— Оправдываться в милиции будешь.
— Это ты будешь. В понедельник.
— Вредный!
— Полезный.
— Ложись, гигант! Какая с тебя польза!
— Ты о чем?
— Ни о чем. Не обольщайся.
— И не обольщаюсь.
— Жа-а-аль…
Словом, нескончаемое — под стать чайной церемонии — общение в колее светского легкого сарказма, с балансированием на грани «про это».
Общение? По совести, Токмарев отделывался лишь связующими репликами.
Гречанинова периодически вскидывалась:
— А ты-то как, Тем?
— Служу Отечеству, Катюх! — нарочито солдафонно.
— Ага! А у меня тут…
И впрямь! Служба есть служба. Пост сдал, пост принял. Армейские будни. То ли дело «у меня тут»!
При иных обстоятельствах (времени, места, образа действия) Артем наверняка поскучнел бы. Общение подразумевает диалог. Но — ни малейшего желания развивать тему «служу Отечеству!». А вот впитать и отфильтровать гречаниновское чик-чириканье — пополнение базы данных:
Катюхин испуг про милицию — суета сует. Ордена, видите ли! До понедельника (повестка!) — гуляй… то бишь ночуй безбоязненно.
В актив.
У Гомозуна — своя «гвардия». (Как же, как же! В тамбурах, помнится… На кой Олежеку инвалидствующие гвардейцы в сосновоборской электричке — вопрос, но риторический, не сейчас.) Был авантюристом и остался таковым! Должен объявиться вот-вот.
В актив.
Обрывочные сведения… то-се, «клинической идиоткой надо быть, чтобы с Генкой… ой, прости, Тём!» (Сосновый Бор — город маленький, все все знают), Марик, обмен, индианка Майя-Мая…
В актив.
Ну и по мелочи (а приятно)… Не сегодня завтра таки соберемся полным составом — Артем, Катюха, Марик, Олежек, Ген… кха… (особая статья). А зачем? А хочется! Но не сегодня, ладно? Завтра.
Поспать бы… Минут шестьсот. Он ведь действительно третьи сутки на ногах. Но вынужден обозначаться репликами (не засыпаю… нет, мне интересно… нет, весь внимание… да, чай — обалдеть). И жестко, и ядрена калабашка под затылком! И голова снова потрескивает… трещщщиттт (маловато будет одного сеанса юдинской игротеки «Здоровье»).
— Темуш? Что болит?
— Ничего-ничего.
— Перестань. Я же чувствую. Что?
— Ничего-ничего.
— Голова? Здесь?
— Катюх, спи!
— И здесь, да?
— Да, да! Спи. Пройдет. Таблеток не пью!
(Дежавю, блиннн! Наталья чуть что: «выпей таблетку?» Не пью, блиннн… таблеток. Их никто не пьет! Глотают, если на то пошло. Но и не глотаю!)
— Какие, блиннн, таблетки, блиннн! Ну-ка, раздевайся. Раздевайся говорю! Совсем! Весь вечер упрашиваю!
— Птички уснули в саду? — неудачно съязвил Артем про затихшего где-то в клетях Кешу.
— Одна маленькая, но гордая птичка точно заснула. Вечным сном! — куда удачней съязвила Гречанинова про токмаревское мужское достоинство. — Не очень-то и хотелось!.. Утомляешь, Тем! Часы тоже сними — ты в них какой-то официальный. На живот! На живот ложись. Подчинись, блиннн! Полностью подчинись. Расслабься!
Подчинился. Мужики абсолютно беспомощны, когда у них со здоровьем нелады…
Не слишком ли часто за последние сутки Токмареву предписывают расслабиться? Сконцентрироваться бы, собраться — в свете маячащих перспектив…
— Расслабься!
Массаж? Не массаж? Нечто. Буддизьм. Невесомые касания.
— М?
— Угм-мг-м…
Метельная, завывающая, секущая дрянь рассосалась в розовый туман. Розовый, розовый! Катюха наклонно укрепила в диковинной дощечке диковинную соломину (магазин «Ганг»), воскурила — и поплыло розовое… на цвет, запах и вкус.
Как хороши, как свежи были розы… моей страной мне брошенные в гроб.
Оп! Насчет моей страны, насчет брошенных, насчет гробов… Запрещенный прием — насупиться и отрешенным грудным голосом с хрипотцой: «А было так…» Запрещенный, но весьма действенный. Устоять невозможно! Женское сердоболие откликается мгновенно: «Досталось тебе, ой досталось! Иди сюда, иди…»
Но не посвящать же Гречанинову на ночь глядя в повесть временных лет — о трехмесячных скитаниях по Зоне после того, как он, Токмарев, разобрался с Марзабеком (он ли? не он?)… Смысл?
Знания умножают страдания. Распустишь язык в минуту душевной невзгоды (“А было так…»), свое получишь («Иди сюда, иди…»), но и подругу ненароком подставишь — спрос в нашем деле дорого стоит…
Сочтем за лучшее уснуть. Уснуть!
И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность!
Какие сны приснятся в смертном сне,
когда ты сбросишь этот бренный шум:
все птички, мол, на веточке, а ты…
как попугайчик Кеша в клетке!.. Кеша, кыш!
Кыш, Иннокентий! Мне б твою тюрьму —
прозрачную и призрачную сеть…
Вот что сбивает нас, вот где причина
того, что бедствия так долговечны!
