У меня даже сомнений не возникло, что она «снимет». Уж очень спокойно спросила.
– Не надо, – попросил я. – Первыми нападать не станем.
Становилось все темнее и темнее. Облачный пресс опускался на город, будто выдавливая свет. Я подумал, что башни Москва-Сити и прочие небоскребы уже погрузились в тучи. Наверное, это должно выглядеть особенно жутко…
– Тогда надо укрыться, – решила Саша. – Здесь или в домах?
– Здесь, – сказал Миша. – У меня запасов на месяц хватит. И свет есть.
Сашка кивнула.
– Так идем, что стоять!
Удивительно, но сейчас она ничем не напоминала девочку, вместе с которой мы завтракали-ужинали в столовой Центра. Словно ее сознание, попав в более взрослое тело, кардинально изменилось, добавив жесткости, решительности… еще и сигареты эти вонючие.
Я даже усомнился, что это Саша в форсайте. И спросил:
– Александра, ты наша или местная?
Саша лишь усмехнулась и пошла внутрь магазинчика.
– Наша она, – успокоила меня Лена, разворачивая коляску. – Она только на вид тихоня, при маме и папе.
– Я не тихоня, – возразила Саша и еще раз напоследок глянула в небо, хищно прищурившись и поглаживая приклад винтовки.
Кажется, ей очень хотелось пострелять.
Но со мной она спорить не стала. Мы вошли в помещение и закрыли за собой дверь.
А тьма продолжала опускаться на город.
Глава девятая
Я много раз думал о том, что могу умереть в форсайте.
Честно говоря, в самый первый раз, когда я брел по каким-то метротуннелям, поскальзываясь на рельсах, под водную капель и странные хлюпающие звуки за спиной (до сих пор не знаю, шел следом кто-то или нет), я даже надеялся, что меня кто-нибудь сейчас убьет. Я ведь не знал тогда про форсайты. Какие-то слухи уже ходили, но невнятные и странные, на них почти никто не реагировал, происходящее я принял за странный сон, из которого никак не могу вырваться. Нет, конечно, в снах никогда не бывает такой реалистичности, не натирают ноги рваные мокрые носки, не подвертывается раз за разом травмированная нога, не воняет мокрой землей и какой-то шерстяной падалью, не садится постепенно батарейка в фонарике… Но я ведь тогда не мог управлять своим телом, чувствовал себя зрителем поневоле, запертым в каком-то странном мужике, бредущем во тьме!
И этот «сон» надоел мне настолько, что я искренне желал самому себе смерти. Обвалившегося на голову камня, выскочившего из темноты монстра, внезапной пули…
Но ничего не случилось.
В следующий раз я уже знал, что у меня форсайт. После некоторых попыток смог контролировать тело (даже не задаваясь вопросом, на каком автопилоте двигался раньше), но был предельно осторожен. Понимал, что это не сон. Сделал пару глупостей (к примеру, долго всматривался в лужицу, пытаясь разглядеть себя в отражении), но исполинского волка в тот раз не появилось. Как известно, Бог хранит дураков. Я уже свыкся с мыслью, что это тело – мое собственное, только в будущем, и старался его беречь.
Почему-то смерть в форсайте пугала меня даже сильнее, чем смерть в реальной жизни. Тут умрешь – и все, бояться больше нечего, думать не о чем. А если умрешь в форсайте? Точно знать обстоятельства своей смерти и то, что она неизбежна?
Да ну нафиг!
Самые опасные моменты в форсайте у меня были связаны с варгами. С тем, который разодрал девчонку на рынке, и с тем, что неизбежно сожрал бы меня, не вмешайся Миша. Ну и девочка Нюра, разумеется… если бы она ухитрилась пролезть в квартиру – это было бы пострашнее варга.
Но опускающееся небо и близящиеся летучие твари пугали больше гигантских волков и девочек-змей.
Миша тщательно запер дверь. На мой взгляд, та была покрепче, чем стены павильона – хорошая стальная дверь с серьезными замками и мощной задвижкой-перекладиной изнутри. Постучал пальцем по закрывающим окна деревянным щитам. Сказал:
– За фанеркой решетка и приварены стальные листы. Видимо, тот, кто до меня тут жил, сделал. Я варить не умею.
– А куда он делся? – заинтересовалась Лена.
Миша пожал плечами. Продолжил:
– Наружные стены сайдингом обшиты, но они хорошие, кирпичные. В соседних магазинах из гипсокартона, но с той стороны тоже приварены решетки. Как попало, видимо отовсюду стащили. Но решетки крепкие.
– Потолок бетонный, вижу, – кивнула Лена. – Довольно надежно. Жаль, ничего снаружи не видно.
– Ну почему не видно… – Миша подошел к стене, продемонстрировал торчащий из нее юэсби-кабель. Воткнул его в лежащий на полке пауэрбанк. – Там камера, маленькая. Питание отсюда. Сигнал по вай-фаю. Смотреть через телефон.
– Я подключу свою банку к розетке? – оживилась Саша и даже потянулась к рюкзаку.
– Не получится. Электричество только в патроне. – Миша указал на лампочку. – У меня есть переходник с розеткой, но его надо вместо лампочки вкручивать. Либо свет, либо банки заряжать.
– Тогда потом, – согласилась Саша. – Не люблю темноту.
Миша тем временем достал свой смартфон, вывел картинку и показал нам. Изображение было маленьким, но четким.
– Посветлело, – обрадовалась Саша.
