— Твои проблемы, брат… — картинно отмежевался Абалиев. — Твои люди, твои проблемы. Опять в карате игрались? — картинно пожурил.
— Немножко, — признал Къура без виноватости, с горделивостью.
— Доигрались? — подпустил отеческой строгости Абалиев. — Все. Иди. Пока не позову.
— Говорю, ты его не знаешь! Давай я ногу ему прострелю?
Молчание Абалиева стало более чем красноречивым — для тех, кто понимает.
— Давай?
Ствол даккашевского автомата был направлен не в ноги пленному, но в грудь. Ах, да! Вероятно, потому, что Токмарев подчинился марзабековскому приглашению и сел.
— Слушай, брат, — картинно проникновенно вопросил Абалиев, — за кого больше боишься? За меня? За него? За… себя?
— Я вообще ничего не боюсь!
— И никого? — подначил Абалиев.
— И никого! — попер на рожон Къура.
— И о чем беспокоишься? Иди! Пока не позову, не приходи… Да! Брат! — картинно приостановил Даккашева в дверях. — Почему думаешь — не знаю? Капитан ОМОНа. Токмарев Артем. Город Сосновый Бор. Ленинградская область. Сирота. Отец в тюрьме умер… Убили. Большой человек был, зря убили… Жена у капитана. Натаща, да? Сын маленький, Дима. Правильно, брат?
«Брата» Марзабек адресовал не Даккашеву, а Токмареву. Ты иди, Къура, иди. Оставь нас одних. У нас с братом-капитаном кое-какие вопросы…
Бравый Ястреб, оставил их одних, не оглянувшись. Анкетные данные Токмарева А. Д., озвученные маршалом Абалиевым, разбились о напряженную спину, аки прибойная волна о волнолом.
— Поговорим, брат? — с картинным дружелюбием предложил Артему Абалиев. — Извини, что поздно приехал. Мне мой человек в последнюю минуту доложил. Извиняешь, брат?
Токмарев произвольно кивнул. Он кивнул именно произвольно, осознанно, не рефлекторно. Психологические фокусы (злой — добрый, опять злой, опять добрый) — традиционный прием. Равно как и старинный, подмеченный неврологами синдром: жертва начинает сопереживать палачу, искать у него сочувствия и… находить, пусть такового нет и в помине, — находят…
Он не попался на картинное дружелюбие Марзабека-Маразмбека. Но сделал вид, что попался.
Если Абалиев столь подробно осведомлен о капитане Токмареве, совсем не помешает выудить в процессе разговора («с глазу на глаз» — инициатива Марзабека, не Токмарева!):
что за источник осведомлял полевого маршала;
насколько информация конфиденциальна;
с какой стати весть о пленении капитана питерского ОМОНа (мало ли в Нохчимохке нахально захваченных ментов после злополучного соглашения в Хасав-юрте!) заставила Марзабека оперативно прибыть в расположение Къуры?
Иллюзий по поводу дальнейшего Токмарев не строил. Часом раньше иль часом позже, летай иль ползай — конец известен. «Злой» Даккашев живым не выпустит. Да и «добрый» Абалиев — вряд ли, вряд ли…
Насчет «доброго» Абалиева — вот уж! Для себя Токмарев уже все решил. Улучить мгновение и…
(Еще раз: если продажа жизни неизбежна, то — подороже.)
Цена Марзабека повыше будет, нежели Даккашева. Денно и нощно спецслужбы РФ ищут-рыщут террориста номер один, дабы привлечь к суровой ответственности! А он — вот он…
Перед Токмаревым сидел объявленный в розыск бандит. И точка! Плевать, что одновременно с розыском неуловимого Абалиева принимают на высшем уровне и ведут безрезультатные переговоры. Офицер правоохранительных органов при встрече с бандитом обязан принять меры к немедленному задержанию — живым или… мертвым! (Офицеру что — Кремль штурмовать?)
А тут такой случай, блиннн! Живой Марзабек!
Почему до сих пор живой?
Команды не было!
Армейское, милицейское, «конторское» руководство суть номенклатурные воспитанники. Кому охота брать на себя личную-персональную ответственность за команду «пли»?! На кой?! Полезная служебная привычка — согласовывать и утрясать.
Потому, кстати, глубоко законспирированные неформальные силовые структуры — «Белая стрела», «Черный передел», «Серо-буро-малиновый абзац» — легенда, не более. Инициатива если не наказуема, то на провал обречена — кто-либо из конспираторов всяко вздрогнул-дрогнул бы: а согласовать?!
Найти и обезвредить ЛЮБОГО фигуранта в пределах и вне пределов контролируемой территории — для настоящих профи несложная задача. Будь тот фигурант и рядовым бандюком, и самопровозглашенным президентом!
Адрес (на первых порах домашний) — далеко не ходи, ни в архив, ни в ЦАБ, ни на встречу с сексотом.
Берешь, к примеру, справочник бывшего Союза писателей бывшего СССР, листаешь и натыкаешься на самопровозглашенного президента, который еще и стишатами баловался:
«Драбаданов Муслим-Зелим, поэт. 364029. Грозный, ул. Гойгова, дом 24».
Снаряжаешь группу, посылаешь в адрес…
Иной бахыт-компот, что фигурант Драбаданов которую неделю дома не ночует. Это у жены его спросить: с чего бы? Поссорились, наверное. Ничего-ничего. Милые бранятся — только чешутся. Проголодается, отблядует, остынет — вернется. Тут-то мы его и ждем! Пр-р-ройдемте!..
