Заглянули в серверные помещения (замок пришлось выбивать пулеметной очередью, и это оказалось вовсе не так просто, как в кино). Серверные были ровно такими, как я их представлял: длинные ряды закрытых шкафов с микросхемами, решетчатый пол, высокий потолок с раструбами вентиляции.
Разумеется, ничего не работало. Даже ни одной лампы не нашлось, а в туалете, куда на минутку наведался Миша, по его словам, не было воды в кранах, зато в унитазах и писсуарах лежали горы мятых денежных купюр.
Кто-то тут весело сходил с ума: посуду бил, дизайн разнообразил, ликвидировал товарно-денежные отношения.
Потом, очевидно, ушел.
– Не знаю, что ищем, – признался я. Мы стояли во тьме пустых гулких коридоров, держа фонарики направленными в пол, чтобы создать вокруг пятно света. Страшно, кстати, не было – что-то подсказывало, что ничего живого и опасного в дата-центре нет. Я посмотрел на Лену – в силу возраста мы были негласными лидерами группы. – Дядюшка ничего тебе не говорил?
– Сегодня же обещали инструктаж, после форсайта, – пробормотала она. – Не знаю, Никита. Такое ощущение, что нас дурят! Ничего тут нет, а если и есть – из этих железок информацию не вытащить. Правда?
– Я не компьютерщик, я пользователь, – ответил я. – Пойдемте в кабинеты начальства?
Начальственный кабинет нашелся всего один, табличка на двери была сорвана, так что имени хозяина мы не узнали. В кабинете стоял большой стол в виде буквы «П», массивное начальственное кресло, десяток кресел поменьше, кожаный диван – разложенный, с какими-то тряпками на нем, несколько шкафов – совершенно пустые. Кое-где сохранились красивые медные таблички в рамочках, с перечислением заслуг и регалий дата-центра. На столе красовалась запыленная пирамидка из флэшек, авторучек, батареек и прочей мелочевки. В общем – дребедень, как и в комнатах для посетителей, авторство угадывалось явно.
Но кое-что интересное в кабинете все же было.
На аккуратно выкрашенной в бежевый цвет стене, под самым потолком, виднелась размашистая надпись разноцветными маркерами (похоже, человек чертил буквы как можно жирнее, а когда маркер кончался, хватал другой, первый попавшийся под руку). Из-за этого разноцветья надпись выглядела не то дурашливо-карнавальной, не то названием детской книжки.
ОНО УДИВИЛОСЬ, ОНО НЕ ХОТЕЛО
– И что это значит? – спросил Миша.
– «Оно» может быть искусственным интеллектом, – предположила Лена. – Не мужчина, не женщина. Оно.
– Фильм такой еще был, «Оно», – подсказала Сашка. – Страшный. Про клоуна с воздушными шариками, он детей убивал.
– Клоуна тут нет, – вздохнул Миша и воинственно встряхнул пулемет. – А то я бы ему отстрелил… шарики.
Мы уже все поняли, что наш визит в дата-центр завершился ничем. Что мы скажем Григоряну важного? Что «оно» удивилось и не хотело?
– Может быть, и впрямь возник искусственный разум? – вдруг сказала Сашка. – Его спросили: «Что такое форсайты, почему они?» А он отвечает: «Да потому, тупые кожаные мешки, что инопланетяне готовят вторжение! Научить вас с ними бороться?» И тут бац, инопланетяне поняли, что их раскрыли. И начали вторжение раньше времени! Поэтому всех не смогли уничтожить, и форсайты происходят, и всякие монстры…
– А инопланетяне – это стражи? – с иронией спросил Миша.
– Может, и нет. Может, это ниблы. А стражи – мутировавшие люди. А серпарды – мутировавшие кошки.
Мы молчали, глядя на надпись. Потом, не сговариваясь, навели лучики света на дверь. Лена даже рассмеялась.
– Пора уходить. Все, что могли, мы тут узнали. Может, дядюшка другое задание даст?
– Скорее, пошлет в другой дата-центр, – ответил я.
Григорян был не из тех людей, кто легко меняет планы. Уж если решил копать в одном направлении, то не остановится.
Миша пошел вперед, мы за ним. Форсайт пока не собирался кончаться, можно было вернуться к Мише, сварить куриный суп, поговорить… Я вспомнил, что у меня есть две трети бутылки коньяка, и эта мысль почему-то показалась очень привлекательной.
Без всяких приключений мы покинули здание и сели в машину.
– Домой? – спросил я, заводя мотор.
Сашка заерзала на заднем сиденье. Вдруг предложила:
– А может, съездить в Выхино?
– Зачем? – Я обернулся к ней.
Сашка немного смутилась.
– Я жила неподалеку. Там рынок, на Вешняковской. Очень большой, всегда люди есть.
– Съездим, Никита? – спросил Миша. – Если тут все пусто, может, попробуем с народом поговорить. Вдруг кто-то что-то расскажет?
– Сам же знаешь, местные не любят общаться, – заметил я. – Да и Григорян велел не отклоняться от заданных точек.
– А вдруг? Что теряем? Мы и так отклонились.
Я пожал плечами.
– Ну давайте. Главное, чтобы по пути бензин не взорвался.
– Восток и юго-восток безопасны, – твердо сказала Сашка. – Точно говорю, мне один человек рассказывал.
Что-то шевельнулось во мне, какое-то сомнение или предчувствие. Будто предостерегая…
– Поехали, – сказал я.
