Юлька подняла голову и посмотрела на меня.
Должно быть, выражение лица у меня было то еще, потому что Юлька с тревогой спросила:
– Что с тобой, дядя Артур?
Сколько раз я просил ее называть меня просто по имени, без всякого там «дяди»! Не дядя я ей, а совершенно чужой человек. Неделю назад мы даже не подозревали о существовании друг друга.
Юлька отстранилась от меня, и тут-то она увидела кровь. Много крови – рубашка насквозь промокла.
– Ты ранен, дядя Артур? – с ужасом прошептала Юлька.
– Нечего страшного, – попытался улыбнуться я. – Неприятно, конечно… Но идти-то я могу, – я подмигнул Юльке. – А доберемся до места, тогда и болячки залечим… Верно?
– Верно, – не очень-то уверенно согласилась Юлька.
И мы пошли.
Я – опираясь на арматуру и прижимая к ране ладонь свободной руки. Юлька – поглядывая то по сторонам – с опаской, то на меня – с тревогой. Я понял: Юлька боится, что я умру. И тогда она останется совсем одна. Мне хотелось успокоить ее, сказать, что со мной все в порядке, хотя на самом деле я чувствовал, что сил у меня остается все меньше. Поэтому я промолчал.
Где мы подхватили заразу, уничтожившую весь наш корабль, всех двести пятьдесят шесть пассажиров, летевших в дальнюю колонию Интро-7 с намерением начать там новую жизнь, точно неизвестно. Доктор Сон Ли полагал, что вирус занес один из последней партии будущих колонистов, которых мы подобрали на Узере-3. Мы уже вышли за пограничный кордон Метрополии, когда на корабле появились первые выродки. Сначала двое. Через день – еще один. Через два – трое. К концу недели их перестали считать.
В Метрополии давно ходили слухи о занесенном из дальних колоний вирусе, превращающем людей в то, что потом мы стали называть выродками. Но слухи слухами, а медикам с такой болезнью сталкиваться не приходилось. Поэтому доктор Сон Ли только беспомощно разводил руками, наблюдая за тем, как тела заболевших людей сначала покрывались огромными водянистыми волдырями, которые через день-другой превращались в сочащуюся гноем коросту. Больные впадали в безумие. У них выпадали волосы и зубы, отваливались ногти. А под конец тела их чудовищно раздувались и взрывались изнутри. После этого человек становился выродком – безумным, агрессивным и невероятно сильным существом, единственной целью которого были поиски пропитания.
Страшно даже вспоминать о том, что начало твориться на корабле, когда стало ясно, что болезнь не удастся локализовать уже хотя бы потому, что непонятно было, каким образом инфекция передается от человека к человеку. Одни, запасшись едой и водой, запирались в отсеках – надеясь, что так им удастся не заболеть. Другие убивали заболевших, расчленяли и выбрасывали за борт.
Никто уже не управлял кораблем, летевшим в никуда. Каждый думал лишь о том, как выжить.
Порой мне кажется, что, если бы не всеобщее безумие, нам бы удалось найти способ справиться с эпидемией.
Но вариант «если бы» не прошел. И в конце концов людей на корабле не осталось. Кроме меня. И Юльки, которую я нашел в оранжерее, когда понял, что для того, чтобы выжить, мне нужно добраться до пятой палубы, где находились складские отсеки, набитые в том числе и едой, до которой выродки, в силу тупости своей, добраться не могли.
Как же я был удивлен, увидев в оранжерее девчонку, обирающую с помидорных кустов крошечные зеленые завязи плодов.
С тех пор мы вместе, вот уже целую неделю. Последние люди на корабле мертвецов. Мы вместе едим, вместе спим. Юлька не возражает, хотя и бурного восторга тоже не проявляет. Она понимает, что без меня ей не выжить. Я тоже это понимаю, потому и не мучаюсь угрызениями совести. В конце концов Юлька ведь для этого и была создана. За время нашего знакомства она ни разу не упомянула о своей семье. Означать это могло лишь одно – Юлька была одним из родившихся на корабле клонов. Большинство колонистов были молодыми мужчинами, поэтому производство женских особей на борту корабля было поставлено на поток. Так, чтобы всем хватило.
Коммуникации не работали, и путь до пятой палубы оказался долгим. Я рассчитывал, что сегодня к вечеру мы наконец-то доберемся до места, где много еды и куда еще не проникли выродки. И непременно бы добрались, если бы мерзкая тварь не проткнула мне бок.
Я шел, сколько хватало сил. Когда же перед глазами поплыли радужные пятна, а колени начали подгибаться, я сказал Юльке, что нам нужно отдохнуть.
– Я хочу есть, – прохныкала Юлька.
– Скоро, – пообещал я ей. – Скоро у тебя будет вдоволь еды.
– Ты умрешь, дядя Артур, – процедила сквозь зубы Юлька.
Я ничего не ответил.
Мы забрались в ближайший отсек и заперлись изнутри.
Я хотел перевязать рану, но, едва добравшись до кровати, упал на нее и провалился во тьму.
Трудно сказать, был ли это сон или беспамятство.
Пришел я в себя от резкой боли, которая почему-то врезалась не в раненый бок, а в правое бедро.
