Я решил, что не стану забивать этим голову. В Мире После могло быть все что угодно.
Через полчаса мы уже лежали в койках, стоящих в просторном зале с закрытыми жалюзи окнами. Раньше я не видел этого помещения, а ведь оно явно было загодя подготовлено для решающего форсайта. Здесь толпилось десятка два человек персонала, некоторые – медики в белых халатах, некоторые в обычной одежде. В углу стояли компьютерные терминалы, за которыми работали молодые ребята-системщики. Обособленно держались трое людей из числа тех, кто меня расспрашивал после боя со стражами – я узнал генерала, хоть и одетого в штатское, женщину-патологоанатома и священника.
Койки были специальные, для лежачих больных, со встроенными массажерами, гнущиеся по всем направлениям. Два техника долго и тщательно настраивали их под нас, чтобы все было удобно. Я боялся какой-нибудь гадости вроде катетеров или хотя бы подгузников. Но, слава Богу, о них речь не зашла. Хотя у меня возникло легкое подозрение, что подгузники на нас наденут позже, когда мы войдем в форсайт, а пока решили лишний раз не грузить.
А вот электроды на грудь нам наложили, пояснив, что будут непрерывно снимать кардиограмму. И в вены на обеих руках вставили катетеры для инъекций, подключенные к капельницам.
Впрочем, этого я как раз ожидал.
Я смотрел на пятую койку, которая пустовала. И все остальные то и дело поглядывали.
Когда вошел Григорян в серой пижаме, никто не удивился.
– Привет, дядюшка! – бодро позвала Лена. – Тебе идет серое.
Григорян подмигнул ей, за руку поздоровался с генералом и священником, расцеловался с женщиной-патологоанатомом. Они какое-то время посовещались, потом подошли к нам.
– Разрешите доложить? Экипаж к старту готов, – отрапортовал я.
– Вольно, – сказал Григорян. – Отец Симеон спрашивает, нуждается ли кто-то из вас в благословлении, отпущении грехов…
– Иной духовной поддержке? – спросил священник, как мне показалось – с надеждой.
Мы молчали. Потом Сашка внезапно сказала:
– Мне нужно, отче.
Священник подошел к ней, присел на край койки. Они тихо заговорили. Мы с Леной переглянулись, она скорчила удивленную гримасу.
– Как вы понимаете, двинемся вместе, – сказал Григорян. – Вам придется меня дождаться, но я уже рядом.
– Может, пойти навстречу? – спросил я.
Артур Давидович покачал головой.
– Нет, лучше не привлекать внимания. У меня со мной полное взаимопонимание. Мы доберемся.
– Хорошо, – согласилась Лена. – Прикольно.
К Григоряну подошел врач с пучком проводов в руках. Он расстегнул рубашку, и врач стал клеить ему на грудь электроды.
– Технология проверена, – пояснил Григорян. – Нас погрузят в легкий медикаментозный сон и одновременно введут «Форс» в инъекционной форме.
– Это безопасно? – неожиданно спросил Миша.
– Не очень полезно, – признал Григорян. – Если форсайт затянется, то придется лечить печенку. Но поверьте, для нас медицина сделает все.
– Если справимся, – уточнил я.
– А если не справитесь, то токсический гепатит будет для вас наименьшей проблемой, – добавил Григорян. – В общем, ждете меня, на месте я объясняю план действий, и мы начинаем.
Священник встал, погладил Сашку по голове. Потом быстро, словно украдкой, перекрестил всех нас.
Григорян пошел к своей койке, лег, ему стали закреплять катетеры на руках.
Словно по команде, к каждому из нас подошел врач. Мне достался пожилой мужчина, профессионально улыбчивый и добродушный.
– Готовы, Никита? – негромко спросил он.
– Всегда, – мрачно ответил я. Сердце колотилось как бешеное.
– А вот волноваться не надо, – возясь с капельницей, сказал врач. – Просто уснете, выполните задание и потом нам расскажете, что и как.
– Тут уснешь… – пробормотал я.
– У вас много было форсайтов? Поделитесь?
– Много. Первый был скучный… – начал я, глядя в нависающий надо мной смутный силуэт. – Я просто шел…
– …и ничего не делал, – закончил я.
Замолчал.
Я стоял перед подъездом, явно только что выйдя из здания. За спиной у меня был рюкзак. В руках, что непривычно, автомат.
Рядом застыл Михаил. Метрах в двадцати по улице Сашка катила коляску с Леной.
Михаил медленно повернулся. Поморгал. Спросил:
– Никита?
– А кто ж еще? – Я увидел, что Сашка остановилась. Ленка что-то ей сказала. Они развернулись. И покатились назад, к нам.
– Они пытались убежать! – возмутился Миша. – Они деру дали, Никита!
– Лена с Сашкой? – не понял я.
– Да все они! И мы тоже! – бушевал Миша. – Ты прикинь, они не хотят, чтобы мы все исправили!
От соседнего подъезда на нас смотрела своим заторможенным взглядом Нюра. Увидев, что мы с Мишей остановились, она неуверенно улыбнулась и даже подняла руку в приветствии.
– Их можно понять, – сказал я примиряюще. – Если мы изменим прошлое, то их не станет.
– Но они же мы!
– Нет. Они выросли из нас, они другие. Их можно понять.
Миша насупился и замолчал.
Подошла Саша с Леной.