– Камера усиливает, – разочаровал ее Миша. – Нет, тучи опускаются.
– Никита, у вас какое оружие? – спросила меня Саша.
– Никакого.
Она нахмурилась.
– Есть «Вал», – успокоил я ее. – Даже два. И патроны. Из тайника Григоряна достали. А так мой ходит с ножиком.
Саша покачала головой с таким видом, будто я сообщил, что хожу без штанов. Пробормотала:
– Странный вы, Никита…
Ко мне она упорно обращалась на «вы», как и в нашем времени.
– Да, мы все такие, – согласился я.
Заглянул в смартфон к Мише. Камера и впрямь вытягивала свет, но было понятно, что тучи уже метрах в тридцати над землей – верхние этажи домов погрузились в темно-серую вату. Красного свечения в тучах совсем не осталось, зато черные тени мелькали, будто голодные рыбки в аквариуме.
– Мне это не нравится, – сказал Миша. – Никита, помогай.
Он отложил пулемет, смартфон отдал Лене. И мы, не обсуждая и не сговариваясь, начали сдвигать стеллажи, прикрывая ими стену с окнами и дверь.
– Если пробьют решетки и железо, то эти шкафчики не помогут, – заметила Саша. Уточнять, кто именно пробьет, не требовалось.
– Зато баррикада, – спокойно сказала Лена. – Стрелять нам не помешают. Саша, ты бы взяла автомат?
Саша вздохнула, но бережно положила винтовку на кровать и потянула к себе один «Вал». Второй взял я.
– Леночка, ты осторожнее, если что, – как-то туманно сказала Саша.
– Вообще не собираюсь, – так же уклончиво ответила Лена и похлопала по своему автомату. У нее был обычный АК‑19. Впрочем, от добра добра не ищут.
– Чай поставить? – спросил Миша. – Есть газовая плитка.
– А вентиляция? – поинтересовалась Лена.
– Тоже есть, – он кивнул под потолок, на забранное решеткой отверстие, где застыли лопасти вентилятора.
– Не стоит, Миша. Мы тут быстро надышим. Надо будет, я… так вскипячу.
Я подошел к ней, наклонился, обнял.
От Лены, как ни странно, пахло шампунем. От кресла – старой кожей и машинным маслом, будто от дорогого автомобиля. Впрочем, для нее эта колымага дороже любой машины.
– Совсем уж темно, – пожаловалась Лена.
На экране мобильника и впрямь сгустилась черная муть, в которой едва-едва угадывались какие-то тени.
– Ночного режима нет? – спросил я.
Но Миша даже не успел ответить. На экране вдруг проступило лицо – самое обычное человеческое лицо, безусое, молодое, во тьме кажущееся неестественно, снежно белым. Изображение дрогнуло и заколебалось.
Одновременно провод, тянущийся к пауэрбанку, дернулся и стал уходить в стену. Аккумулятор уперся в кирпич, заелозил, потом что-то тренькнуло, и он, отскочив, упал на пол. Из серой коробочки торчал штекер с обрывками проводков. Сигнал на экране пропал.
– А они умные, – сказала Лена. Она даже не вздрогнула и не вскрикнула, зато я отшатнулся от телефона, когда появилось лицо. – Понимают, что такое камера.
– Да кто они такие? – выкрикнул Миша. Мне не понравились нотки паники, промелькнувшие в голосе.
– Летающие твари. Дядька их стражами называет. – Лена отложила бесполезный телефон. – Никто их вблизи не видел.
– Или видел, но уже не расскажет, – мрачно сказал Миша. Пулемет висел у него на шее, он держал его наизготовку, будто лихой коммандос из боевика. – Ну пусть попробуют, сунутся…
На крыше стукнуло. Громко, вряд ли такой звук могли оставить босые ноги. Потом загрохотало – будто вразнобой били палками и отплясывали в тяжелых ботинках.
– Летающие существа должны быть легкими, – сказал Миша. У него по лицу пошли красные пятна. – Они не могут быть тяжелыми!
Я подумал, что существа размером с человека и с размахом крыльев в три-четыре метра вообще не могут летать. Тем более часами, не спускаясь вниз, помахивая крыльями лениво, будто приличия ради. Но говорить вслух не стал.
Миша это и сам понимал, он умный мальчик.
Дверь вздрогнула. Ее несколько раз рванули наружу, потом принялись долбить внутрь. Дверь восприняла это как-то спокойно, подрагивала, но держалась крепко.
– Как в кошмарном сне, – прокомментировала Саша. – Они ведь точно к нам пришли!
Грохот на крыше прекратился. Через несколько мгновений и дверь перестали дергать.
Если бы я страдал оптимизмом, то решил бы, что небесные взломщики сдались и отступили. Но в форсайте нет поводов для оптимизма.
Несколько минут мы простояли, сжимая оружие. Вокруг царила тишина. Потом мы услышали голос – человеческий, отчаянный, срывающийся на визг. Кажется, женский и немолодой.
– Пустите! Пустите! Я не смотрела в зеркала! Я ничего не делала! Пустите!
Голос приближался. То срывался на визг, то переходил в невнятное бормотание, то начинал выкрикивать свое «пустите».
– Ах вы ж суки… – прошептала Лена. Крутанула колеса, развернув ко мне коляску.
Я смотрел на нее и не знал, что сказать.
– Нет… – Лена помотала головой. – Нет, мы не выйдем. Мы же не выйдем, ребята?