Может быть, все-таки порвать и выбросить?
Хотя что это изменит? Осталось всего два дня…
– Совершенно случайно, просто захотев понять, что произошло, я воспроизвел момент События, – прочитал я негромко. – Потом повторял его несколько раз (к сожалению, со временем эта возможность теряется). Если кратко: я увидел себя во время совещания. Не без гордости скажу, что инструктировал коллектив о поведении в приближающемся Мире После. Но в какой-то момент последовала яркая вспышка, после которой я рухнул лицом на стол и, судя по поведению подчиненных, умер.
– У него же нет способности оживать… – пробормотал Миша. И замолчал.
– Некоторое время коллеги пытались оказать мне помощь, потом смирились со случившимся, – дочитал я. – Простите за такую информацию, Никита, она ничего толком не объясняет. Кроме того, что все мы, видящие форсайты, очевидно, умерли в один миг. И Мир После – царство мертвых. Ваш Григорян, как я понимаю, это знает. С сочувствием и уважением, Вл.
Положив листок на стол, я обвел взглядом команду.
– Я же говорила, что дядька темнит, – усмехнулась Лена.
Сашка звякнула шумовкой, снимая пену с бульона. Сказала:
– Все-таки приправы нужны.
Стала с грохотом выдвигать ящики.
– Здесь-то мы живы, – заметил Миша. – Значит, ничего?
Я покачал головой.
– Не мы, они. Если я-здешний не помню свою жизнь, то это уже не я.
Сашка отошла к окну и уставилась сквозь пленку во двор.
– Самое обидное, что про Событие мы все равно ничего не понимаем, – подытожила Лена. Засмеялась.
И тут я почувствовал, что форсайт рассеивается.
Подушка под головой была мокрая. Я лежал, глядя в потолок и тяжело дыша.
Это не мы выжили после События.
Зря нам завидуют.
Выжили все остальные. Наступит послезавтра, произойдет Событие, и мы рухнем мертвыми – чтобы очнуться без памяти в Мире После.
А остальной мир продолжит жить.
Вот почему сильные мира сего не спешат каяться в грехах, строить бункеры, останавливать опасные исследования! Погибнет пять процентов людей. Дофига, конечно, но… В год на Земле умирает шестьдесят миллионов. А пять процентов от всего населения – это четыреста миллионов.
Сопоставимо.
В сетях станут обсуждать умерших знаменитостей. Гадать, что с ними теперь. Тихо радоваться, что сами-то живы. Кто-то будет изучать Событие, чем бы оно ни было. Кто-то ударится в религию. Но форсайты прекратятся, ведь все, кто их видел, умрут. День События сделают памятной датой в календаре… обычаи какие-то к нему придумают… красивые, наверное.
Кто-то еще озолотится, выпуская открытки и какую-нибудь сувенирку к этому дню. Хэллоуин, День святого Валентина… и День памяти, к примеру. Объединяющий все человечество. Торговля, промышленность, наука, религия, культура – все испытает сильнейший толчок.
Скорее всего, задним числом удастся выяснить, что это было, и бояться нового События не придется.
Политики Событие тоже используют вовсю. Это же вроде мировой войны, только быстро и обижаться не на кого.
Я почувствовал, что до боли сжал кулаки, скомкав простыню.
Ведь, если хорошенько подумать, то Событие пойдет на пользу всему человечеству!
– Суки… – прошептал я.
Хотя на кого злиться?
Вряд ли Событие – следствие чьей-то злой воли. Это случайный феномен. А что его решат использовать на благо человечества – лишь мое предположение, да и нет в этом ничего плохого. Не можешь предотвратить – обрати во благо.
Да ведь и все равно мы все когда-нибудь умрем, так какая разница…
Я сел, опустил ноги на пол. Прислушался. В соседней половине коттеджа было тихо, значит, Ленка еще спала.
Или нет?
Натянув джинсы, я вышел на крыльцо. Было ранее утро, падал легкий снежок. Подергал вторую дверь. Закрыто, но неплотно, только на защелку.
Повинуясь какому-то инстинкту, я достал из заднего кармана ключ-карту, всунул в щель между дверью и откосом. Мне повезло, защелку я отжал сразу. Открыл.
И увидел Ленку, которая в одних трусиках стояла на стуле, всовывая голову в петлю. Поясок от халата она привязала к люстре.
– Дура! – завопил я, метнувшись в комнату.
Ленка вздрогнула, дернулась, стул выскочил у нее из-под ног, она рухнула и зацепилась руками за петлю. Дальше все произошло, будто в комедийном фильме: поясок с треском лопнул, Ленка рухнула попой на пол, люстра сорвалась с крюка и упала ей на колени.
– Ты чего? – нависая над ней, крикнул я.
Ленка вдруг принялась хохотать.
– Я точно дура! Я даже повеситься не смогла!
– Я тебе повешусь! – Я рывком поднял ее с пола. Ленка замолчала. – Ты… ты дезертир!
– Вот только дядюшку не косплей, Никита! Еще скажи, что это наш долг!
– Долг! – выкрикнул я. – У тебя долг передо мной! И Сашкой, и Мишей! И «летними» с «осенними»! Еще есть время!
– До того, как умрем?
– Если поймем, что случилось, то не умрем!
– Да кто тебе сказал? Все предопределено!
– С чего так решила?
– А ты с чего решил?