– Пытались бежать, – сказала Лена то, что и так было всем понятно.
Я развел руками.
Нюра поднялась со своего стула, взяла свечку в стакане и тихонько пошла к нам. Остановилась в сторонке.
– Ваша фанатка пришла, Никита, – ехидно сказала Саша. – Жаль, что с ней нельзя нормально поговорить.
Нюра жалобно посмотрела на меня, словно прося защиты.
– Саша, ты же знаешь, почему она такая, – упрекнул я.
Сашку это не проняло, она лишь поморщилась.
– Вернемся? – предложил я. – Или тут будем ждать?
– Холодно, – заметила Сашка. – Давайте вернемся. Может, пожрем чего.
– Лучше ко мне, – предложил Миша. – Там припасов больше.
И мы пошли в сторону метро. Нюра потопталась у подъезда и двинулась за нами, соблюдая приличную дистанцию.
Я шел и думал о целой куче вещей сразу. Про то, что валяюсь сейчас в отключке под присмотром целой толпы врачей, охранников и даже настоящего священника – почему-то это вызывало неловкость. Про безнадежную попытку наших будущих личностей саботировать миссию – и от этого мне было стыдно. Про то, что Григорян это знал или подозревал – потому и начал миссию раньше, чем все думали.
Ну и про то, что мы для него расходный материал.
А что поделать? Иначе все мы мертвы. И он тоже мертв.
Перед магазинчиком, где обитал Михаил, было неприлично чисто. Асфальт выглядел выскобленным до блеска. Когда ниблы зачищают органику, они это делают на совесть, а тут недавно валялось очень, очень много мертвых тел.
Сашка с Мишей отправились внутрь, пообещав что-нибудь приготовить. А мы с Леной, не сговариваясь, остались на улице. Я не сомневался, что Григорян нас найдет, но почему-то не хотелось пропустить его появление.
Лена сидела, засунув руки в карманы куртки. Потом поморщилась, достала листок, пробежала глазами. Протянула мне.
– Слушай, а ведь это действительно последний форсайт.
Я глянул на записку, она была очень короткой.
«Еще раз в меня влезешь – убью себя».
– Не врет? – спросил я.
– Не врет, – уверенно сказала Лена.
Я порылся у себя в карманах. И обнаружил точно такую же записку, только написанную своим почерком.
Сговорились.
– Значит, надо справиться, – решил я. Посмотрел на Нюру, топтавшуюся в стороне.
Почему-то я только сейчас заметил, что она босиком. Туфли с нее, кажется, слетели еще при нападении стражей.
– Интересно, ей не холодно? – спросила Лена.
Я пожал плечами.
– А что она ест? – продолжила Лена. – Нет, я понимаю, что иногда – людей. Но вряд ли тут такое количество ротозеев, чтобы ее прокормить.
Скинув рюкзак, я достал из наружного кармана батончик из прессованных сухофруктов. Подошел к Нюре. Та чуть попятилась, потом остановилась. Она по-прежнему держала в руках стакан с погасшим огарком свечи.
– Хочешь? – спросил я. – Это вкусно.
Нюра робко протянула руку. Взяла батончик. Потянула его в рот, даже не снимая обертки.
– Да что ты делаешь! – Я забрал батончик, снял обертку, снова ей дал. Курага с прочими финиками-черносливом ссохлась до каменного состояния, но я знал, что ее несложно разжевать. – Обертку надо снимать!
Нюра послушно принялась есть. Зубы у нее были белые и блестящие, словно она только что пришла от стоматолога.
– Тебе не холодно? – спросил я. – Ноги не замерзли?
Она замерла, изо рта вывалилось несколько кусков разжеванного батончика. Нюра наклонилась, подобрала их, на миг застыла, разглядывая свои ноги. Выпрямилась. И неожиданно сказала негромко:
– Мне всей холодно.
– Найти тебе обувь? – предложил я.
Она покачала головой. Пояснила, с какой-то снисходительной ноткой:
– Я мертвая. Поэтому холодно.
Лена тихонько подкатилась поближе, явно заинтересовавшись диалогом. Нюра на нее не реагировала.
– Ты можешь рассказать, что с тобой случилось? – спросил я.
Девочка жевала, размышляя. Потом проглотила сразу половину батончика со странным, нечеловеческим движением головы. Сказала:
– Были страшные сны, как я здесь живу. Я прыгнула с крыши, чтобы сны кончились. И стали другие страшные сны, как я лежу мертвая. Так не надо было делать!
– Не надо было, – согласился я.
– Я ошибка, – сказала Нюра задумчиво. – Сбой. Вы тоже ошибки, но живые. А я мертвая. Я злилась. А вы меня спасли. Я поняла, главное, что мы ошибки. Нам не надо злиться.
– Не надо, – снова согласился я.
– Ты знаешь, кто такие стражи? – спросила Лена.
Нюра молчала.
– Нюра, те, которые сверху, кто напал на тебя, кто они? – спросил я.
– Изоляты.
Мы с Леной переглянулись.
– А кто это, «изоляты»? – осторожно поинтересовался я.
– Они изолируют конфликтную зону. – Нюра облизала пальцы. Протянула руку. Я торопливо достал еще один батончик, отдал ей, даже забыв открыть. Но теперь она сама сорвала обертку.
– Мы в конфликтной зоне? – спросила Лена.
Нюра покосилась на нее и неохотно ответила: