– Да перестань, – я даже шагнул к нему и легонько потряс за плечо. – По сравнению со всем, что тут происходит…
Он поднял на меня взгляд.
Ой!
Это был уже совсем другой Михаил.
Форсайт кончился!
Лицо осталось пухлым и молодым, а вот взгляд стал жестким, мрачным, как у человека, много чего испытавшего. Плечо под моими пальцами напряглось, и я понял, что мускулатуры у него куда больше, чем жира.
– Привет, я друг, – быстро сказал я.
Михаил быстро зыркнул глазами по сторонам. Уставился на пулемет, который лежал на прилавке за моей спиной. Потом спросил (у него даже голос огрубел, стал хрипловатым):
– Ты кто?
– Никита. Ты меня спас, – не покривил я душой. – Мы тут поели немного… я сейчас пойду.
Он опять уставился на свой драгоценный «хвлар». Ну да, я бы тоже на его месте нервничал.
– Думал, что ты помер. Ты вроде отрубился на время, – добавил я наудачу. – Наверное, форсайт был.
– Чего? – Миша одновременно и успокоился, и удивился. – У меня случается, да. После контузии, наверное… Форсайт?
– Да. Ну знаешь, форсайты… вроде как сны такие… несколько лет назад все про них говорили…
Я подхватил рюкзак и осторожно отступил, остановился возле пулемета.
– Никогда не слышал, – сказал Миша, недоверчиво глядя на меня.
– Медицинский термин, – я махнул рукой. – Не бери в голову!
Что-то мне все меньше и меньше это нравилось.
Я никогда не встречал в Мире После человека, находящегося в форсайте вместе со мной. В общем-то ничего удивительного, форсайт случается раз-другой в месяц и длится несколько часов. Учитывая, что людей тут немного и они не особо склонны общаться, шансы наткнуться на такого же, как я, в чьем разуме гость из прошлого, невелики.
Но я был уверен, что все (кроме, может быть, маленьких детей) помнят, что когда-то испытывали форсайты и уже попадали в этот мир.
Судя по Мише – нет.
Пока он был в форсайте, я говорил с тем самым нахальным, но дружелюбным подростком, нашедшим меня в Москве.
А когда форсайт кончился, это словно бы стал другой Михаил. Никогда сюда не попадавший и даже не знающий слова «форсайт».
И, конечно, не подозревающий, кто я такой, как он меня спас от варга…
Как для него все это выглядит? Он спокойно сидел в своем укрытии… а потом рядом оказался мрачный незнакомый дядька лет на десять старше. И пулемет далеко. И чего от меня ждать – непонятно.
Может быть, он даже понимает, что умирал и ожил в промежутке?
Между прочим, он только с виду неуклюжий и толстый. Он в этом мире непрерывно выживает. Достал где-то крутую пушку и с легкостью с ней управляется. Он тут хозяин, а я гость.
Незваный.
– Я пойду, – сказал я. – Спасибо еще раз, что спас.
– От чего спас? – спросил он подозрительно.
– От кого. От варга. За мной гнался.
Миша поднял руку, осмотрел ее. Оттянул подол футболки, рваной и окровавленной. Потрогал шею. Нахмурился.
– Ты что, в отражения смотрел, дебила кусок? – выкрикнул Миша.
– Так вышло! – пятясь к двери, сказал я. – Спасибо, провожать не надо, от всей души признателен…
Миша рывком преодолел пару метров до прилавка, схватил свой «хвлар» и спустил с предохранителя. Несколько секунд я был почти уверен, что сейчас из меня сделают решето.
– Вали отсюда, дебил!
Я решил, что повышение от куска до цельного дебила – хороший знак. И свалил.
Дверь была не заперта и выходила прямо на улицу. Я выскочил в ночь – мрачную ночь Мира После, когда облака не гаснут до конца, но светятся слабо-слабо, тревожным багровым мерцанием.
На тротуаре валялась туша варга. Кое-где она выглядела потрепанной, не то поеденная кем-то, не то с вырезанными кусочками. Не удивлюсь, если среди жителей этой Москвы найдутся любители пожарить себе на ужин свежей волчатины.
А еще я заметил скрюченную кисть руки, вцепившуюся в шерсть варга. Похоже, когда неубиваемый юноша Михаил регенерировал, оторванная рука осталась тут как ненужная запчасть.
Куда идти?
В метро?
Я там бывал в самом первом форсайте. Ничего опасного и ничего интересного: темные туннели, подернутые ржавчиной рельсы, вода (некоторые туннели наверняка затоплены полностью), редкие лампочки… да, как и везде, иногда попадаются светящиеся. Я там даже крыс не видел.
Хотя это как раз странно.
Может быть, спуститься на станцию? Или пройтись по домам, в большинстве подъезды открыты. Выберу пустую квартиру, там и пережду ночь.
Я решил, что это оптимально. И быстро зашагал назад, к ближайшему дому. Холодно, черт, в помещении как-то получше было. Почему тут небо всегда затянуто облаками? Даже если бы случилась ядерная война, облака не висели бы вечно. И почему они светятся красным, даже ночью? Радиация такой силы всех бы тут давно убила.
Подъезд, у которого днем сидела девочка со свечой, казался пустым, но я дошел до следующего. Интересно, кто она такая? Местная сумасшедшая? Малолетняя проститутка? Какая-нибудь религиозная фанатичка?
Ничего я про этот мир не знаю. И никто не знает, информации слишком мало, форсайты случайны и часто противоречат друг другу.
Я зашел в подъезд, достал из внешнего кармана рюкзака фонарик, подсветил. На первом этаже все двери были выбиты, причем грубо и давно.
Меня, как ни странно, это вполне устраивало.
Кто станет проверять уже разграбленную квартиру?
Квартира попалась малогабаритная, но трехкомнатная. Я прошел в самую дальнюю и крохотную комнатку, это оказалась детская. На стенах плакаты – судя по полуголым красоткам и воинственным супергероям, тут жил подросток на самой грани детства и юности, когда еще смотришь про Человека-паука, но заглядываешься больше на его подругу. На окне снаружи, что для первого этажа неудивительно, имелась решетка. Но какая-то хитрая, правильная: внутрь квартиры выходило нечто вроде засова, позволяющего одним рывком ее сбросить. Сделано это явно было с целью пожарной безопасности, но мне давало запасной выход.
Вместо стекол оконная рама была затянута плотной пленкой, в нескольких местах прорвавшейся. Письменный стол занесло легким снежком, на улице он днем тает, но в квартирах попадается. Я постоял, поводил пальцем, рисуя рожицы. Наткнулся на заиндевелую ручку, на цветной ластик в виде ананаса. Взял, поднес к лицу, понюхал.
Уловил слабый-слабый запах, так и не выветрившийся до конца.
Мне вдруг стало безумно грустно.
Я представил людей, которые тут жили. Мама-папа-сын. Обычная семья, окраина Москвы, непрестижный первый этаж. Но квартира уютная, наверное, у них все было хорошо.
А потом что-то случилось.
Может быть, они не погибли? Уехали в какой-нибудь маленький город или село? Я знал, что во всех форсайтах, во всех уголках света мир изменился. Но, наверное, выжить в селе проще, чем в мертвом мегаполисе. Тут, конечно, дофига магазинов и складов, а жителей осталось мало, но что-то не видно толп мародеров из окрестных селений.
Я решил верить в то, что обитатели квартиры уехали.
Дверь детской я подпер тяжелым комодом, на пол набросал постельное белье и одежду из шкафов, соорудив пусть холодное, но мягкое гнездо. Лег, переключил фонарик на рассеянный режим: маленькую светодиодную панель. Снял берцы и потер левую щиколотку. Для разнообразия она не болела.
Уже после этого открыл рюкзак.
Ну да, в укрытии Михаила я времени зря не терял. Тушенка, свечи, спички… плотно сжатые рулоны туалетной бумаги.
А еще книжка. Нет, скорее пухлый ежедневник, качественный, с обложкой то ли кожаной, то ли «под кожу», с золотым обрезом на страницах. Я заинтересованно раскрыл его и прочитал на первой странице:
«То, что тут написано, очень важно! Меня зовут Михаил Нестеров. Мне шестнадцать лет. Если я жив, верните мне эти записи. Если я мертв, то прочитайте».
Вряд ли обычный подросток начал бы свой дневник такими словами. Да я вообще не думаю, что мальчишка мог вести дневник, это уж скорее занятие для девочек.
Возможно, тут что-то очень важное. К примеру, дневник начат после апокалипсиса. Что мне это дает?
То, что его следует ожидать в ближайшие год-два.
В общем, стоило прочитать. В нормальной ситуации я бы даже размышлять не стал.
Но парень меня спас, без всяких сомнений.
Как-то очень некрасиво получается.
Я достал из рюкзака бутылку «Мартеля», из-за которой едва не стал жертвой варга. Говорила мне мама, алкоголь – зло… Сорвал закатку из фольги, вынул пробку, понюхал.
О да!
Где-то в рюкзаке была и металлическая миска, и кружка, и даже стопка. Но я глотнул прямо из бутылки, ледяной коньяк прокатился по горлу горячей волной.
Хотя я недавно слопал банку фасоли (а может, и еще что-то перед ней), но в голове сразу же зашумело.
Читать или нет?
Я прикрыл глаза.
И снова открыл.
В дверь настойчиво звонили.
Что?
Дернувшись, я вскочил с кровати. Посмотрел на часы.
Полвторого. Ночи или утра, это уж как угодно.
Форсайт кончился, я был в Москве две тысячи двадцать шестого года.
Да что ж за невезение!
Меня еще никогда не будили во время форсайта, я даже не знал, возможно ли это.
Не одеваясь, я прошел к двери, заглянул в глазок.
И обнаружил на площадке двух крепких мужчин в плащах и серых костюмах, которые на них сидели как мундиры. Мужчины мрачно смотрели в дверь, словно обладали рентгеновским зрением.
– Открывайте, Никита Валерьевич, – очень официально сказал один из них. – Мы знаем, что вы уже не в форсайте.
Глава третья
В начале я надел штаны. А только потом открыл.
И спросил:
– Вы знаете, сколько сейчас на часах?
Один из мужчин поднял руку, демонстративно посмотрел. Сказал:
– Один час тридцать восемь минут пополуночи.
Если честно, то со стучащейся в дверь полицией я бы вел себя куда вежливее. Полицейские – ребята простые, могут и обидеться.
А тут прям на лицах написано «спецслужба». Какая именно – уточнять нет смысла, их много. Но люди там вежливые и воспитанные – ровно до того момента, как им дают приказ перестать церемониться.