Он свернул под указатель «Зеленоград».
– Куда мы едем? – не выдержал я.
– На кладбище.
– Мне еще рано, – мрачно сообщил я.
Григорян усмехнулся.
Мы действительно остановились возле кладбища. Вышли из машины. Я пошел за Григоряном, отметив, что тот поглядывает на смартфон с выведенной картой. Значит, не родственную могилу приехал навещать. У входа его ждал молчаливый мужчина, который протянул Григоряну букетик гвоздик в целлофановом саване. Артур Давидович поблагодарил его кивком.
На кладбище было пустынно, лишь возле одной могилы скорбно стояла бабулька, что-то шепча одними губами – я таких навидался в форсайте, – да вдали шла траурная процессия.
– Ненавижу кладбища, – сказал я. Меня будто прорвало. – Ненавижу кладбища, ненавижу прощания, ненавижу, когда умирают.
– Кто ж любит… – согласился Григорян.
Мы остановились возле одной из могил. Григорян положил цветы на снег, потом рукой протер надпись на памятнике.
Но я уже все прочел и увидел фотографию.
Анне-Нюре действительно было почти пятнадцать лет, когда она умерла – три месяца назад.
– Вот какая ерунда, – сказал Григорян задумчиво. – Когда вы с Мишей назвали адрес и имя девочки, мы стали проверять. И выяснилось… вот что выяснилось. У нее были форсайты, она даже в соцсетях писала – ну, поначалу, тогда многие рассказывали. А потом… потом покончила с собой. Ну, родители как-то замяли это, вроде несчастный случай, но вряд ли девочка просто так забралась на крышу и случайно навернулась…
– Как она может быть в форсайте? – спросил я, не отрывая взгляда от памятника.
– Не знаю. Те, кто погибает в форсайте, всего лишь перестают его видеть. А вот те, кто существует в форсайте, но умер в наше время… Оказалось, что мы упустили эту группу. Сейчас качаем тему по всем центрам. День-другой, и будет информация.
У меня голова шла кругом. Я присел на оградку.
Интересно, это нарушение каких-то кладбищенских обычаев или нет?
Григорян достал пачку сигарет. Как-то очень неловко раскрыл и закурил. Объяснил виновато, будто оправдывающийся перед родителями подросток:
– Я очень редко…
– И не взатяг, – мрачно пошутил я.
– Угу. – Григорян выпустил струю дыма. В холодном воздухе дым расплылся колеблющимися слоями. – В форсайте можно погибнуть. На тех, кто видит форсайт, это не отражается никак. Тела тех, кто погиб или покончил с собой в форсайте, остаются там. Выходит, форсайт – это будущее, в которое способен проникать разум некоторого количества людей. Логично?
– Там нет ничего логичного, – возразил я.
Григорян махнул рукой.
– Это другое. Мир там безумный. Но сама схема казалась абсолютно логичной и правильной. Тут – настоящее! Там – будущее! Но каким образом уже погибшая девочка продолжает жить в форсайте?
Я развел руками.
– Мы искали причину, – продолжал Григорян. – Совмещение миров и пространств. Инопланетное нашествие. Применение какого-то странного оружия или последствия эксперимента… никто не колется, конечно, но ты же понимаешь! Военные те еще тихушники, а ученые со своими экспериментами – хуже маленьких детей. Но вот это… это все ломает!
– Она ожила, – предположил я. – Как Миша оживает в Мире После.
– Почему только она? – резко спросил Григорян. – И вообще каким образом? В нашем мире пока чудес нет!
– Вот когда случится Событие, то она и оживет, – предположил я. – Возможно, ее особенность – не только превращение в змею, но и оживание… Черт, слово какое-то дурацкое. Оживет, но взрослеть уже не будет.
Григорян неожиданно посмотрел на меня с уважением.
– А ведь интересная идея, Никита.
Не думаю, что он так уж высоко оценил мою мысль. Скорее, ухватился за нее, как за спасательный круг. У него была выстроена какая-то концепция и какой-то наверняка безумный, но все-таки план борьбы. И вдруг ожившая девчонка!
Мне показалось, что этим моментом надо воспользоваться. Я спросил:
– Как вы думаете, что все-таки произошло… произойдет?
Григорян поколебался. Потом сказал:
– Если убрать мистические объяснения? Вроде того, что форсайт – это чистилище?
– Пожалуйста, уберите, – попросил я.
– Точного ответа у меня нет, – предупредил Артур Давидович. – Но если уж хочешь знать мое мнение… Только учти, никаких доказательств у меня тоже нет.
Я понимающе кивнул.
– Там нарушены все законы физики и биологии, – сказал Григорян. – Абсолютно все. Населенные пункты закрыты облачными куполами, опускающимися к земле. Облака так себя не ведут! В них летают человекоподобные стражи, то ли нападающие на людей, то ли отпугивающие их. Ну не могут летать гуманоиды с крыльями размахом в три метра! Нет привычной фауны, но есть нелепые существа. При взгляде в отражение с вероятностью около девяти процентов появляются огромные волки, убивающие посмотревшего. В части квартир есть электричество, вода или газ. Большинство форсайтников имеют какую-то нечеловеческую способность: бежать с огромной скоростью, прыгать с высоты, испускать электрические разряды, возрождаться после смерти, плеваться кислотой… Ты свою, кстати, не определил?
