— Бешар Даккашев — уважаемый человек, бизнесмен. Не веришь, Къура подтвердит. Он Бешару племянник. Къура! — позвал Марзабек, не повышая голоса. — Къура! — повторил он громче.
Зачем же? Спасибо, не стоит утруждаться. Бравый Ястреб поручится за своего дядю как за уважаемого человека. И все мирное-безобидное население Ичкерии поручится за Марзабека Абалиева как за уважаемого человека, достойного президентского поста. Так что не стоит…
Вместо бравого Ястреба влетел давешний косоглазый юноша бледный со взглядом горящим, торопливо дожевывающий, но с автоматом наизготовку. Молодым горным козликом по лестнице взвился, опередив ветеранов. Маршал голос подал!
— Воин, а?! — саркастически похвалил Марзабек. — Спрячь ствол, глупый. Где командир? Прожуй сначала…
Юноша бледный натужно побагровел, спазматически сглотнув:
— Ушел. Посты проверяет.
— Посты — это хорошо! — саркастически похвалил Марзабек. — Вдруг кто-нибудь неожиданно… Как я… Иди, Уммалат. Дверь закрой.
— Командира найти? Позвать? — выказал рвение Уммалат.
— Ты найдешь! — саркастически похвалил Марзабек. — Только везде смотри! Сразу и туда смотри, и сюда смотри. — Шутка! По поводу уммалатовского страбизма. Маршалу можно жестоко шутить, он ведь как отец родной… — Не надо, не ищи. Отдыхай. Это мы так…
Дождавшись, когда бледно-багровый юноша закрыл за собой дверь, Абалиев картинно посетовал:
— С кем Россия воюет, с кем воюет, ва-алла! Дети совсем! Больные дети! Соображаешь, брат?
Токмарев не стал ввязываться в бессмысленную полемику: мол, если вопрос к капитану милиции, то функция милиции — не воевать, а охранять порядок… Впрочем, против бандитов — да, воевать. Что ни скажешь в предложенных обстоятельствах — как бы оправдываешься.
— Знаешь, сколько на его счету, брат? Не смотри, что у него с глазами так… Шесть штук! Хочет семь. Счастливое число.
(Шесть штук. Не людей. Штук.
— Сколько вы убили людей?
— Ни одного!
Для Юзона чеченцы — не люди.
Для боевиков урус — не человек.
Как аукнется, так откликнется.
Кто первый аукнулся — дискуссионно.
Сейчас не до дискуссий…)
— Значит, говоришь, не каждый — террорист? Правильно говоришь, брат. Я, между прочим, «финэк» закончил. Где раньше Ассигнационный банк был. На Грибоедова. Всего две тройки, остальные четверки. Когда будешь в Ленинграде, к Банковскому мостику сходи. Там на спине у грифона — не помню, левого или правого? — сохранилось, наверное, «Марзабек. 1990». Соображаешь?
Ну-ну. «Когда будешь в Ленинграде». Похоже, Абалиев решил за Токмарева, станет тот помогать в поисках «человека» или не станет.
Выбор, признаться, у Артема невелик:
либо идиотическое упрямство, пропагандируемое как героическая стойкость: «Ни за что! Умру, но не стану!»
либо пособничество врагу (бандюк и мент — враги? дык!): «Я подумаю, уважаемый».
Подумать есть о чем…
Долг платежом красен. Цвет крови — красный.
Капитан Токмарев помнит про давнюю (уже давнюю) историю с «авизовками»? Он ведь и тогда тоже в милиции работал. В 1992 году?
Работал. Но по другой линии. ОМОН не УБЭП. И создан для подавления массовых беспорядков, для освобождения заложников, для обезвреживания террористов (не при Марзабеке будет сказано). Расследование экономических преступлений — мимо ОМОНа. Ну да в общих чертах помнит, смутно представляет:
«Авизовки», которые принято именовать чеченскими, всплыли на свет божий вполне случайно.
Сотрудники московской патрульно-постовой службы задержали грузовичок с брезентовым верхом на Петровке у дома номер 17. Вернее, он, грузовичок, их задержал — помешал проезду. Петровка — узенькая, особо не разъехаться. Патрульные и тормознулись без задней мысли, бибикнули требовательно: дорогу, дорогу!
А тот, кто рядом с шофером грузовичка сидел, неверно понял и дунул из кабины — только пятки сверкнули при повороте в Столешников переулок.
В погоню за ним не кинулись — мало ли… приспичило человечку. А у водилы поспрошали: куда-откуда-зачем?
По словам водилы, парни голоснули, попросили какие-то мешки перевезти из пункта А в пункт Б, не выезжая за Кольцевую. Х-ха, за пятьдесят тысяч, полученных авансом, — и за Кольцевую!
Блюстители глянули в кузов — девять тугих картофельных мешков. Но не с картошкой. С капустой. В смысле с «капустой». Деньги. Девять тугих карто… «капустных» мешков. Мама родная! Пррроедемте, гражданин! Тут недалеко, на той же Петровке.
Водила проехал. От груза открестился, как… черт от ладана. Прокачивали его прокачивали — ни хрена не добились: и впрямь тривиальный шофер, решивший подкалымить, москвич, паспортные данные. Ладно, ступай! Вечер…
Утро вечера мудреней. Или мудреней? Утром на Петровку, 38, заявился сбежавший накануне человечек и… потребовал: верните деньги.
— Сколько их у вас было, гражданин… документы, можно?.. угу, гражданин Икаев (фамилия непонятно в чьих интересах изменена)?
— Точно не помню. Девять мешков. Или… восемь?
— Или семь?
— Ну вы вообще!.. Семь с половиной.
— И откуда у вас, гражданин Икаев, шесть мешков денег? — поддразнили оперативники. — Объяснительную напишете?
— Зачем писать? Так скажу. Все… — икнул гражданин Икаев, — семь мешков — мои личные накопления за всю жизнь. Перевел из Чечни, потом обналичил. Нельзя?
— Можно. Что не запрещено, то разрешено. Вот и напиши…
— Я по-русски плохо… — моментально заковеркался в акцентах гражданин Икаев. — Так скажу?
— Говори…
— Сказал же! Всю жизнь копил. Шесть с половиной мешков!
Утомил, утомились оперативники. Проводить глубокого старца (судя по накопленному за ВСЮ жизнь) до ворот, пальто не подавать! «Хвост» пустить? Не. Сам явится. Мешки-то (девять, гражданин Икаев, девять! не восемь, не семь с половиной, не шесть, неча!) — по-прежнему на Петровке,38… И куда он денется?!
Никуда. Пришел. Уже не просил. Требовал. И не шесть-семь-восемь, но все девять (девять с половиной — как возмещение ущерба чести и достоинству) — вероятно, за истекшие сутки подсуетился, поняв тщетность самодеятельности. Подсуетился, да. Звонок прошел — сверху вниз: «Вы что там у себя?! 1937 год устраиваете?! Ну-ка примите дельный совет… причем Верховный Совет во главе со спикером!.. Ну-ка, немедленно!..»
Ах так?! Кликнули ребят из УБЭПа — разберитесь, коллеги.
Щас. Одним глазком глянули в компьютерную базу данных Центробанка: о! В столице, оказывается, который месяц, как в деревне Гадюкино, — дожди. Но денежные! Золотой ливень хлещет и хлещет из обездоленной Ичкерии — 36 миллиардов рублей (авизовки, на которых значилось менее миллиона, в расчет и не принимались — мелочь пузатая, а туда же!).
…И пошло-поехало!
Вал публикаций. От истерически-риторических: доколе Чечня будет безнаказанно грабить Россию, проворачивая миллиардные аферы?! До ехидно-аналитических: без содействия России Чечня вряд ли провернула бы миллиардные аферы и, обратите внимание, безнаказанно.
Периодические заявления правоохранителей: следственная бригада трудится денно и нощно, кое-кто не уйдет от наказания!
Действительно, кое-кто не ушел. Нашлись козлы отпущения, три малосильных столичных банка — «Агра», «Крезо», «Поликрат». Какая-то мелюзга типа управляющего, клянущегося на допросе: не ведал, что творил! вот вам крест! Или типа главбуха, умоляющего следователей: спрячьте меня, спрячьте! а то Хаджимурат включил счетчик и, пока я у вас сижу, там столько накрутилось, что…
Н-несолидно.
Вроде бы интерес банковских подельников исчислялся всего пятью процентами от общей суммы. Постороннему отследить движение краденых денег — весьма занимательно… с тем нюансом, что заниматься этим и заниматься, и весьма-весьма… Если по прежним инструкциям авизовки должны поступать в РКЦ Центробанка только спецпочтой в запечатанном конверте или по телеграфу, то по новым инструкциям операционистки вовсе не обязаны проверять подлинность авизо — нехай отдел квитовок этой дурью мается. А штат отдела квитовок сокращен вдвое, а начальника отдела не было полтора года, а обязанности врио ни на кого так и не повесили. В результате полученные авизовки проверялись дай бог через год. Ищи-свищи! Разные суммы рассыпались по коммерческим структурам и могли оказаться на счету десятого-двадцатого в цепочке предприятия.
…В конце концов, по результатам следствия на счетах разных банков было найдено и заблокировано больше половины от тридцати шести краденых миллиардов. И, как сказано в официозе: «Все они будут возвращены государству, если (sic!) суд сочтет аргументы следствия достаточно убедительными».
Много шума и — ничего…
Пока эпопея с фальшивыми авизо была на слуху, Артем реагировал адекватно, то есть отвлеченно: «У-у, сволочи! ворье-жулье!» Кому адресовались «сволочи», затруднился бы ткнуть пальцем. «Рука Москвы» в афере более чем очевидна и не менее загребуща, чем «рука Грозного». Достаточно вспомнить, что первый бомбовый удар при наведении конституционного порядка в Чечне федералы нанесли почему-то по грозненскому Нацбанку. Известно, война все спишет…
Все в прошлом. Закончено. Забудьте.
Токмарев и забыл. Вернее, засунул на дальнюю полочку в мозгах, на антресоли. Помнится, было и где-то до сих пор валяется, но где, да и зачем…
Все так. Все в прошлом. Но ничто не закончено и не забыто. Марзабеком Абалиевым уж точно.
Полевой маршал понимает, что для капитана ОМОНа все эти авизовки, квитовки, главбухи — китайская грамота. Он ведь капитан ОМОНа, «финэк» не заканчивал, в отличие от полевого маршала. Но думается, что суть капитан ОМОНа уловил: долг платежом красен. И должок тот, разумеется, не за мелюзгой, а за крупной рыбой. Имя рыбе — Егорычев Евгений Емельянович.
Наверняка у той рыбы ныне другое имя… и отчество, и фамилия.
Но — он.
И — отдаст.
Пять лет назад не отдал. С подмосковным Сильвером задружился, с авторитетом номер один среди русской братвы, — за долю, за долю. А у подмосковного Сильвера лозунг номер один: «Очистим Россию от черных!» В разборах тогда много чеченцев полегло. На чужой территории воевать трудно («Да, брат? Сам знаешь. Как тебе, брат, в Ичкерии?»). Пришлось временно отступить.