Что за черт…
Я попытался подняться, но даже на это мне не хватило сил.
Боль снова впилась в бедро.
Вскрикнув, я приподнял голову и вытянул шею, стараясь увидеть, что происходит… И где Юлька.
Юлька сидела на корточках возле моей кровати. Она смотрела на меня очень серьезным взглядом. Губы, подбородок и щеки ее были перемазаны кровью. А челюсти что-то старательно пережевывали.
Проклятье…
Разорвав штанину на ноге, Юлька кусала мое бедро.
– Все равно ты умрешь, дядя Артур, – уверенно произнесла она и вновь впилась зубами в мою плоть.
У меня не осталось сил даже для того, чтобы закричать. Я захрипел и уронил голову на подушку.
Надо же…
А я ведь почти полюбил эту девчушку.
ЛЮСЯ – ЛАСТИКРассказ
Получив диплом, Люся устроилась на работу в компанию, производящую ластики.
Само по себе словосочетание «компания, производящая ластики» вызывает естественную усмешку. Ведь за словом «компания» запросто может скрываться действительно компания из трех-четырех человек, лепящих фирменные лейбаки на джинсы, сшитые нелегальными эмигрантами в подпольном пошивочном цехе, расположенном на территории мясокомбината. Но компания, в которую пришла работать Люся, была большой, серьезной фирмой, дорожащей своей репутацией. Если верить статистике, произведенными ею ластиками пользовался каждый 1,7345-й житель планеты, включая стариков, младенцев и представителей инопланетных рас – тех самых нелегальных эмигрантов, временно проживающих на Земле.
Люся легко и непринужденно вписалась в коллектив. Она ясно представляла стоящую перед ней задачу и готова была на все ради ее выполнения.
Компания выпускала ластики, стирающие карандаш, фломастер, маркер, чернила любых цветов, тушь, темперу, сангину, уголь, акварельные и масляные краски. Казалось бы, ничего больше придумать невозможно. Да и зачем? В конце концов, ластик – это ведь не мобильник, в который можно до бесконечности вколачивать новые функции, по большей части совершенно ненужные рядовому потребителю. Ластик – это, увы, только ластик. И не более того. Но, когда Люся задумалась над тем, каким образом можно увеличить продажу ластиков, ей в голову пришла удивительная мысль.
Ластики выпускались разноцветными, главным образом для того, чтобы с первого взгляда было ясно их назначение. Красный стирает чернила, белый – карандаш, синий – фломастер… Ну, и так далее. Люся предложила делать наборы ластиков одного цвета, с тем чтобы продавать их целевой аудитории.
Поначалу старшие товарищи отнеслись к идее Люси со скепсисом – мол, были уже у нас такие умники, все что-то там выдумывали. Но, заслушав Люсин доклад, совет директоров компании решил выпустить пробную партию наборов цветных ластиков.
И дело пошло!
Целевой потребитель приобретал ластик, руководствуясь не только насущной необходимостью, но еще и неким странным чувством, замешенным на маргинальной идеологии и квасном патриотизме. Говоря проще, если человеку нужен был один ластик, стирающий карандаш, он покупал набор из двенадцати ластиков, имеющих расцветку, кажущуюся ему привлекательной на подсознательном уровне. К примеру, ярко-зеленые ластики с энтузиазмом скупали для своих офисов не только представители Партии любителей природы, но и исламисты. Красные пользовались популярностью как среди маоистов, так и среди завсегдатаев районов красных фонарей. Голубые покупали моряки, летчики и многие другие мужчины.
Поначалу вышла накладка с ластиками для полярников и жителей Дальнего Севера. Маркетологи исходили из того, что, постоянно видя белый снег, жители Севера испытывают неосознанное влечение к этому цвету, к его чистоте и блеску. Поэтому они даже настояли на том, чтобы в материал, из которого делали ластики для Дальнего Севера, Арктики и Антарктиды, добавлялись серебристые блестки. Ластик получался чуть дороже обычного, но зато блестел, в точности как снег на солнце. Первая партия ластиков продалась неплохо. Но затем продажи резко упали едва ли не до нулевой отметки. Все недоумевали, в чем дело?
Люся первой нашла правильный ответ. Собственно, для этого и большого ума-то не требовалось. Дело было в очень простой причине – если житель севера ронял ластик на снег, он чаще всего уже не мог его отыскать.
Чтобы решить эту проблему, Люся распорядилась – к тому времени она уже имела такое полномочие – немедленно перебросить белые ластики в Африку. А на Север отправить продукцию, подготовленную для африканского региона, которой потенциальные потребители объявили бойкот, приняв присланную им в качестве гуманитарной помощи партию черных ластиков за утонченное издевательство.
Некоторые Люсины коллеги пытались экспериментировать с формой ластика, но Люся сразу поняла – это дело бесперспективное. Ластики необычной формы разве что только детей привлекали, взрослые же предпочитали классический вариант. Люся решила совершенствовать возможности самого обыкновенного ластика. Новые технологии позволяли найти ластику нетрадиционное применение, сохранив при этом традиционный вид и, естественно, само название, запатентованное компанией как торговая марка.