И Марика собственной персоной повидать не отказался бы.
Лишь бы Марик (непроизвольное «ха-ха») не отказался.
«Он из Инте’йнета к’йуглосуточно не вылазит».
В японских психбольницах коек не хватает — новоявленные больные гуртом валят. Диагноз — «техноголизм». Увлечение Интернетом, потеря интереса ко всему остальному. Ночи напролет у компьютера, модемные послания виртуальным приятелям… Специалисты утверждают: единственное лекарство — увеличение контактов и количества разговоров с друзьями и родственниками. Но когда бы больные могли принять сей рецепт, зачем бы им тогда тратить все время на виртуальных друзей?!
По телефону Марик уже предпочел реальным друзьям виртуальных. Не прорваться, не вклиниться.
«В две’й звони».
От дома на Сибирской, до юдинского дома на Космонавтов — мудрено запыхаться. За угол завернул и — здрасьте.
Со «здрасьте» заминка.
Токмарев звонил и звонил, но почти безрезультатно.
Почти — потому что в квартире кто-то был. Кроме «гонга», приглушенного толстослойной обивкой, звуков-шорохов — никаких. Но глазок сверкнул и снова померк.
Токмарева рассматривали, не интересуясь вслух: кто там? Постоит, противный-посторонний, постоит и уйдет… несолоно хлебавши.
Хлебосольная, блиннн, юдинская обитель! Марамойва, блиннн!.. Да не в жрачке, блиннн, дело, бахыт-компот! И не в компоте, не в бахыте! Иное дело у Артема к Марику, «дело одно»…
Что за напасть! День закрытых дверей! Притом с наличием жильцов внутри. Слух, что ли, по Сосновому Бору молниеносно успел распространиться: будет проситься мужик такой смурной, не отзывайтесь ни в коем! а что? а то! или взрыв в подъезде, или труп изувеченный, или фингал под глаз при самом благоприятном исходе… и еще собака покусает!
Собака, между прочим, поведенчески намекнула: там — враг! Архар ощерился, набычи… насобачился… в общем, изобразил: там, куда ты, хозяин, стремишься, опять враг! не опасность, которую лучше избежать (типа — в лифте), но противник, которому нелишне пасть порвать (типа — верзила на Сибирской).
Токмарев с некоторых пор доверился архаровским знакам. Но с места в карьер лупить сконцентрированным кулаком в «глазок» повода вроде нет. Причина есть — агрессивная реакция безошибочного прибора под названием Архар. Но повод… Некто внутри не обзывался «падлой», не гнал взашей, не грозился «Кайманом». Некто внимательнейшим образом разглядывал Артема в лупоглазую дырочку и безмолвствовал. Нет повода…
Итак?! Будем открывать или глазки строить?! Первый этаж — в любой момент войдет кто…
Артем присел на корточки, приник к замочной скважине… (Дурдом! Реклама на канале НТВ: «Читайте “Семь дней!” Дэвид Боуи пожертвовал глазом ради любимой женщины!» Гм-гм, подглядывал, что ли?) Приник не глазом — губами:
— Марик? — позвал и отпрянул вбок. Мало ли что! Не Марик, например…
Марик, Марик.
— Арт? — недоверчиво выдохнулось в ответ из той же замочной скважины.
Ма-а-арик! Он и только он именовал Токмарева укороченным «Артом» (Гомозун в свое время пытался обыграть: поп-Арт, жоп-Арт… Шутка не прижилась, отмерла, как не рождалась).
Токмарев облегченно выпрямился с корточек и подтвердил двери:
— Я это, я.
— Ты?
— Ja-ja! — сыграл в партизанского немца. — Блинн! Марик!
— Один?
— Один, ну! — Неладно что-то в юдинской квартире. — Не вовремя?
Кто знает?! Может, бывший-индифферентный ныне пристрастился к слабому полу? И наверстывает, наверстывает в мало-мальски урочное время дня и ночи. И — звонок! Прервали в кульминации, шлимазлы! И переминается бывший-индифферентный с босой ноги на босую ногу первобытно голый — рассматривает: то ли послать к… то ли впустить, но чуть погодя: штаны подтяну! их еще найти надо!.. да! знакомьтесь! это… ах, да! вы же знакомы!
Реально? Более чем… Замечательно же выглядел Токмарев, окликая Марика в замочную скважину, пока тот тщился углядеть его в «глазок». Нижний уровень — верхний уровень… «Эй! Кучерявый-носатый! Из взрослых есть кто?» — бородатые-препохабные анекдоты западают в память помимо желания. Изгоняй их, не изгоняй волевым усилием — сидят в подкорке, ур-р-роды!
Артем из двух зол выбрал бы меньшее: герой бородатого-препохабного анекдота — и ладно! Впустишь, Марик?! Второе, бОльшее зло (враг-опасность!) — несколько подутомился Токмарев за неполные сутки. Ма-альчики, не все же сразу!..
Артем вообще из двух зол выбрал бы третье — и желательно не зло. Третьего не дано. Архар тому порукой — зло за дверью, зло!
— Точно один, Арт?
— Я — да. А ты?
— Почему ты спросил?
— По кочану! Тебе помочь? Ты… не один? — звучит двусмысленно, если Юдин с дамой. А если не с дамой? Если не с дамой? Архар сигнализирует, опять же.
— Я-то как раз один! — сварливо уличил Марик. Мол, а вот ты…
— Ну спасибо, др-р-ружище. Рад был тебя слышать. Не скоро теперь свидимся! — Артем показал телодвижением: пошел-ка я! Вопрос — куда? Некуда ведь! Но — отсюда. Или действительно вышибить, с петель снести?
— Открываю! — сдался Марик.
Открыл…
Dead Serious!
— Архар!!! — рявкнул осаживающе Токмарев.
— Бойкот!!! — рявкнул осаживающе Юдин.
Зло внутри, зло. Но и снаружи для того зла — зло. Как кошка с собакой, право! Без «как»…
Гигантский — Артем никогда таких не видел — черно-серый, разводами, кот. Ну да, псов, подобных Архару, тоже редко встретишь. Обонятельно эти оба-два заклятые… особи обнаружили друг-дру… враг-врага сквозь двойную дверную преграду и заранее проявили взаимную н-неприязнь.
А Токмарев с Юдиным недоверчивыми фразками перебрасывались: один? — а ты? — и я! — а по-честному?
По-честному — и Артем один, и Марик один. Не считая… Ну не считать же братьев наших меньших!
Братья меньшие после хозяйских окриков замерли в полуприседе, выражая готовность в любой миг продолжить, так сказать, знакомство накоротке. Если, конечно, не последует дальнейших распоряжений.
— Ц! Архар! Ц! Друг! — распорядился Токмарев.
— Кш! Бойкот! Кш! Друг! — распорядился Юдин.
Архар с Бойкотом переглянулись — будь у них пальцы, покрутили бы пальцем у виска: хозяева совсем сбрендили! это ты-то друг?! а ты, что ли?!.. ну да старший приказал… ничего не попишешь, будем дружить.
— Заходи, не бойся. Теперь не тронет.
— И мой. Не бойся… Ч-черт! Марик! Рад тебя, старикан!
— А я?! Арт! Старикан!
Обнялись. Разумеется, Юдин был не гол, был он одет — по всей форме.
Форма — полувоенная, хаки, типа зарубежной летней-полевой. Тишайший пацифист Марик и облачение эдакого израильского коммандос — несоответствие вопиющее.
Но мало того! В руках у пацифиста был гладкоствольный карабин МЦ-21, который Марик перед объятием («Погоди, Арт!») неловко затолкал в угол прихожей, — неуклюжая громоздкая машинка! ты ее стоймя — она падает! снова ее стоймя — снова падает! тьфу!
Не быть тебе, Марик, бравым воякой, не быть. Хоть обвешайся оружием в манере «железного Арнольда» (куда нажимать, понятие имеешь? А с предохранителя дядя снимать будет?). Хоть генеральский мундир нацепи (полувоенная форма — ПОЛУ-! — и та сидит, как на корове седло). Хоть все стенки изрисуй грозным «dead serious!» (с языками у Токмарева плоховато, вовсе никак, но перетолмачить «смерть всерьез» большого ума не требуется).
Артем тактично «не заметил» милитаристского сдвига по фазе. Захочет Юдин — сам скажет, а не захочет — и бог с ним. Мало ли у кого какие странности обнаруживаются с годами! Мы любим друзей не за их достоинства, а невзирая на их недостатки. Рад тебя, старикан!
— А я звоню, звоню! По телефону…
— А я в Интернете круглосуточно. По телефону со мной — бессмысленно…
— Да уж понял.
— Ну извини.
— Ну извиню… Ма-а-арик! Старикан!.. Не понял, ты один?
…Один Марик, один. Родичи уже лет пять — на исторической родине. И Борис Натанович, и Клара Гедальевна. Выпустили. Во эпоха сменилась?! Раньше, с учетом папашкиной работы, какой там Израиль — Болгария за семью замками. В Москву и то — чуть не под конвоем…
— Кстати, Арт! Мои очень переживали, когда узнали про… ну, что твоя мама… А они — в Москве… До сих пор переживают. Извини, а?
— Ма-а-арик, о чем ты! Забудь!
— Извини, правда.
— Ма! Рик!
— Спасибо, старикан.
— Марк!!!
— Ну все, все…
— М-да… А ты что же?
А он, не исключено, со временем тоже — туда же. Все времени нет. Надо куда-то ходить, бумаги оформлять. ОВИР-фигир… У них же там каменный век. Понаставили списанных компьютеров ради престижа и в шарики-фигарики сражаются напропалую. По уму — даже с той рухлядью все проблемы за час решаются. Так то по уму. В общем, посмотрим… Документы уже тогда были готовы, но у Марика здесь оставались кое-какие обязательства, и он задержался ненадолго, как думалось, а получилось… Отдельная история, Арт. Не хочу. Потом, может быть… А с родичами он так и так ежедневно разговаривает — по Емеле.
— Чего-чего?
Ах да, Токмарев ведь типичный «чайник»! Емеля — е-mail, почта электронная, ну! Соединяет в секунды, информация скачивается тоже в секунды. Почти прямой диалог. Так что для Марика ничего практически не изменилось. Тогда зачем что-то менять?
По поводу «ничего практически не изменилось» — это у Марика глаз замылился. Изменилось все — практически и теоретически. От былого уюта — пшик.
Двухкомнатная у Юдиных.
Зашторенные окна, во избежание «аквариумного эффекта» — первый этаж, зеваки…
В бывшей родительской — нагромождение компьютерной техники: с пяток мониторов, полураздетые «мидитауэры», аудиоколонки разных калибров, путаница проводов… Неуловимо армейское. Может, из-за койки (не кровати, не тахты, именно койки), заправленной строго по уставу? И единственная навесная полка в изголовье: пестрые толстенные иноязычные журналы — надо понимать, исключительно по компьютерным прибамбасам — и восьмитомник «Миры братьев Стругацких» (Юдин где-то с пятого класса рехнулся на Братьях — надолго и всерьез). Так вот, плотно забитая полка волей-неволей представлялась собранием уставов караульной и прочей службы — может, по причине своей единственности (раньше у Юдиных — стеллажи, стеллажи, книги, книги). Или неуловимо армейское — от алюминиевых кружки-миски-вилки на табурете у койки…