Финны загоняют транспортное средство в учебный центр, арендованный таможней внутри самой ЛАЭС. Доступ туда — никому вообще. Директору — да. Таможенникам — да. И больше никому. Пока груз не растаможен.
Откуда груз? Чей груз? Что за груз?
Из Ловизы (бумага — нате). Кураторство фирмы «Tuore tuuli» по российско-финскому договору такому-то (бумага — нате). В кузовах столько-то «сборок» остаточной активностью такой-то (во-о-от такой-то!!!), наружный фон 20 миллирентген в час (бумага — нате). Еще раз: вам открыть?
Еще раз: спаси-и-ибо, не надо. Бумаги в порядке, замеренный наружный фон в порядке. Таможня дает добро. Идите на все четыре. То есть в соответствующую службу.
Идут в службу:
— Мы приехали! Вот они мы! С нами спецгруз. Куда его девать?
— Да-да-да! Был такой факс от «Tuore tuuli»: дескать, отправлены — примите. Как вы добрались?
— Нормально добрались. Нам бы обратно?
— Да-да-да. Но, видите ли, сегодня пятница, вечер. Прихожу на работу я в пятницу, посылаю начальство я… Провози-ились вы с таможней. Директора нет. Главного инженера тоже. Кроме дежурной смены — никого. А начальник смены станции такие вопросы не решает.
— Какие вопросы?
— Вы что, горячие финские парни, в первый раз? Мы заслали ответ, подтверждающий получение. Ждем от «Tuore tuuli» второго факса — где и когда складировать поступившее г-г… поступивший г-груз.
— А мы?
— Отдыхайте! Оставьте, так и быть, грузовики на территории станции, автобус вас отвезет-привезет. Гостиница. В понедельник развиднеется. Или во вторник. Понедельник у нас, у россиян, традиционно день тяжелый. Впрочем, если факс от «Tuore tuuli» будет в понедельник, то мы, со своей стороны, как только, так сразу…
Факс от «Tuore tuuli» — в ночь с понедельника на вторник: «Разместить груз на площадях Ленспецкомбината. Отцепить, установить на бетонку. Разгрузки не ждать. Возвращаться».
— И отлично! Езжайте, горячие финские парни. Директор получил факс, директор подписал распоряжение. Вперед!
— Эн юммярян, то бишь не понимаем, куда — вперед?
— С территории ЛАЭС на территорию Ленспецкомбината, блиннн! Выкатываете на магистраль, через километра полтора поворот налево, поворот направо и — приехали. Там встретят и укажут, куда ставить, где отцепляться. Роспись «сдал — принял». И — скатертью дорога. В Чухонию, в Чухонию, в Чухонию. С чувством выполненного долга.
Ни тебе спецбатальона в сопровождающие, ни тебе аборигена, посаженного рядом с водителем и указующего перстом: «Не сюда! Туда!»
Вот-вот! На выезде со станции никто не смотрит, КУДА ты едешь. Смотрят, имеешь ли ты право выехать со станции! Имеешь? Езжай хоть к черту на куличики! Там встретят и укажут.
Вот-вот! На развилке (поворот налево?) встречают пристойной наружности люди — не бандюки, не менты, очевидные работники при исполнении, судя по комбинезонистой одежке, судя по «трамвайкам» с обозначением «Tuore tuuli», судя по специфическому производственному смуру:
— Сто-оп! Ку-у-уда к черту на куличики?! Ку-у-уда налево?! Совсем ориентацию потеряли?!
— А нам сказали — налево…
— Д-долболобы! Не вы, не вы! Догадал черт родиться в России!.. Щас, годите!.. — Бормотательный приват-диалог по карманной рации (IC-R1, широкополосный сканирующий приемник, 100 каналов памяти, малогабаритный. Носимый, встроенный аккумулятор). И с мрачным торжеством: — Говорю же, д-долболобы! Семь пятниц на неделе!.. Ну-к, потеснись! Поехали! Показываю — прямо!..
— Юммярян!
Умом Россию не понять, аршином финским не измерить. Бескрайние просторы — заблукаешь. Хорошо — провожатые! Лучше поздно, чем никого. Прямо, да?
Прямо! Прямо-прямо-прямо…
…там большая яма.
— В нее и сгрузим!
Ни разу не перебил, не поправил Токмарев Гомозуна. Все так, сколь ни обидно за державу. Увы и ах!
В пору лаэсовской юности Артема построже было — зам по режиму, регулярное промывание мозгов, неугомонный не дремлет враг.
Десять лет спустя — барда-а-ак. Что сопредельная Финляндия! Бывшие одноклассницы, близняшки Худюковы Ленка-Маринка, замуж выскочили за близняшек американцев, пятый год в Бостоне обитают. А папаня Худюков по-прежнему директор ЛАЭС. По нынешним реалиям, обыденщина. Но в принципе, в принципе!.. Всем все побоку!
Так что Олегово «угоним!» — без чейзятины крутого замеса. Насчет поизящней — на любителя. Однако что попроще, то попроще…
Единственная неувязочка — тот же директор станции действует строго в рамках регламента. Иначе слетит. Вариант «Ал-ле?! Господин Худюков? Здрасьте вам! А я Гомозун! Мы еще с вашими дочками в одном классе учились! Нужны мне, знаете ли, четыре грузовика с говном!» — бред, недостойный обсуждения. Только по письменному распоряжению министерства. Или факс от фирмы, курирующей утилизац…
Холодный душшш…
Факс! Блиннн! Ерундовина!
Для «висельника»-Марика ерундовина:
спараллелиться с факс-модемом фирмы имярек (скажем, «Tuore tuuli»),
замкнуть на свой ПК и контролировать входящие-исходящие: дывысь, яка как намалевана,
мало того! собственную каку намалевать от имени фирмачей…
— Зачем это вам, гражданин Юдин?