А с другой стороны, на черта нам сдался фигурант Драбаданов?! Последний месяц в президентах догуливает. Скинут Муслим-Зелима — и к аналитикам не ходи. Слишком он никакой — после внезапно убиенного Вождя (можем, когда захотим!).
Но вот на смену амбивалентному Драбаданову придет… ладно бы «умеренный» Максудов, а вдруг — Абалиев?
Каково?
По чести, Токмарев, сидючи напротив Марзабека, столь далеко не заглядывал. Предстоящие новогодние ичкерийские выборы, высокая и низменная политика, «что случится, если…», «чего не случится, если…» — по барабану.
Барабан — голова. В висках — гулкая и болезненная дробь. ОМОН — вне политики. Здесь и сейчас — никакой политики. Элементарно — вот бандит, вздумавший поиграть с Артемом, будто кошка с мышкой. Наигравшись, уничтожит.
А значит?
А значит, включайся, капитан, в игру, экономно расходуя силы (не столько расходуя, сколько набирая — для решающего смертельного броска). Заодно подстели соломки родным-близким («Жена у капитана. Натаща, да? Сын маленький, Дима. Правильно, брат?») — грозит ли им что-то?
— Поговорим, брат?
Токмарев смолчал, равнодушно пожав плечами.
— Поймем друг друга. Мы же офицеры одной армии, да? — Марзабек картинно запнулся: — Ну, разных… Но мы оба офицеры, да? На равных поговорим?
Токмарев опустил глаза к ногам, для большей доходчивости пошевелил грязными стылыми пальцами: дескать, на равных не получается — пленный, босой и безоружный пленный, а не офицер.
Марзабек согласился:
— Къура!
Тот моментально впал в комнату, будто под дверью тихарился (почему — будто?)
— Брат, — картинно добродушно попросил Абалиев, — принеси капитану его… сапоги? ботинки?.. Ты в чем был, капитан?.. Да! И оружие! «Макар», капитан? Во-о-от. Его «макар», брат… Стой, стой! И ксиву!..
Напалмово-всесжигающие даккашевские взгляды — побоку. Главное, Токмарев при своем табельном оружии (обойма пуста — и тьфу!), с удостоверением. И — ноги в тепле (носки, ботинки), голова в холоде. Прав генералиссимус Альсан Василич! Держи ноги в тепле, голову — в холоде.
— Будешь? — испытующе вопросил Марзабек. — Холодно здесь…
Водка? Небось паленая, катанка. Отрава. Наливай!
Абалиев протянул Токмареву полный стакан.
«Себе!» — показал Артем.
«Извини, брат, нет…» — показал Марзабек.
Как же, как же! «Спрашивают тебя о вине и об игре в жеребьи. Скажи: от обоих людям есть великий вред, хотя есть и польза; но вред от них больше пользы. Корова».
Вольному воля. Токмарев подневолен. При оружии, с удостоверением, не бос. Однако подневолен. Он принял «губастого», не моргнув. Всплыло школьно-хрестоматийное «После первой не закусываю!» М-да. Судьба человека. Артем тоже человек. У него тоже судьба. Незавидная…
Голову в холоде! Голову в холоде! Вонючее пойло согрело кровь и тихой сапой подкралось к мозгам — оглушить пыльным мешком. Брысь! Голову в холоде! Есть великий вред… Хотя есть и польза… Но вред — больше.
Абалиев вина (водки) не пригубил, но игру в жеребьи явно провоцировал:
— Поговорим?
Отчего же! Язык еле ворочается, но если надо (кому? кому больше надо? Токмареву? Абалиеву?)…
…Говорил преимущественно Марзабек:
Судьба капитана питерского ОМОНа, попавшего к боевикам, предсказуема. Учитывая послужной Токмаревский список — четыре высокогорные командировки… Будучи в командировках, не старушек через дорогу переводил, не детишек леденцами одаривал. А за все приходится платить, капитан, за все!
Например, случайна ли авария на Петергофском шоссе, когда капитан уцелел по счастливому недоразумению?
Не случайна.
Сейчас можно сказать. Абалиев и говорит — с глазу на глаз, скрывать нечего:
ДГБ НРН. Департамент госбезопасности Независимой Республики Нохчимохк. Письма-повестки омоновцу слали, все цивилизованно.
А тот не отвечает, не является!
Ну, если гора не идет к Магомету, то идет она на х-х-х…
Люди специально в Ленинград ездили, операцию строили…
Хвала Аллаху, что ликвидационная акция на Петергофском в полной мере не удалась. Иначе не сидели бы сейчас, не говорили на тему…
На какую, блиннн, тему?! Кота за хвост!..
На тему, интересующую как Марзабека, так и, в большей степени, Токмарева.
— Объяснить?
Артем снова пожал плечами: мели, Абали, твое ай-лю-ли…
— Человека найдешь, брат?
— Какого человека?
— Да ты его знаешь! И мы знаем. Только не знаем, где он. Поможешь?
— Какого человека?!
— Егорычев такой… Соображаешь? Ты ведь все равно его ищешь, да? Найдешь — просто позвони, скажи. Нет, не сюда. Прямо в Ленинграде телефон. Бешара спросишь. Не бойся, не бандит.
— Не он… операцию строил? На Петергофском? — как бы припоминая, съязвил Токмарев.
— Не-е-ет! — картинно возмутился Марзабек. — Для тебя что, каждый чеченец-террорист?
— Каждый — нет…
Марзабек на выпуклом глазу отразил грубый намек: