Тирада — не вслух. Но флюиды, флюиды…
— М-м… может, как-то по-другому, Арт? — выразил Юдин готовность быть хоть чем-либо полезным. — Пороюсь в базе данных МГТС — любой человек вычисляется вместе с точным адресом. Найденова эта… ну, дочь… Может, как-то через нее, посредством нее?
Токмарев отмахнулся в смысле: «молчал бы, помощничек незаменимый!»
— Народу не нужны нездоровые сенсации. Народу нужны здоровые сенсации… — кисло защитился Марик.
Отпасоваться бы цитатой на цитату из парольных Братьев. Нечто вроде «Хвостом тя по голове!» И — проехали! забудем! живем дальше!.. Умом Токмарев понимал, но ничего не мог поделать — угрюмо безмолвствовал.
Минут десять подобной гнетущей тишины — глядишь, твой собеседник (вернее, сомолчальник) не выдержит и, в свою очередь, оскорбится: «Зна-а-аешь что, друг ты мой единственный?!»
Сутками сидеть как проклятый у компьютера, забраться туда, куда не ступала нога хакера, выкорябать искомое! А в благодарность — такое отношение. Не нуждается Марик в благодарности! Но и такого отношения к себе не заслужил и не потерпит. То есть минут десять потерпит во имя старой дружбы, а более — нет. Даром что тишайший пацифист!
Тупиковая ситуация…
Не бывает тупиковых ситуаций. Сказано: безвыходное положение — это положение, ясный и очевидный выход из которого вас почему-то не устраивает.
Из-за ослиного упрямства и того и другого ясный и очевидный выход не устроил. Найти бы кого-то третьего для разрядки атмосферки. Катюха Гречанинова на роль громоотвода — вряд ли. Она в забытьи (спи моя радость, усни! дос-с-стала!) и она слабый пол (срывать дурное настроение на других — привилегия женская). А больше и нет никого…
Эх! Большая беда нужна… Как фактор сплочения.
Нужна?
Снаружи, будто по заказу, взбесился Архар. Остервенелый, бесконечный лай: эй, вставайте! лютый враг у ворот, а вы херней занимаетесь, отношения выясняете меж собой!
Тишайший пацифист мгновенно воздел остерегающий палец, застыв лицом в гримасе «dead serious!» Судорожно схватил с тахты «лупару». И (лох-х-х!!!) посунулся к окну, выпятив цыплячью грудку: мой дом — моя крепость.
Токмарев успел прыгнуть дурачку-салабону в ноги, дернув его за лодыжки.
— Ёпть!!! — нехарактерно для себя ухнул Марик. Ухнул и рухнул.
Спасировать падающего Юдина Токмарев не спасировал. И сам-то недосгруппировался. Вояка с играющим в жопе детством ушибся основательно. Ничо. Целей будет. Усвой: поперек батьки в пекло не моги!
Батька кто, Арт?
Есть варианты, Марк?.. И на будущее усвой (если хочешь, чтобы оно, будущее, у тебя было): предполагая опасность извне, из ночной тьмы, к единственному освещенному окну подходят в полный рост только последние… последние… первые кандидаты в покойники.
Извиняясь и ободряя, похлопал Юдина по голени.
— Ы-ых-хь! — издал Юдин, задетый за больное.
До свадьбы заживет.
— К Катюхе! Быстро пошел! — вполголоса направил Токмарев. — По-пластунски, по-пластунски! Запрись, свет не включай! Никого к ней не подпускай! — Финальная фраза для блезиру. Дабы тишайший пацифист оценил важность возложенной на него миссии.
Миссия, блиннн! Женщины и дети, ваша миссия при возникновении форс-мажорных обстоятельств — затаиться в норке, терпеливо дожидаясь, пока старшие по званию-опыту разберутся.