— Не мог отказать в ерундовине другу, которому обязан многим и многим.
— Вы хоть представляете, гражданин Юдин, каковы последствия этой, с позволения сказать, ерундовины?
— А были, простите, последствия?
— Вы это прекратите! Четыре грузовика по фальшивому факсу завернули… не туда. А он нам будет рассказывать!
— Не буду.
— Вы это прекратите! Рассказывайте!
— Понятия не имею, о чем… Факс какой-то… Объясните толком.
— Мы — объясните?! Это вы объясните! Вы это прекратите, гражданин Юдин!
— А я начинал?!
…Собеседование с пристрастными гражданами, оперирующими обращением «гражданин», — виртуально. Не может быть, потому что не может быть никогда. Поймать крайне трудно. Механизм же снятия информации, например, с автоответчика и перепрограммирование оного крайне прост. Любой неавторизованный пользователь, имея бипер и зная номер, способен безнаказанно вредить хоть из уличного таксофона. Ну не любой. Квалифицированный.
Дык ведь и Марк Борисович Юдин — не любой!
Простенькие вредительства (вживление в линию на вход фразочек «Номер аннулирован! Просьба больше сюда не звонить!») — игры дилетантов.
Поди попробуй заслать абоненту (скажем, директору ЛАЭС) СВОЙ факс от фирмы имярек (скажем, «Tuore tuuli»)? С блокировкой настоящего факса от фирмы имярек, буде таковой последует, и с указанием на СВОЕМ факсе обратного адреса и прочих реквизитов фирмы имярек.
Чего ж не попробовать?! Не игры дилетантов, но для подлинного профи — все равно ерундовина. Текст подготовьте и назначьте время отправки. Остальное — дело техники.
Текст — вот. Время будет сообщено дополнительно, когда придет время.
Время пришло. И в урочный день, в урочный час вместо факса от «Tuore tuuli» (Заседание продолжается зпт миллион поцелуев) проходит факс от «Tuore tuuli» (Грузите апельсины бочках братья Карамазовы).
Причем, директор чист пред богом и людьми, а также пред фирмой имярек — действовал строго в рамках регламента.
И расхлебывать кашу, заварись она, исключительно фирме имярек: этот факс не наш факс! наш факс — это другой факс!
Как другой?! Отправитель тут указан! Карамазовы?
Карамазовы…
Братья?
Братья… Но у нас заседание продолжается!
Вы что же бюрократию разводите?!.. Заявку! Резолюция! Печать!.. Свободны! Ваши апельсины отгружены бочках еще вчера! Свободны! Миллион поцелуев!
— А я-то думал, что ты у нас дурак! — заорал Гомозун, хрестоматийно колотя Токмарева по спине.
… — Марика не замай, — оговорил вещий Олег, утихомирившись. — Сыграл абсолютно втемную. С факсом. Я попросил — он сделал… Кстати, у нас за все про все еще часок, не более. Фуры должны бы уже… Плюс-минус. С допуском на распустяйство… Последний заход, Тема, в парилку и…
— Не он сыграл, а ты с ним сыграл, — уточнил Артем.
— Если угодно… — подтвердил Гомозун. — Зачем ему мои проблемы?
— Е.Е.Е. — только твоя проблема, как я понял?
— Почему же! Как я понял, не только моя.
— Давно понял?
— Старик, не наезжай. Что тебя царапает? Нет бы возрадоваться — интересы совпали!
— Не хочу втемную.
— Но играем в одной команде?
— Спрашиваешь?
— Переспрашиваю. Слишком многое поставлено на карту, старик, поверь. А ты прикупа не знаешь.
— А ты знаешь?
— А я знаю, блиннн!
— Объяснись!
— Тебе это надо?
— Что — это?!
— Хорошо. По-другому спрошу. Ты непременно желаешь очно встретиться с господином Егорычевым и задать ему парочку неприятных вопросов, ответы на которые тебе интуитивно известны? А после… А что после? Пристрелишь из «тэтэшки»? Сдашь коллегам-ментам? Помилосердствуешь: иди и больше не греши? Дождешься, чтобы расселось чрево его?.. — Олег вроде юродствовал, но по-прежнему ни искры стеба в глазах. — Ты отвечай, отвечай!
Что тут ответишь?!
Чрево не рассядется.
Милосердие — поповское слово.
Менты — коллеги ли?
Остается одно — пристрелить… и сесть на нары с чистой совестью.
— Так вот, Тема, — удовлетворился красноречивой (косноязычной?) паузой Гомозун, — при моем раскладе я не гарантирую тебе очную ставку с господином Егорычевым, но гарантирую, что ему станет очень и очень плохо. Вплоть до…
— Он — мой! — сипло сказал Токмарев. — Это моя добыча! Отдайте!
— Конечно, твой! — картинно возрадовался Гомозун. — Говорю же, это судьба, старик, что ты здесь и сейчас, это судьба! Не в службу, а в дружбу, старик, поруководи моими «гвардейцами», когда фуры с говном подоспеют, — вскрыть, разгрузить, отскладировать. Ты ж дезактиваторщик, профессионал! Ну? Что уставился?
— Я давно заметил: когда от человека требуют идиотизма, его всегда называют профессионалом. Хоть приблизительное понятие имеешь, какое там внутри пекло?!
— Ничо, они привычные. Все до единого чернобыльцы, радиации отбоялись, в каждом не меньше пятисот рентген сидит. Слушай, Тем, а правда, что спиртяжка радиацию из организма изгоняет? Я им на слово поверил, два ящика «Смирновской» привез. Или просто они на халяву решили?