Во всех трех смыслах чиновные комсомольцы-добровольцы — образец.
Высокопарная болтовня с трибун (массам посвящается), но при этом трезвый учет и контроль (в свою пользу), и, как закономерное следствие, весь мир в кармане.
Да здравствует капитализьм — светлое настоящее! Долой светлое прошлое, феодализьм!
Ух ты! Откуда повылазили?! Где научились?! Когда?! Как?!
Оттуда! Там! Тогда! Так!
Те же студенческие отряды…
Юные железнодорожники, перевозившие от Москвы до самых до окраин любой груз — от тюков с китайскими пуховиками до мешков с травкой из Чуйской долины.
Юные сборщицы фруктов, по благопристойному тарифу неблагопристойно удовлетворявшие знойных восточных царьков-царевичей, корольков-королевичей, сапожников-портных, — кто ты будешь такой? наплевать! платишь за «бэли жэнщин», и наплевать!
Юные строители, отгрохавшие в Нечерноземье тьму-тьмущую коровников из стекла и бетона… Поверишь отчетности — скотины не хватит для заселения, даже если по одной крупнорогатой голове на коровник!
Но студенческие отряды — начальная школа. А каждый кадр, решающий все, университеты позаканчивал, «мои университеты».
И когда все рухнуло и посыпалось, то… кто сказал, что рухнуло и посыпалось все? Пусть проигравший плачет! У комсомольцев-добровольцев — налаженные связи, корпоративные интересы, белые одежды: «Мы не феодалы! Феодалы не мы!»
Мы добьемся того, что нас и у нас будет не меньше, чем в три раза больше! (Лозунг, достойный красноречивого премьера Беложыпина… Весь мир, как говорят, живет наоборот, а нам предлагают вернуться непонятно к чему!)
Деньги не пахнут.
Эт’ точно! Гриша Левинец и вовсе начинал с АОЗТ «Веспасиан». Нет, начинал он с циничного хулиганства…
Сели как-то Гомозун и Гриша Левинец в «Швабском домике» на Охте. Сокурсники, институт культуры. Весело сидят и, что называется, культурно общаются — пивко замечательное, и его много. Перед уходом Олежек благоразумно сходил в сортир, а Левинец почему-то заартачился: не хочется! на свежий воздух, на свежий воздух! Ну ему, Грише, таки захотелось через пятнадцать минут. А вокруг — свежий воздух и Охта. Такси мимо — рожи у мужиков вроде культурные, но после дюжины кружек на брата… Короче, Левинец — в телефонную будку, а Гомозун на стреме, как бы очередь имитирует. Тут их проезжающая пээмгэшка и сгрибчила. Чуть не припаяли обоим циничное хулиганство — Левинец «паровозиком», Гомозун — пособник. Благо резаной бумаги с картиночками у них после «Швабского домика» осталось достаточно, чтобы откупиться.
И запало Грише в душу… Когда б вы знали, из какого… Умри, лучше не скажешь: нужда заставила. Малая. Именно справление малой, а равно и большой нужды в общественных местах квалифицируется как циничное хулиганство. Гриша Левинец вдохновился проектом — утыкать Питер импортными сортирными кабинками, как в Париже (помнишь, Олег, в Париже?)…
С импортными кабинками не выгорело, но стационарные питерские сортиры Левинец подгреб под себя, вернее, под АОЗТ «Веспасиан». На все иронично-завидущие нападки декларация: «Мы не зашибаем деньгу на естественных нуждах трудящихся, мы сводим под корень циничное хулиганство! Культурной столице — культурный э-э… досуг!» Есть резон, есть. Ведь приспичит посреди Дворцовой площади, и, хоть цинично, хулигань в штаны!.. Вписывайся, Олег, не прогадаешь, не пожалеешь!
Гомозун воздержался от вписывания, а равно вкакивания в АОЗТ «Веспасиан». Может, и прогадал. Но и не пожалел.
Вольно Грише через семь лет в «Коммерсанте-Ъ» на вопрос с подходцем «чем для вас, г-н Левинец, пахнут деньги?» голубоглазо вещать:
«Ничем. Для меня деньги — большое количество резаной бумаги с картиночками, не прилипающей к пальцам. Вы знаете, оказывается, отпечатки пальцев на деньгах не признаются в качестве доказательной улики — во всяком случае, у нас в стране. Именно поэтому деньги метят разными другими способами… Я много раз видел, как их производят — и в России, и за границей. Священного трепета не испытал. Большое количество резаной бумаги с картиночками».
Для Гомозуна деньги пока отнюдь не бумага с картиночками, но и не бедствует он отнюдь. Зато Гомозун гарантирован от вопросов с подходцами «чем пахнут?» (А к слову, Гри! Где ты «много раз видел» — в России и за границей? Отдельная песня, Гри. Встретимся как-нибудь, потолкуем.) Олег Гомозун образовал ассоциацию «Доброхот»…
Что есть «Доброхот»?
Всех расплодившихся после торжества Свободы нищих — под крыло. Вот что!
Скрижаль:
«Отдай мне твоих обессиленных,
твоих нищих, жаждущих глотнуть свободы,
Отвергнутых твоими берегами,
Посылай их, неприкаянных, измученных штормами,
И я освещу им путь в золотые врата».
Скрижаль, допустим, за Океаном, у подножия американской Свободы (баба, красящая потолок, или баба с мороженым… — кому что почудится). Но гуманитарная помощь от тамошней Свободы Свободе здешней лет семь назад шла сплошным бурным потоком. Многие озолотились…
«Доброхот» — не многие. Доброхот — единственный в своем роде. От первого куриного окорочка до последнего галстука-second-hand — людям, людям. Как говорится в среде Гены Чепика, понты дороже денег. У Олежека Гомозуна иная среда, и понты недешевые, на перспективу понты: главное богатство — люди.