И вырулил со стоянки. Красно-черные облака висели над Москвой высоко и неподвижно, стражи не показывались, будто до сих пор опасаясь меня.
Хотя почему «будто»?
Тот рынок, который я однажды видел в форсайте, образовался будто случайно, на детской площадке между домами, и посещали его только те, кто жил рядом. Да и продавали, точнее, обменивали, там всякую ерунду, на мой взгляд ни для чего не пригодную. Если подумать, то он выглядел скорее как имитация рынка – так маленькие дети играют «в магазин», разложив на асфальте поломанные игрушки, стекляшки и ржавые железки, а расплачиваясь обрывками бумаги с каракулями.
Вешняковский рынок был большим и выглядел совсем как настоящий. Он и располагался на месте прежнего рынка, в неплохо сохранившемся, пусть и унылом на вид здании, и людей там было много. Я впервые увидел человека, который подъезжал к рынку на велосипеде, да и наша машина, хоть и вызывала удивленные взгляды, но явно не казалась местным чем-то немыслимым.
У входа даже стояла охрана! Двое мужчин в полувоенной одежде, с автоматами. На моих глазах они не позволили пройти какому-то сгорбленному дядьке, трясущему при ходьбе головой и явно находящемуся в неадекватном состоянии. Мужчину это не расстроило, он развернулся и побрел в сторону, все так же подергиваясь и негромко споря с несуществующим собеседником.
– Ого, – сказал Миша восхищенно.
Я подумал, что рынок и впрямь выглядит центром цивилизации. Он был словно из фильма или книжки про постапокалипсис, кусочком прежнего человечества, которое пыталось удержаться на краю и, чем черт не шутит, возродиться.
Ладно, допустим посетители сюда идут стихийно. Пусть даже торговцы случайны. Но если есть охрана, то есть и какое-то руководство.
– Осторожно, – высказала и мое мнение Лена. – Вдруг бандиты, а мы для них ценная добыча.
– Вы с Сашкой останетесь в машине, – решил я. – Понятно, почему? Если нам придется бежать, то прикроете отход. У Сашки винтовка…
– А я бегаю плохо, – усмехнулась Лена. – Ты прав. Не волнуйтесь, мы вас дождемся.
Выбравшись из машины, мы с Мишей пошли к зданию. Торговля на самом деле шла и снаружи: на разложенных газетках и тряпках лежал всякий хлам, уже хорошо мне знакомый. Вот расплющенная ювелирка, вот лекарства без этикеток, вот вилки с обломанными зубцами…
– Почему меняют эту дрянь? – риторически спросил я.
Но Миша неожиданно ответил:
– Драгоценности несут зло, поэтому их портят. Испорченные можно и нужно хранить дома, они приносят удачу. Сломанные вилки… это как жертвоприношение. Символ смирения. А лекарства… ну лекарства и есть.
– Почему без этикеток?
– Нельзя пить лекарства, твердо рассчитывая на эффект, – объяснил Миша. – Надо наугад. Если ты хороший человек, то сработают правильно.
– Идиоты, – выдохнул я.
– Факт.
Мы подошли ко входу. Мужчины с автоматами занервничали.
– Мы пришли с миром, – сказал я. – На рынок. Можно?
Один охранник, пожилой, с залысинами, с сомнением посмотрел на второго. Тот был помоложе и покрепче.
– У нас тут мирно, – произнес он наконец. – Мы плохого не хотим.
– Мы тоже, – согласился я.
– Убивать нельзя тут, – добавил охранник. – Кто убивает, того убиваем.
– Значит, плохих убивать можно? – дружелюбно уточнил Миша. И добавил: – Пулемет не оставлю, сразу говорю.
– Кому твой пулемет нужен? – удивился охранник. И посмотрел на меня исподлобья. – К тебе вопрос – злым глазом смотреть не будешь? Умирать не велишь?
Опаньки!
Оказывается, у меня в Мире После есть репутация.
– Я никого убивать не хочу, – ответил я осторожно. – Если меня не трогают, я никого не убиваю. Меня не тронут?
– Не тронут, – ответил охранник. – Смотри, ты слово дал. Дал слово?
– Дал, – кивнул я. – Пока меня не трогают, я не убиваю.
– Ты дал, я забрал, – с облегчением произнес охранник. Провел рукой в воздухе, будто цепляя что-то невидимое, засунул сжатую ладонь в карман. – Уходить будешь, верну.
Мне это не понравилось.
Мы прошли в двери – стеклянные, кстати, только густо-густо закрашенные серой краской. По тому же принципу были лишены отражающей способности все окна и витрины на первом этаже.
– Он что, забрал твою способность? – прошептал Миша мне на ухо.
– Не знаю!
– Это можно, что ли?
– Да не знаю я!
Как просто было раньше – я и не знал, что могу убить одним словом. И потерять я ничего не боялся, в заброшенном мегаполисе можно снова найти все.
А теперь на душе было неспокойно.
Рынок оказался не просто похожим на прежний. Тут был свет. И не в одной-двух лампочках, а словно бы везде! В мясных рядах даже светились витрины и работали холодильники.
И народа было много.
В лавках и павильончиках стояли продавцы, которые словно явились из прошлого: молодые девчонки с пирсингом и татухами, дородные тетки в грязных белых халатах. В мясных и молочных рядах – свои продавцы. Кавказец стоял перед горой специй, насыпанных в хрупкие пластиковые контейнеры, мощный плечистый мясник рубил топором баранью тушу на колоде.