– Нет.
– Ищи, Никита. Ищи… Так вот, все, что я перечислил, не имеет общей логики и невозможно физически. На Земле. Из этого я делаю вывод, что Мир После – создан чужим разумом и не у нас.
Я засмеялся.
– Как, по-твоему, должен выглядеть контакт с иным разумом? – спросил Григорян. – Прилетели корабли, сели, вышли зеленые человечки?
– А почему бы и нет?
– Зачем лететь через немыслимую пустоту? Что искать? Планеты, полезные ископаемые? Да ерунда! Разум, способный путешествовать между мирами, где угодно создаст пространства для жизни. Интерес представляют лишь знания. Лишь чужой разум. Представь себе колонию бактерий, спокойно живущих на старом пне. Подошел ученый. Взял мазок, небрежно проведя палочкой по пятну. Пень, возможно, сжег, а может, тот и остался на месте. А микробы с мазка ученый поселил на питательную среду и стал наблюдать.
– Мы не микробы, – сказал я мрачно. – И там Москва. А не питательная среда.
– Хорошо, – согласился Григорян. – Мы муравьи. Или даже зверюшки. А там зоопарк, воссозданный настолько точно, насколько хватило терпения и понимания. Но есть и ошибки, вроде работающих розеток и воды в трубах. Есть решетки в виде облачных куполов и стражей. Есть чистильщики-ниблы.
– А варги?
– Допустим – часть эксперимента. Чтобы узнать, насколько быстро мы поймем опасность и станем ли соблюдать правила. Или надсмотрщики. Или биосфера из другого мира.
– Сверхспособности откуда?
– Последствия переноса в иную среду. Стимуляция скрытых возможностей организма.
– Девочка ожившая? – с еще большим скепсисом спросил я.
– Зацепили вместе со всеми и реанимировали. Либо в качестве эксперимента, либо по ошибке.
– А сам форсайт?
Григорян кивнул.
– Правильно мыслишь. Сам форсайт, регулярные переносы сознания в свою личность в будущем – это главная странность! Даже учитывая амнезию – это нарушение причинно-следственных связей. Но это как раз довод к искусственной природе Мира После.
Я поморщился и пошевелил в воздухе пальцами.
– Ну… как-то так… натянуто.
Григорян мрачно смотрел на меня, потом бросил окурок, раздавил ногой.
– Знаю! Но в одном уверен, Мир После не статичен, не возник сам собой. За ним стоит разум, чужой и безжалостный… Поехали назад, Никита. Врачи и так возмущались, что я снял тебя с занятий.
– Зачем вы меня сюда привезли? – спросил я прямо.
Артур Давидович вздохнул.
– Ты среди «зимних». Между нами – именно у вас будет главная роль в операции. Ты должен лучше понимать происходящее.
– А еще вы хотите, чтобы я присмотрел за Леной.
Григорян усмехнулся.
– Пошли, Никита.
Глава восьмая
От убитого варга уже не осталось ничего, даже пятен на асфальте. То ли ниблы вылизали дочиста, то ли прошел дождь со снегом и все замыл.
Мир После застыл в странном состоянии, которое я бы назвал ранней весной – если бы тут была весна. Увы, по опыту я знал, что это ненадолго – может, на несколько дней, а может, на месяц.
Поглядывая в сторону крайнего дома, где обитала мертвая девочка Нюра, я открыл дверь в магазинчик, где устроил себе убежище Михаил. Внутри ярко горела лампочка. Войдя, я поискал взглядом хозяина – и обнаружил Мишу, в одних трусах лежащим на кровати. Судя по взгляду, это был именно Миша, я уже легко их различал.
– Чего так долго? – проворчал Миша, даже не делая попыток подняться.
– Знаешь, где я был? – ответил я вопросом.
– Где?
– На вэ-дэ-эн-хе! Черт, не рифмуется.
– А зачем? – заинтересовался Миша.
– Это надо меня нынешнего спрашивать… чего он туда поперся.
Я подошел к Мише и нахмурился.
Одна рука у него была пристегнута наручниками к спинке кровати.
Миша молчал и смотрел на меня.
Так…
Понятно.
Я огляделся. Его любимый «хвлар» лежал рядом на полу. Там же стояла пластиковая полторашка с водой. И еще одна пластиковая бутыль, большая, на пять литров, но совершенно пустая и со срезанным горлышком.
– Ты увлекся садо-мазо? – спросил я. – А где партнерша, в латексе и с плеткой?
– Смейся, смейся… – мрачно ответил Миша. – Если за пять минут не найдешь ключ, то я обоссусь!
– По-моему, ты оставил себе емкость для этой цели. – Я кивнул на пустую бутыль.
Лицо у Миши побагровело.
– Чтобы ты пришел, а у меня тут бутыль с мочой?
– Нет, чтобы я не обнаружил тебя в мокрой кровати…
Я огляделся. Взял с полки банку газировки, открыл.
– Представляешь, какая сволочь? – с болью в голосе произнес Миша. – Приковал себя к кровати!
– Себя ругаешь, – заметил я, глотнув лимонад.
– Хватит издеваться! – завопил Миша. – Не журчи!
– Реально пить хочу, – примиряюще сказал я. – Сейчас спасем, держись, герой.
Миша фыркнул.
Я заглянул под кровать.
– Он хоть воду тебе оставил и оружие.