Ясно! Задача-минимум — накормить голодных, напоить жаждущих, отдать последнюю рубашку оборванцу! Задача-максимум — поднять всех опустившихся до полноценных членов общества!
Разуме-е-ется! Так всем и толкуй, от жесткосердной мэрии до сердобольной Гречаниновой (speculatio!) — отвлеченные рассуждения, оторванные от опыта и практики. А сам (speculatio!) — размышляй, анализируй, отслеживай. И через семь лет ни один юродивый не вякнет: у-у-у, specu… лянт проклятый! Наоборот! С плакатом выйдут: «Гомозун — наш президент!»
Ибо задача-минимум — не накормить (накормишь их, как же!), но прикормить, а задача-максимум — работа неограниченного контингента на благо и процветание ассоциации «Доброхот» (принуждения — ни-ни! только добровольно, только так!).
И не надо ля-ля! Мол, и еще у меня есть мечта — поднять всех опустившихся до полноценных членов общества. (Ну ты, Катюх, Олю удивляешь! Типичный доктор Кинг!) Был Гомозун в Нью-Йорке, был… Автор слогана «И еще у меня есть мечта», допустим, был искренен, но, допустим, добросовестно заблуждался. Его чернокожие собратья по-прежнему в Гарлеме обитают, да. Но потому и в Гарлеме, что он не гетто, не задворки. Престиж, Манхэттэн, Центральный парк рядышком, квадратный метр земли — чертову уйму долларов! А загаженные мостовые, чадящие костры на улицах, облезлые разрисованные пульверизатором дома и т. д. (см. тв-зубров Моховика-Инфузорина-Груруа времен нашего, Катюх, пионерского детства) — не по нищете, а… живут они так, нравится им так, привыкли, блиннн!
Гомозун вдохновился идеей «Доброхота» (в понимании Гомозуна, не Гречаниновой) в Гарлеме. Опять же Америка, «Трехгрошовая опера», Мэкки-нож! Навеяно. Когда б вы знали, из какого!..
Нищие не семь лет назад материализовались из воздуха свободы и через семью семь не дематериализуются. Аж Петр Великий гонял их в хвост и в гриву: поймают — штраф, повторно — сечь на площади, не угомонился — каторга. И ничо, живы курилки! Плодятся и размножаются.
А живут плохонько… почему плохонько? За день у питерского попрошайки — до двухсот тысяч набегает. У московского — за полмиллиона.
Бедный человек и профессиональный нищий — не путать. Первый — судьба, второй — профессия! И профессионалов таких в одном Питере — тьма! Это вам не «трехгрошовые» шестьсот рыл импортного образца! (Потому и трехгрошовые, что на весь благополучный Зарубеж всего шестьсот набралось! Вот и канючит ихняя Свобода: «Отдай мне твоих обессиленных, твоих нищих…» Своих-то — дефицит! А у нас этого добра-а-а…
Нищета кончается, когда насущной проблемой становится: как уклониться от налогов? Она, проблема, перед христарадничающим профи — во весь рост. Бандюки с наездами: «Делиться надо, слышь!» Милиция с рейдами: «Тебя тут не стояло!» Наркоты малолетние — цап!.. и бежать.
Гомозун приветил весь неограниченный контингент в «Доброхоте», избавив от многих проблем. В том числе от налогов.
С криминалитетом — уговор (через посредника, устный).
С милицией — договор (официальный, подпись-печать).
С героинствующей мелюзгой — пшли вон! хуже будет! (ведь осознали, хотя нечем, когда за попрошайкой — бандюк плюс мент, то — подальше от греха, подальше!) Да и убогие, ощутив над собой организующую и направляющую силу, в обиду не даются, сами кого угодно обидят (но если заслужил): мы, убогие, — не хухры-мухры! мы — с «Доброхотом», и «Доброхот» — с нами.
Если в кучу сгрудились малые…
Гомозун сгрудил малых, но не в кучу — по ранжиру, по пристрастиям, по зарплате. Дал не рыбу (зажрутся, обленятся!), но удочку. Я — ваш президент. Не Мартин, не Лютер, но Кинг — король… нищих.
Зазорно? С известным допуском, и Президент РФ — король нищих. Отличие в том, что Олег Викторович Гомозун своих подданных обеспечивает сполна, избегая кризиса неплатежей, задолженности по пенсиям-пособиям и прочая и прочая… Трудитесь, и воздастся!
И трудятся. И еще как!
При Петре Великом (Первом) всего десять нищенских разрядов было (церковные, дворцовые, кладбищенские… далее по убывающей авторитетности).
При Олеге Вещем (Втором) этих разрядов — за сотню!
Новорусские-дорожные, трущиеся у иномарок. Владельцы мерсов-джипов-поршей охотно искупают гипотетическую совесть щедрой мздой.
Ветераны в камуфляже, по возрасту никак не канающие под участников боевых действий, из-за которых они тут… понятия не имеют о событиях, ветеранами коих являются.
Беженцы, укрывшиеся от лихолетья в метро. Пассажиры постоянно меняются и не задаются вопросом, почему бедолаги по пять лет не могут вырваться с Московско-Петроградской линии.
Вокзальные рассеянные-бассейные. Отстали от поезда (Москва — Воронеж?) и многими годами не в состоянии догнать.