Мы замолчали, зло глядя друг на друга.
Потом Ленка молча прижалась ко мне.
– Даже если мы умрем, – сказал я. – Мы ведь не совсем умрем, мы будем жить там. А если погибнем здесь, то станем такими, как Нюра. Зачем? И у нас есть еще два дня. Можно их провести с толком.
Лена принялась молча стаскивать с меня джинсы.
Да, в конце концов, это было разумное времяпровождение.
В кабинет Григоряна меня пустили без споров, хотя Полина и предупредила, что он не один: «С родителями „осенних“». Впрочем, Артур Давидович уже заканчивал разговор – стоял у дверей, пожимая руку немолодому мужчине очень простецкого вида, явно не привыкшему общаться с каким-либо начальством. А вот женщина рядом была нахрапистая, судя по лицу, только что спорила и ругалась, но в итоге притихла.
– Минуточку, Никита, – бросил мне Григорян, не выпуская ладони посетителя. – В общем, спасибо вам за сыновей, спасибо за Витьку и за Женьку. Они молодцы. Сделали все, что могли. Теперь наша задача – доделать остальное, чтобы ничего не случилось. Чтобы они не погибли по-настоящему.
Мужчина кивал с видимым облегчением, версия Григоряна его устраивала. Женщина явно была недовольна, но молчала.
Когда они вышли, я спросил, не протягивая Артуру Давидовичу руки:
– Зачем вы это обещаете?
Григорян сел за свой стол, молча достал квадратную бутылку, два широких бокала. Спросил:
– Виски будешь?
Я покачал головой.
Григорян щедро плеснул себе, залпом выпил, посмотрел на меня.
– Узнал?
– Все мы узнали.
– И что, предлагаешь сказать родителям, что их сыновья через два дня умрут?
– Правда лучше!
– Лучше чего? И какая правда? – Григорян развел руками. – Да, мы уже полгода как знаем: в форсайт попадают те, кто умер во время События. Тебе легче работалось бы с этим знанием? Или ты выяснил, что такое Событие и что случилось с остальными людьми?
Я открыл и закрыл рот.
Покачал головой.
– Ты прав, в момент События каждый двадцатый человек на Земле упал мертвым. По некоторым данным, в этот миг наступила тьма, по другим – вспыхнул яркий свет. – Григорян порылся в ящике стола, достал пластиковую тарелку с наваленными на нее орешками и сухофруктами, содрал с нее прозрачную пленку. Закинул в рот курагу. – Будешь?
Я снова покачал головой.
– Ничего эта информация не стоит, кроме истерики у форсайтников, – зло сказал Григорян. – Может, через минуту из моря вылез Ктулху и всех остальных сожрал! Благодаря способностям некоторых форсайтников, мы знаем, что все началось с их смерти, вот и все… А как вы узнали?
– На рынке были, с Владиславом говорили.
Григорян покивал.
– Хороший человек. Слегка тронулся на почве произошедшего, мне кажется. Пытается наладить жизнь среди безумия. Но хороший, умеет людей организовывать.
– Почему вы не сказали? – упрямо спросил я.
– Я же ответил, чтобы вам рабочий настрой не сбивать… – Григорян вздохнул. – «Осенние» все полегли. Этой ночью Алевтина попыталась проверить, погибла и сама. Ниблы. Ждали в засаде. Ее способности не хватило.
– А какая у нее? – зачем-то спросил я. – Какая была?
– Хорошая. Щиты. Что-то вроде кольцевого силового поля, отражающего любые атаки. К сожалению, сверху щит отсутствовал… Ниблы прыгнули на нее с крыши здания.
Он помолчал и признался:
– И «летние» погибли сегодня. Только ваша группа осталась… Отчет написал?
– Нет, мы с Леной сексом занимались, – зло сказал я.
– Расскажи вкратце.
– Вначале я зашел к ней в комнату…
Григорян ударил кулаком по столу.
– Не веди себя, как наглый пацан! Эти мальчишки погибшие – адекватнее тебя были!
– Думаете легко узнать, что через сутки умрешь? – крикнул я в ответ.
– Я полгода это про себя знаю!
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом меня отпустило. Я сел за стол, кивнул:
– Извините, Артур Давидович. Такой день сегодня. С утра истерю.
– Лена тоже?
– Тоже. – Я решил, что не стану говорить, в какой момент ее застал. – Мы этой ночью вскрыли один склад из трех, остальные не уцелели. И заехали в дата-центр.
Григорян молча наполнил бокалы, поставил один передо мной. Я больше не спорил. Пригубил. Виски был очень крепким и вонял дегтем.
– Так и знал, что не утерпите, – сказал Артур Давидович. – Что там?
– Да как везде. Пусто. Ничего не работает. В кабинете директора надпись на стене.
– Какая? – заинтересовался Григорян.
– «Оно удивилось, оно не хотело», – процитировал я.
Григорян испытующе посмотрел на меня. Вернулся к столу. Полез в ящики. Я бы не удивился, достань он оттуда тарелку с нарезанной бастурмой или пару палок дымящегося шашлыка. Но Григорян достал картонную папку, открыл и положил передо мной. Сухо сказал:
– Чаще всего надписи находят рядом с компьютерами. Не бытовыми, конечно. Сервера, дата-центры, крупные вычислительные кластеры… Отсюда и пошла мысль о нейросети.