Разобраться надо. Архар — «спецсредство» дисциплинированное, по пустякам закатывать бурную истерику не станет. Прыткая белка, линялый лисенок, оголодавший лось, прочая четвероногая фауна — нет. А вот фауна двуногая… Из ранее перечисленного: карнауховские менты в законе, структурированные в «Кайман» бандюки-пацаны, непримиримые воины Аллаха. Которые из?.. Стоит повториться: сколь бы маловероятным не казалось, лишь бы не оказалось. Лучше перебдеть.
В окошко Токмарев бдеть-глядеть не стал. Визуальный контроль без попадания на линию огня — навык. Здесь и сейчас этот навык бесполезен. Ночь на дворе. А ты — на свету. Надо попривыкнуть к темноте. Но вырубать электричество в комнате — привлекать гипотетического противника. Он «гусиным шагом» пошел-пошел-пошел из номера и распрямился лишь в коридоре, где тускло мерцали дежурные лампочки. Извлек из-за пояса «тэтэшку»…
Налево — череда пронумерованных дверей. За одной из них — Гречанинова.
Направо — лестница вниз, первый этаж, обширный холл с архитектурно-излишними колоннами, парадный вход (выход?).
Налево, к Гречаниновой, пыхтя-кряхтя полз военизированный Марик. Артем окликнул было тишайшего пацифиста: команда «по-пластунски» в коридоре неактуальна, рядовой! И разве это по-пластунски?! На карачках это называется… Не окликнул. Юдин передвигался на карачках из-за травмы, волей-неволей причиненной Токмаревым. Будем надеяться, всего-то связку повредил. Ползет — значит, перелома нема. Ползи, бедолага!
Артему — направо. Сейчас, псина, сейчас… Архар не унимался. Пристрелят сдуру! Сейчас, псина, сейчас! Токмарев эту фауну двуногую сам пристрелит, пострадай Архар. Но лучше предвосхитить…
Внизу, в холле, — еще сумрачней. За все про все — аварийный плафон красного стекла над парадным входом (таки выходом, что и подсвечивалось: «Выход»).
Архар не унимался.
На двустворчатых оргстеклянных дверях — хлипкая запорная скобка-железка. В принципе сшибается извне одним ударом плеча — два заряженных шага, толчок и… вот мы здесь! Кто — мы?
Шаги раздались.
Не два — десяток-другой.
Незаряженные — шаркающие и мелкие.
Не извне — внутри.
По гулкому холлу из коридорных глубин, совершенно не таясь, топал номинальный сторож-обходчик. И топал он с беспечным намерением снять скобку-железку. В сантиметре разминулся с Токмаревым, прижавшимся к стене.
Не разминулся. Не дотопал.
Артем со спины прихватил сторожа-обходчика, как снимают часовых, но щадяще — в аут не послал, только припечатал рот левой ладонью и, развернув к себе лицом, показал «тс-с-с!». Внушительно. Учитывая, что в правой руке — «тэтэшка», и вместо пальца к губам поднесен вороненый ствол. Внушительно и… глупо.
Вдогон, задним числом Токмарев сообразил: немому — тс-с-с! Еще вдогон сообразил: ГЛУХОнемому! Ан реагирует инвалид — и на телефонные звонки, и на собачий лай. Похоже, он такой же глухой, как и немой. Во-во! А номинальный завхоз-экспедитор-повар, полуслепой, примостился в укромной точке и «эсвэдэшку», то бишь снайперскую винтовку Драгунова, нацеливает из кухни-столовой. «Измена в замке, монсиньор! Вассалы открыли ворота неприятелю!»
Архар не унимался.
— Пикнешь — придушу! — шипнул Токмарев сторожу.
— М-м-мым-м-м! — через ладонь-кляп.
Ты сказал. Не пикнул, но промычал. Несущественно. Тычок и — досланный в аут глухонемой действительно стал глух и нем.
Архар не унимался.
