Увы, Токмарев не в добром и не в полном…
Малокоординированная походка понята однозначно: пьян! Внушал ему правоверный Марзабек, внушал: от одной капли веселым становишься, от двух капель злым становишься, от трех капель свиньей становишься. Урус в состоянии постичь мудрость, завещанную Аллахом?! Не в состоянии. Пьян-свинья-урус! И вообще не в состоянии (пребывая в таком состоянии) загодя ощутить опасность.
Он трезв. Но приступ…
Руки поднял. Тяжело оперся ладонями на дверь спортзала — по идее, должна поддаться. Провернулся же ключ! Впасть внутрь тряпичной куклой, мягко, унырнув от ствола. Перекатиться вбок, выхватить из-за пояса «тэтэшку»…
Дверь не поддалась. Или замок на два оборота, не на один? Или открывается наружу, не внутрь? Забыл, не помнит, приступ.
«Тэтэшка» — тю-тю. Обшарили умело, «тэтэшки» лишили. Острастки ради добавочно ткнули стволом в затылок. Болевой шок, болевой порог.
Дальше — темнота…
Дальше — свет.
Секунд на пять-шесть — туман-пелена, расфокусировка, как при минус-пять не меньше. И при минус-двадцать-пять Артем опознает — не зрительно, слухово: здравствуй, Къура, новый год!
(Они, «чехи», когда цивилизации хлебнут, — почти как люди, уже… если подумать, не животные. Откровение от Чепика.)
Къура был «почти как люди».
Кто этот красивый молдаванин?
Мунтяну-Поркуяну-Куртияну. По паспорту.
Не по паспорту, по морде!
Хоть так, хоть эдак! Хлебнув цивилизации (в интересах оперативной комбинации?), Даккашев снивелировался, избавился от имиджа боевичка-ястреба. Камуфляжа — ноль. Кожаный плащ до пят — не туретчина и не свинина, тоньше, мсье, тоньше. Ни усов, ни бороды (первое лезвие бреет чисто, второе — еще чище!), ухоженный пробор (не знал, что у тебя перхоть! у меня уже нет!), глаза-сливы (…увеличение объема? конечно же ресницам!). Акцент? Они, «чехи», пожалуй, единственные из многочисленных народностей «кавказской национальности» по-русски без акцента. Еще, пожалуй, абхазы…
Так что Къуре и ермолку нет нужды нахлобучивать, подобно достопамятному Али-оглу. Он здешний. И по паспорту, и по морде. И с ним еще мальчик. Тоже здешний. Мальчик? Мальчик. Кто скажет, что это девочка, пусть бросит в Мунтяну-Поркуяну-Куртияну камень.
Токмарев бросил бы, окажись камень, — и наповал. Мальчик, епть!
Уммалат, подранок толстой-юртовский. Одет попроще — ветровка с откинутым капюшоном, сапоги болотные. Блондином выкрасился, дурачок! Типаж у дурачка, не в пример старшему товарищу по оружию, характерный-горский. Ну да кто из блюстителей порядка положит глаз на щуплого пацаненка-очкарика (тож хлебнул цивилизации, очки надел, корректирующие страбизм) с кривоватой шеей (получается, не насмерть хрякнул Артем юношу бледного в штабной сакле — головенкой вертеть не моги, но… скажи еще спасибо, что живой). А блондинистая несуразность — дык мода у тинейджеров менять окрас, особенно у гомиков.
Не оказалось у Токмарева камня. И сил… Хотя!.. Боль странным образом унялась. Целительная сила народной медицины, епть! Клин клином. Чтобы избавиться от последствий контузии, заработай по затылку тяжелым тупым предметом. Вырубаешься напрочь, зато, придя в сознание, понимаешь: благодать! Надолго? Или как?
Впрочем, под прицелом двух стволов не слишком размахаешься, даже обретя и силы, и камень.