Мы маемся вопросом «быть? не быть?»
и упускаем суть того, что было:
Безвестный край, откуда нет возврата
плененным федералам, не смущал,
вменяя капитану быть попроще
и не спешить к своим — к своим ли? вот вопрос!
Так трусами нас делает раздумье…
Какое, блиннн, раздумье! Спать и спать!
И начинанья, взнесшиеся мощно,
сворачивая в сторону свой ход,
теряют имя действия. Но тише!
Катюха? Ты? Не трожь, Катюха, «птичку»!..
Мы завтра сотоварищи втроем
(ну, вчетвером! ну, впятером! не суть)
решим, как быть и — быть или не быть…
А было так… Кыш, Кеша!.. Было так:
Часть вторая
Было так…
Не по ТВ! Что ТВ?!
Прошлым летом показали несколько изрешеченных пулями автомашин у молочного совхоза под Грозным с комментарием: расправа федералов над мирными, беззащитными аборигенами. И никто не крякнул, что был комендантский час, что машины не остановились по требованию блокпоста, и что внутри находились боевики с оружием. Неделю ТВ оплакивало невинно убиенных, зная — бандиты!
Впрочем, спустя месяц крокодильими слезами оплакивали сводный отряд омоновцев… Объективность, епть!.. В августе мирные, беззащитные аборигены вошли в Грозный с огнем и мечом. О наших, базирующихся сначала в общежитии, а после прорывавшихся (прорвавшихся!) к правительственному комплексу, ТВ репортажило: их уже разгромили, сожгли, сровняли с землей. Эмоции родных-близких у «голубого экрана» представимы…
(Характерно! И в малоимущих семьях давным-давно цветные «ящики» — it’s a Sony!.. ну, Samsung… А кличут по-прежнему — «голубой экран». Наверно, не только из-за обилия эстрадных гомиков, но и в принципе: мы, государственные-общественные-независимые-коммерческие, завсегда готовы подставить задницу, и даже не за мзду, а по любви…)
А было так…
День первый:
Канонада, треск автоматов, утробный визг минометов.
А это что за небритый клоун в камуфле?!
Къура Даккашев. Мегафон:
— Урус, выходи! Кто не выйдет, тому смерть! Кто выйдет, посмотрим…
Телефонограмма от командования: находиться в здании, ждать дальнейших распоряжений.
До вечера ждали дальнейших распоряжений. Оружие к бою! Из оружия — автоматы и пистолеты. Гранатометов, минометов и прочего полезного добра в общежитии не держали.
«Ястребки», видимо, знали об этом (откуда?!) и давили на психику — шастали под окнами, орали глупости, типа «Урус, сдавайся!»
Хрен в сумку! Мы еще поборемся! Пока поборемся с искушением предпринять вылазку и надавать абрекам по сусалам. Но как же без распоряжений!
Штурм абреки начали с наступлением темноты, когда полностью окружили здание и заняли жилой дом напротив. Штурм — громко сказано. «Ястребки» кружили у общежития исключительно боязливо. Максимум, на что сподобились, — высунуться из-за угла, стрельнуть и тут же убежать обратно.
Боятся. Значит, уважают. Напряжение спало.
По рации переговаривались с командованием: какие дальнейшие распоряжения, епть?!
Дальнейшие распоряжения: находиться в здании, держаться до подхода подкрепления, ждать дальнейших распоряжений!
Впечатление — вот-вот в город войдут федералы и порядок будет восстановлен.
День второй:
Не вошли… Зато предложили помочь артиллерией.
Специалистов по корректировке огня в общежитии не оказалось. А наводка требуется точная. Вокруг — жилые здания да и сама общага…
С вертолетов бы засандалить! Но в предложенных условиях «крокодилы» могли работать не ниже двух тысяч метров.
К полудню у «ястребков» появился танк. Они как-то странно им пользовались — то ли не умели, то ли опасались, что мы спалим. Больше как антураж использовали — только и делали, что фотографировались на фоне.
Целый день пытались нас поджечь — швыряли бутылки с зажигательной смесью. Некачественная у них смесь — не горела абсолютно. Этой смесью пожары гасить бы, что ли… Может, бензин разбавляли? Хотя один упрямый свою бутылку все-таки зажег — прямо под собой. Бойцы наблюдали процесс аутодафе со второго этажа, громко выражая сочувствие.
Ночь:
Боеприпасов изначально немного. За двое суток осады их, само собой, не прибавилось. Кроме того, подсело питание у рации, двоих серьезно зацепило. Хотя продержаться могли еще долго — хорошее укрытие, о котором «ястребки» не подозревали, — коридор второго этажа, примыкающего к общежитию корпуса. Оттуда выходили на огневые позиции, туда же возвращались на отдых. С продуктами — без особых проблем, с водой — тоже. Запаслись накануне, как знали!
За полночь от руководства поступило дальнейшее распоряжение: всем выходить и прорываться к правительственному зданию, где располагалось управление ФСБ. (Почему не двое суток назад?)
Сначала думали, что пойдем на прорыв все, с боем, но, установив места расположения чеченских снайперов и пулеметчиков, поняли: тогда и ляжем все!
Пришлось таки вызывать огонь на себя, прикинув: тяжелая артиллерия федералов — не снайперская винтовка с оптикой, огонь менее точен, и боевикам достанется больше. Так оно и получилось и здорово помогло, когда выходили из окружения…