А он, Одиссей то бишь, послушал умного-умного, послушал и — ты все сказал?! — н-на, получи!
Сказка — ложь, да в ней намек… Вдруг Токмарев, он же законный муж, взбрыкнет?
Да не взбрыкнет, не взбрыкнет, шерочки-машерочки! Хоть вы все тут… конем… ходите! Вот не было печали! (Раньше, лет десять назад, печаль, возможно, и нахлынула бы — не на Токмарева, а на конкурента. Ой, грусть-печа-аль!) А теперь… Баба с возу…
— Ты ночь у Натали… провел? — мазохистски уточнил очевидное Чепик.
— А кто это? — отозвался Токмарев плаваюше. Понимай, как хочешь. То ли «знать не знаю, шалаву, и знать не хочу!» То ли «давай, преемник, колись чистосердечно — может, и не схлопочешь!» То ли «совсем зарвался, хахаль, — жену чужую кличешь по-своему: Натали!»
— У Натальи? — поправился Кайман, признавая: переборщил.
— У жены моей, что ли? — подчеркнуто равнодушно уточнил Токмарев. — А где ж еще!
— Ну и… как?
— Что?
— Как вы… между собой?
— Нормально.
— Не, Айтем! Пойми п’йавильно!
— Нормально, Ген, нормально. Не дергайся.
Что есть нормально?
Не убил, не покалечил, узнав про шахер-махер с квартирой (если б с одной квартирой!)? А то, видишь ли, Тема, у «Каймана» с «Одессеем» устное соглашение — обеспечиваем безопасность по всей поляне. И лично Чепик отвечает за… Так что…
Да нормально, Ген. Не дергайся. Разве взрыв в лифте, но, сам понимаешь (ты-то понимаешь!) — Токмарев не инициатор.
Или возвратился изголодавшийся по женской ласке служивый к бабе (а ничо девочка! по-прежнему ничо!), и они там… переплелись на всю ночь. А Чепик — сбоку припеку, хотя в отсутствие законного супруга преуспел в… во взаимности… Так что…
Да нормально, Ген. Не дергайся. Разве в ванной освежились, но по-домашнему, без… переплетения. И не Токмарев инициатор.
И вообще! Отчитываться? Перед Чепиком?! И в чем?!! А ху-ху не хо-хо?!
— Нор-маль-но!
— Чо ты, Айтем?! Пойми п’йавильно…
— Я и понял.
— Не! Ты неп’йавильно понял! Я…
— Ген! Ты сказал, у нас нет времени. Ты меня понял правильно? Я — у Марика. Надо — позвони. Нет — нет. Понял? Что ты дергаешься?
— Да он меня не очень… Ладно, хе’ня! Его проблемы. Главное сейчас с тобой ‘ешить…
— С собой я как-нибудь решу, Ген.
— Не, ну А’йтем! Опять ты неп’йавильно…
Нет уж, Ген! На сей раз ты неправильно…
Решить с собой — это решить с собой: про батю покойного, про соратника его ближайшего с битлово-припевочными инициалами — Е.Е.Е. Зачем и ехал, по большому счету. К Марику — в первую очередь. Интернет, говорите? Хакер, говорите? Самое то!
Остальные проблемы — да, неожиданные! да, серьезные! да, неизвестно, откуда еще прилетит!.. Артем будет их решать (и решит!) по мере поступления (что-то они, проблемы, всякую меру потеряли!).
Но главное…
Однако не посвящать же Каймана в то, что есть главное для Токмарева! Друг-Чепик и так излишне осведомлен — о второстепенном. И безоглядно довериться другу-Чепику повода нет. Обратный повод Кайман дал — и не один, много.
Марик Юдин — иное дело…
«Dead Serious
Мы должны внушать страх преступникам, чтобы они держались подальше от наших офисов, от наших паркингов.
Они должны нас бояться.
А мы должны помнить: если мы лишь раним преступника, он сможет после преследовать нас, он выйдет на свободу и убьет нас, а потом будет совершать новые преступления.
Только смерть!»
Веселеньким плакатом встречает тишайший Марик школьного друга Артема!
Собственно, не одного Токмарева, но всяк сюда входящего…
Глянцевый лист бумаги крепился на второй двери с внешней стороны, а также и такой же на стене в прихожей.
То есть вздумай посторонний вскрыть двойные двери юдинской обители, первое, на что упадет взгляд еще на «полпути», — dead serious здесь, усек?!
А если тот посторонний не усек, продолжил проникновение внутрь, то гляди, посторонний, второе тебе предупреждение, вот оно, на стене, как вошел: dead serious! не влезай, убьет!
Второе, оно же последнее. В обители — не китайцы: сто сорок пятое последнее предупреждение, за которым — сто сорок шестое… В обители — Марк Борисович Юдин (да уж, не китаец!). И не обессудь, посторонний, сам напросился…
МЦ-21, гладкоствольный карабин. Двенадцатый калибр, пять патронов… Нарезное оружие понадежней-поубойней, но для его получения требуется пять лет охотничьего стажа. Тишайший Марик — не охотник. Но убить убьет, не моргнув глазом, не взмахнув пушистыми ресницами. Он не психопат, не рецидивист — справочка имеется, без нее в лицензии отказали бы. Просто самозащита, посторонний, просто самозащита! Гражданин РФ нынче не только имеет абстрактное право, но и может… чисто конкретно.
Токмарев — не посторонний. Надеется, что для Марика он по-прежнему не посторонний. Дружили… Вот по старой дружбе и решил навестить, поболтать… и дело одно есть…
«Дело одно» — в свете (точнее, во мраке) текущих событий отодвинулось на второй-третий план.
Забраться бы в надежную берлогу, пересидеть-поразмыслить… Нет, предварительно часика на четыре отключиться и лишь после этого поразмыслить. Ночь бессонная, ум болит… И желудок пора бы ублажить. Перепринципиальничал на тещинской территории — теперь кишки пищат, топлива требуют.
Доморощенные гамбургеры, чизбургеры — этого добра, конечно, на каждом углу… Называются иначе, во избежание обвинений в продовольственном пиратстве: в Питере — петербургеры, в Сосновом Бору — сосновобургеры?.. сосновоборгеры? Не суть. Котлета с хлебом и котлета с хлебом. В каждом киоске (ООО «Одессей») навалом. Но…
Не в принципе загвоздка — дескать, от «Одессея» не приму! От жены, пусть косвенно, не приму! Хотелось не на ходу куском давиться, а сесть по-домашнему, горячего принять, а то и горячительного…
Юдинские родичи всегда были хлебосольны.
«Накормим хоть слона!.. Мам, а как насчет больших голодных волков?»
З-з-задолбала реклама! Больше нечем, видите ли, угостить больших голодных! в доме шаром покати! жрите маргарин «Дельми» ложками!
В доме Юдиных всегда были рады накормить больших и голодных, как волки, друзей Марика — Токмарева, Гомозуна, Чепика, Гречанинову… Катюху то есть. (Катюху в особенности — неравнодушны были мариковские предки к Гречаниновой. Виды на нее имели? Возможно. Вдруг индифферентный к слабому полу сын наконец-то прозреет: ай, какая!) Накормить, да. И не маргарином. Рыба-фиш — как минимум. И что за рыба-фиш! Максимум!.. При том, что от номенклатурных деликатесных пакетов по приказ-наряду Юдины сразу и наотрез отказались:
— Борис Натанович! Вам положено! Люди вас не поймут, Борис Натанович!
— Какие именно люди?
— Наши люди, Борис Натанович, наши.
— Ваши пусть понимают в меру отпущенных умственных способностей, а нам ЭТОГО не надо. Заберите, пожалуйста. Клара, что в «Балтике» взять? Картошка есть? Тогда я — минтая?
— Что вы стараетесь доказать, Борис Натанович?
— Абсолютно ничего. А вы?
— Знаете, ни занимай вы в НИТИ ту должность, которую занимаете, мы бы подумали, что…
— Знаю. Думайте что угодно. Ход ваших мыслей мне понятен. Вы закончили? До свидания. Заберите, заберите ЭТО…
…Тем не менее у Юдиных всегда было вкусно. Даже в наихудшие времена. Из дерьма — конфетку. Ну не конфетку, но фирменную рыбу-фиш. «Большие-голодные» повадились к Юдиным отнюдь не потому, что в собственных семьях содержались на скудном пайке, — семьям Токмаревых, и Гомозунов, и Чепиков, и Гречаниновых, в силу занимаемого положения, тоже положены деликатесные пакеты по приказ-наряду, и они от этой льготы не отказались. Просто у Юдиных — атмосфера… Кстати, «большие-голодные» появлялись у Марика не с пустыми руками, а с теми же извлечениями из деликатесных пакетов: тут у нас кое-что… но насчет приготовить — пас! А, Клара Гедальевна? Что ж… Не власть имущая подачку кинула, друзья сына принесли, сами и скушают…
Последний раз Артем был у Юдиных аккурат в наихудшие времена. С Олежеком Гомозуном, помнится. Столкнулись в «Прибалтике» (sic! продуктовый магазин — «Балтика», рядышком — винно-водочный с отдельным входом. В народе окрещен — «Прибалтика») в очереди за неизвестно чем — а что выбросят, за тем и стоим, но пока не выбросили: «Артем! Какими судьбами?! — Да вот. А ты-то?! Я уж думал, ты в Бор дорогу забыл! — Да вот…»
В девяностом?
В девяностом — Баку. А он тогда вернулся из… ч-черт, «горячих точек» расплодилось — не упомнишь.
Аккурат перед гайдаровской шоковой терапией. (Еще вопрос, от чего больший шок! Новые цены на продукты питания, которые есть? Или старые цены на продукты, которых нет?)
В магазинах категорически пусто. Хоть продавцов продавай — на прилавках расселись, понимаешь!..
— Да-а-а, а вот у Марика раньше…
— А давай нагрянем? Проведаем.
— Неудобно. У нас с собой — ничего.
— Неудобно презерватив через голову надевать. О, Артем! Шутку хочешь? Отвратную, зато смешную.
— Нет.
— Короткую!
— Нет.
— Значит, слушай… Пошли, пошли! По дороге расскажу. Что ты застыл?! Нам нечего терять, кроме своих очередей.
…И у Юдиных Артема и Олежека Гомозуна приветили прежней (на вкус — прежней, времен свежего карпа) рыбой-фиш. Пусть мир рушится, но традиция устоит. Из какой именно рыбы в период всеобщей голодухи стряпалось блюдо — не суть. Суть — традиция. Фиш это, фиш!
Правда, Гомозун не удержался и — ради красного словца не пожалеешь и рыбу-фиш — обозвал ее: марамойва! Каламбурчик, впрочем, восприняли благосклонно, с непроизвольным «ха-ха» и без задней мысли. Гомозун же пошутил, не отсутствующий Чепик! Об отсутствующих — или хорошо, или ничего. А Гомозуну можно. «Я космополит на уровне подсознания — произнося «еврей» я не понижаю голос, как подавляющее инстинктивное большинство!» Известно — Гомозун. И, кстати, угадал — мойва.
Токмарев сейчас не отказался бы от марамойвы — то бишь от любой рыбной мусорной мелочи (корюшка вот пошла…), но состряпанной Кларой Гедальевной.