Къуры Даккашев поигрывал «стечкиным» в манере киношных злодеев Эта роль его явно устраивала. Отрицательное обаяние. Отрицательное — бесспорно. Обаяние — м-м…
Эх, внушал ему в селении Доькар-Оьла капитан Токмарев, внушал: пришел стрелять — стреляй! Не в коня корм. Наказывать за пижонство, наказывать! Снаряженный АПС, он же «стечкин», — почти полтора кэгэ. Из расслабленной (поигрывающей) ладони порхнет пташкой, если, допустим, с положения лежа изловчиться и единым махом подсечь пижона под щиколотки, а то и в колено долбануть каблуком.
Теория без практики мертва.
Къура — в благоразумных трех-четырех метрах.
Помимо даккашевского «стечкина» — уммалатовский автомат АКС-74.
Сам Токмарев — посреди спортзала, на плесневелом гимнастическом мате, ничком, головой к выходу, перекрываемому абреками. Из такого положения лежа особенно не размахаешься. Плюс неподъемная тяжесть на шее. Гимнастический снаряд штанга, блиннн! «Блинов» на ней всего ничего — по «четвертаку», сам гриф с замками — «пятнашка». 25 + 25 + 15. Разминочный вес. Но не когда грифом почти пережимается шея. Плюс штаны. То бишь в данном контексте — минус. Штаны у Токмарева спущены до колен. (Без превратного толкования — наилучший способ обездвиживания.)
— Бешар просил тебя живым доставить, — будто по большому секрету сообщил цивильный ястреб-Къура. — Как думаешь, от кого зависит, живым поедешь или дохлым здесь останешься?
Все же, значит, боятся они его — и бесштанного, и безоружного, и придавленного штангой. А ну как урус-спецназ выкинет нечто. В Доькар-Оьла выкинул! Неизвестно, что у него еще в арсенале!
В арсенале у Токмарева еще… Ничегошеньки в арсенале у распластанного Токмарёва! Разве Архар?
Архар… Архар? Архар!
Где?! Кончили псину, с-суки?!
Исключено. Бойцовый-сторожевой самурай задешево жизнь не продает. Случись с хозяином форс-мажор — прыг-скок из засады, зубищами в горло, дожим до асфиксии (количество всаженных в него пуль — интерес для статистики, на конечный результат не влияет).
Асфиксии у Къуры с Уммалатом не наблюдалось. Вовсе ни малейших следов, типа рваных ран. И самого Архара (трупика Архара) не наблюдалось.
Затаился? Не по трусости. По уму… Оказался в «мертвой зоне», когда Къура с Уммалатом втаскивали за ноги бездыханного Токмарева в спортзал, штангу на него накатывали, штаны расстегивали-стягивали. «Быстро ушел и заснул!» — старший приказал. «Шелохнешься, пока не скажу, — завтракать будешь… никогда!» — старший пригрозил. Скорее всего, ушел и заснул самурай-Архар в ближайшем к дверям углу. И доселе не шелохнулся по причинам, далеким от ложно понятой законопослушности. По ситуации не шелохнулся. Геройски погибнуть — большого ума не требуется. Уцелеть и выручить — задача. Сверхзадача! Врагов двое, оба вооружены, хозяин в отключке (но жив, жив!). Очнется — мы еще повоюем. Архар умный-умный.
Токмарев тоже не олигофрен, но приемлемого выхода из ситуации как-то…
— Ты мне глазами не сверкай! — сверкнул глазами цивильный Къура. — А то жену напоследок не увидишь! Мы ее с собой привезли. Хочешь убедиться? Она здесь близко, в машине.
Жену? Ах да, Наталья — де-юре. А де-факто…
Кстати, де-факто! Кайман! И весь его хваленый «Кайман»! Ау!
Или пришлые горцы окончательно обнаглели — воровать женщин в режимном, поставленном на уши городе? Что же карнауховские оперативно-розыскные мероприятия, проверки на дорогах, план «Перехват»?! Начальник РУВД способен лишь своих бить, чтобы чужие боялись? (Неспособен! И… не боятся.)