Токмарев бросками — от колонны к колонне — достиг оргстеклянных дверей, выбрав подходящий угол (его не видно, а он видит). Прикинул сумму движений: перекат, каблуком по запорной железяке снизу вверх (вроде йоко-тоби-гэри, бокового удара в прыжке… но весьма и весьма вроде, применимо к условиям), снова перекат и — наружу, а там…
Зрение вполне адаптировалось к ночи.
А там!..
Его не видно, а он видит.
А там!..
Он содрогнулся от озноба неловкости, смалодушничал на мгновение: подняться, что ли, предварительно к Марику с Катюхой и вопросить голубоглазо, какого лешего вы затаились в норке? Реанимировать, что ли, глухонемого вассала и посочувствовать отстранено, чегой-то тебе поплохело, парень, давление резко изменилось, вставай, а?
Архар не унимался.
Токмарев победил малодушие. Заслужил — носи! Он упрятал «тэтэшку» за пояс, под тельник. И в меру отпущенной ему по ситуации непринужденности вышел из тени, завозился со скобкой-железкой, отпирая… Какое там йоко-тоби-гэри на раз-два! Оттянуть бы на подольше. Непринужденности ему по ситуации отпущено хрен целых и хрен десятых.
ОМОН, блиннн! Усмиритель женщин (Катюха), детей (Марик), а также инвалидов (сторож). Форс-мажор, форс-мажор! Женщины-дети-инвалиды о нем и не подозревают по определению, в отличие от доморощенного терминатора, чующего за версту и спасающего… м-м… своеобразно.
Форс-мажор, говоришь?..
Сквозь оргстеклянные двери Артем из своего выбранного по военной науке угла зафиксировал «Jeep-cherocy» цвета «металлик». Бесшумная, блиннн, машина — подкралась и встала у парадного подъезда. Почему подкралась? Она просто подъехала. Просто она бесшумная. Чем выгодно разнится с многобуйным Архаром.
Архар, скотина безрогая-полосатая, не унимался.
Почему скотина? По-своему прав. Для него всяк убогий — враг, памятуя перегон «Техноложка — Балтийская» в метро. Гомозун к тому же не всяк. И без перевода с собачьего понятна бурная истерика «спецсредства»: «Я т-тя узнал, калека! Но-о-осом помню, как ты по электр-р-ричке в коляске катил! Еще хозяин меня ногой пнул! И бабу твою по-о-омню! В метро была, р-р-рядом стояла, когда я вора поймал! Она, значит, с тобой заодно?! Значит, и с теми из метр-р-ро заодно! Те тоже калеками пр-р-рикидывались! А ну вылазь! Оба вылазьте! Щас вам мало не будет!»
Вылазить Олегу затруднительно — гипс, кто не помнит. Сдавать Маю на милость кусачей псине — как-то не по-джентльменски: выволакивай, жена, из багажника мою колясочку инвалидную, я без нее ни шагу! Потому и сидел Гомозун с Маей в машине безвылазно. Не сказать перепужавшись. Сказать забавляясь. Но с перспективкой на служебный и внеслужебный разнос: не встречают нас с песнями-плясками ни друзья старинные, ни обслуга! а ведь предупредил заранее — мы к вам едем! и про собачку предупредил — попридержи…
Бибикать, оповещая о прибытии, несолидно главе могучей ассоциации «Доброхот». Рано или поздно дойдет до кого-нибудь: псина бойцовая-сторожевая самурайская бесится! Никак, гости? (хозяева, блиннн!).
А пока не дошло, Гомозун, приспустив боковое стекло, насмешливо увещевал бдительную собачку:
— Куджо! Ку-у-уджо! Ц-ц-ц!
Архар не увещевался, а все больше вызверивался: «Сам Куджо! Сам дур-р-рак! Еще цокать мне будет, доходяга! И цокать-то не умеешь, как хозяин! Не умеешь — не бер-р-рись! А у меня один хозяин, и — не ты! Хозяин! Хозяин, блиннн!!! Ты где застр-р-рял?!»