в кармане…
Я немедленно покачнулась. Любой плохо установленный столб имеет на это право. Наташка ойкнула и умолкла, а потом еле выдавила из себя:
— В нынешнем своем состоянии этот человек должен быть зарегистрирован как Ельцов Михаил Петрович.
Лицо мужчины ничего не выражало. От удивления я совсем размякла.
— И что от меня требуется? — скучно вопросил он.
— Скорее всего, обеспечить бывшему Шурику достойные похороны.
Меня так и подмывало наговорить этому равнодушному субъекту гадостей.
— Пострадавший соболезнований не принимает, за ним постоянно наблюдают охранники, и так просто к нему не заявишься. Ребята ждут, когда он придет в сознание, чтобы вытянуть из парня необходимые знания. А потом в его сознании никто нуждаться не будет.
— Пройдите в дом.
— А собака?
— Собака не тронет.
— Она точно это знает? — засомневалась Наташка. — Может, лучше здесь, на крыльце посидим?
— У нас и дома имеется на чем сидеть. Сейчас я ворота открою, машину во двор загоните.
Бородач исчез, а вместо него высунулась мордашка Стасика.
— А я знаю, это у вас «Таврия», — похвастался ребенок.
— Замечательно, — похвалила его Наташка. — В наше время такие машины редкость. Дети больше в настоящих иномарках разбираются. Ты чего перетрусил-то? Мы такие страшные?
— Не очень. Просто мне дедушка не велел с незнакомыми разговаривать. Если кто заговорит, сразу домой бежать.
— Пожалуй, наше с тобой детство было счастливее, — подруга обратилась ко мне за поддержкой. — Одни шоколадные подушечки чего стоили. И наешься, и вымажешься от души.
Дедушка не сразу возник на пороге:
— Загоняйте.
Наташка вопросительно посмотрела на меня и пожала плечами. Я ободряюще улыбнулась — на ловушку ситуация не тянет.
— Ужасно хочется пить.
Моя улыбка переадресовалась бородачу, только я ее слегка перекроила и сделала виноватой.
— Вы проходите, я мигом. — По возвращении хозяин расщедрился на ответную улыбку. — Только покажу вашей подруге, где машину поставить и как войти в дом через двор.
Я даже не удивилась нахлынувшей на человека волне приветливости. Не зря же бородач так долго искал ключи от ворот. Кому-нибудь позвонил. А вот Наташка сначала села в машину не с той стороны, поэтому ее торжественный въезд во двор несколько затянулся.