Или Чепик исскотинился-таки до соучастия с… (Для понимания другого человека заранее предположи — он хуже тебя.) Кто еще мог дать горцам наводку?! В «люкс-транзите», в «обкомовском номере», на излете гулянки эвфемизм «бунгало» прозвучал. Чепик в тот момент раны зализывал в ванной, но…
Или про Наталью — блеф?
— Думает, я блефую! — издевательски посетовал Даккашев пацаненку. — Не блефую, урус. Жена твоя (Натащщща, да?) в машине. Пикап такой синий, на крыле «Одессей» написано. Знаешь? Весь город этот пикап знает. И милиция. Ни разу не остановили. Натащщща впереди сидела, вместе со мной. Она у тебя хороший хозяин, урус, но глупый-наивный. Ей звоню домой в час ночи, говорю: «Заказ сделал на два миллиона, с друзьями хотел дату отметить! А твой шофер гнилую осетрину привез, коньяк паленый, карбонат просроченный! Безобразие! Я его выгнал, к тебе отправил, чтобы сама приехала, понюхала!» И тут же на пикапе приезжаю, сигналю снизу. И она сразу выбегает. Ва-алла! Глупая-наивная! Сама в пикап лезет: «Костя!» Костя давно в кювете валяется с кляпом. Если не замерзнет, к утру очухается. А в пикапе — мы с Уммалатом! И друзья мои, трое, настоящие мужчины! Гочу и его младшие. Слышал? Слы-ы-ышал!.. Смотри, Уммалат, опять глазами сверкает. Русского языка не понимает. Говорю ему: не сверкай! Сверкает!
Посверкаешь! Уперевшись подбородком в пол, заводя взгляд исподлобья вверх, чтобы видеть противника выше пояса! Поза обязывает…
Но Чепик-то, Чепик! Надежная защита от красноглазых агрессивных уродов. Раз и навсегда. Звякнул одному человечку по одному телефончику, и тот ему авторитетно заявил: «Не стало Гочу. Был, да. Но не стало. И двоих племянников Гочу тоже не стало. Детали — не важно. Главное, ни под каким видом здесь не появятся. Они наказаны. Они не чеченцы. Чеченцы с женщинами и детьми не воюют»… Как не поверить на слово?! Человечек Бешар — человек, человечище!
— Они ее сейчас будут — в три смычка, в три смычка! С хрустом! — длил издевку Даккашев, имитируя «стечкиным» фрикции. — Потом закопаем. И твоих всех закопаем. И тебя… Нет, лучше под лед спустим. Уммалат, закопаем или под лед?
Мальчик-очкарик, гаденько ухмыльнувшись, кивнул, соглашаясь на оба варианта.
— Но сперва, по старой дружбе… Что в грузовиках было? Это что?
Это пачка обандероленной «евры». Достоинства купюр отсюда не видать. Какая разница! Пачка из поврежденной работягами тары.
(«В сторону! Мешочек в сторону!»)
Плохо сработал, капитан. Тебе бы не за чернобыльцами сечь, которые под производственный шумок вспороли тару. Сечь бы тебе окрест! И засечь: под производственный шумок вкрадывается пикапчик-«Одессей» (Обе-ед, обе-ед!) и недоуменно наблюдает издали: чего они тут? мы-то ехали одинокого мента-капитана кончать, а тут…
Кто ж мог предположить?!
— Это что, спрашиваю!
Не доллары.
Вообразилось — доллары!
Не доллары.
Даже не рубли.
Даже не тугрики.
А что?!
Дядюшка Бешар, вероятно, знает в общих чертах. Вряд ли именно про «евро». Но, попадись ему обандероленная пачка, понял бы. Бешар Даккашев — уважаемый человек, бизнесмен. Рекомендация покойного маршала Абалиева.