осто не могло. А если время от времени и случалось, то продолжалось, как правило, недолго. В предвкушении предстоящего поиска непростого решения она внутренне вся трепетала, как гончая, почуявшая заячий след. Но вначале… Вначале надо было навести порядок!
Дарья Валентиновна незаметно взглянула на молодого человека, который сидел перед ней за столом. Говорить что-либо было бессмысленно. Ругать его, наказывать, «принимать меры» — зачем? На Четырнадцатом и так лица не было. Честно говоря, Дарья Валентиновна его немного жалела, считая, что ошибка агента была в принципе минимальной. Ну действительно, как он мог знать, что дверь указанного дома окажется временным порталом! «Ну скажите на милость, кому это могло прийти в голову? Никому, — тут же соглашался сам с собой Дашин внутренний голос. Однако предательски сам же и добавлял: — Никому, за исключением агента Службы Времени!»
И все же… Принять какие-то меры она была просто обязана. Тем более по отношению к тому, к кому была далеко не равнодушна, что, правда, всячески старалась скрыть.
— Ладно, Четырнадцатый, что теперь сопли глотать, — немного грубее, чем она сама того хотела, прервала затянувшееся молчание Дарья Валентиновна. — Надо как-то выходить из создавшейся ситуации.
— Товарищ полковник, — Четырнадцатый встал, — у меня есть план…
— А вам не кажется, Четырнадцатый, что время вашихпланов подошло к концу?
Четырнадцатый рухнул обратно на стул как подкошенный. Дарья Валентиновна опять себя внутренне отругала. Она понимала, что была с ним не ровной и даже нервной, как влюбленная первоклассница, но ничего поделать не могла и в связи с этим частенько перебирала со «строгостью».
«Наверное, пора бы уже сказать и что-то позитивное», — неуверенно предложил внутренний голос.
— Единственное, что вас спасает, Четырнадцатый, что в результате вашей… операции… мы обнаружили чрезвычайно важный объект — временной портал нашего… контрагента…
Понятие «враг» в ФСВ отсутствовало. Когда ты владеешь Временем, это понятие нивелируется. Ибо даже самые «коварные» действия известных злодеев и геростратов истории, как оказалось, могли принести позитивные последствия в будущем, и наоборот. То есть и здесь все было очень относительно.
— …но только после того, как наши специалисты изучат природу этого объекта, мы сможем действовать. Не раньше. Вам это понятно?
«Получилось не очень „позитивно“, но зато по делу», — пыталась успокоиться Дарья Валентиновна.
— Товарищ полковник, дело в том…
— Я задала вопрос, Четырнадцатый! Вам это понятно?
— Так точно, товарищ полковник… Понятно.
Зазвонил телефон. Дежурный доложил, что машина и самолет готовы. Дарья Валентиновна положила трубку и на секунду задумалась. Затем, видимо, приняв решение, повернулась к Четырнадцатому:
— Сейчас мы отправимся в Петербург… Я хочу сама осмотреть портал… По дороге подумаем, что сказать жене Сорок первого. Ведь они, по-моему, поженились?
Четырнадцатый открыл рот, чтобы ответить, да так на некоторое время и застыл.
«Как странно… Сорок первый!» — Он никогда не называл Дмитрия его кодовым номером и поэтому как-то упустил мистическое совпадение цифр в их нумерации.
«Четырнадцатый и Сорок первый… Четверка и единица… Как странно…»
— Никак нет, товарищ полковник, — машинально отозвался молодой человек, — просто живут вместе…
«Сорок первый, ха! Надо над этим как-нибудь поразмышлять хорошенько, когда будет время!» — Четырнадцатый все никак не мог прийти в себя от этого неожиданного открытия.
Но сейчас ему об этом думать не очень хотелось. Сейчас он садился в машину вместе с Дарьей Валентиновной и был абсолютно по-мальчишески счастлив.
Часть шестаяГоризонты судьбы
Бессмертные — смертны,
смертные — бессмертны;
смертью друг друга они живут,
жизнью друг друга они умирают…
Глава перваяХмурое утро
Сознание вернулось к Дмитрию так же внезапно, как и оставило его. Он открыл глаза и, к своему удивлению, обнаружил себя лежащим на кровати, утопая в перине. Некоторое время он не двигался, пытаясь припомнить, где он находится и как тут оказался. Это не удалось. Отсутствовала как минимум одна из главных составляющих этого пазла — где, собственно говоря, «тут»?!
Дмитрий приподнял голову и огляделся по сторонам. Комнату, в которой он находился, он видел явно в первый раз. Стены помещения были задрапированы темно-зеленой атласной материей и обиты позолоченными деревянными панелями. Зеркала и картины всевозможных размеров были также в золоченых рамах, что довольно удачно сочеталось с изумрудным цветом полотна обивки.
Насколько Дмитрий мог судить, достаточно просторная кровать была под стать барочному стилю интерьера. По углам ее возвышались деревянные резные колонны, которые поддерживали тяжелый балдахин. Рядом с кроватью стояла оттоманка, чайный столик и два маленьких, почти игрушечных, как ему показалось, кресла. Мебель была обита тем же изумрудным шелком, что и стены комнаты, и тоже сверкала позолотой резных деталей дерева.
«Ничего себе евроремонт отгрохали!» — Дмитрий хотел присвистнуть, но губы в «свисток» складываться не захотели.
Все стены украшали картины эротического содержания. На полотне напротив кровати был изображен кентавр, который овладевал пышногрудой и пышнозадой пастушкой, а может, нимфой. Пастушка довольно неохотно вырывалась из объятий чудовища, которое уже подмяло ее под себя. Несмотря на то что картина, как и все остальные, была выполнена в стиле Эдуарда Анри Авриля, что-то неуловимое заставило Дмитрия приглядеться к ней повнимательнее. Некоторое время он с интересом разглядывал этот экземпляр бесстыдства, пытаясь понять, что в картине «не так», помимо того, что эротика в ней уже явно соседствовала с порнографией. Было такое впечатление, что это коллаж…
«Точно коллаж! Ну да, конечно! Кто-то хорошо поработал в фотошопе…» — сообразил наконец Дмитрий. Теперь ему стало очевидным то, что его сразу так напрягло. Это была вовсе не картина, а огромная фотография, превращенная в каком-то графическом «редакторе» в «живопись».
«Извращенцы!» — подумал Дмитрий и перевел взгляд на лицо пастушки…
И тут его как будто ударило током. С полотна на него, скривив пухлый рот в бесстыжей усмешке, взирало хорошо знакомое ему лицо.
«Ленка!»
Дмитрий резко сел на кровати. Точнее, попытался это сделать, насколько ему позволила перина. Мгновенно, как будто это был какой-то сакральный зов или команда, на него со всей ясностью окончательно проснувшейся памяти обрушились подробности последних нескольких часов.
«Сайрус! Четырнадцатый! Мой айфон!..» — Дмитрий вспотел. Его вдруг окатила волна какой-то бесконтрольной, непонятной тревоги. Сердце заколотилось, кровь прилила к вискам. Ему показалось, что он опять задыхается. Дмитрий неуклюже забарахтался в перине, лихорадочно пытаясь выбраться из-под прилипшей к телу простыни. Он вдруг понял, что ему уже давно нестерпимо жарко. Да и воздух в комнате был какой-то незнакомый. Тяжелый, спертый, застоявшийся, наполненный какими-то незнакомыми и приторными ароматами. Ничего удивительного, что у него заболела голова…
Наконец он выбрался из постели. Из многочисленных зеркал на Дмитрия уставился взлохмаченный бледный человек, в белой ночной рубахе выше колен, с трясущейся челюстью и полными ужаса глазами. Дмитрий даже не сразу узнал себя.
«Э-э-э, брат, да это уже похоже на панику!» — Дмитрий сел на край кровати и попытался взять себя в руки.
«Лена, Ленка, Леночка… Цветочница ты моя, блин! Вот это да!» — Облечь свои мысли во что-то более толковое и «членораздельное» он не мог, а только пыхтел и отдувался и, как рыба, выброшенная на берег, глотал ртом спертый воздух. От внезапного и ясного осознания всего того, что с ним случилось, ему действительно стало нехорошо. На физическом уровне. Его подташнивало…
Дмитрий рванулся к окну. Он понял, что просто элементарно задыхается, что ему необходим глоток свежего воздуха. Но его ждало разочарование. Откинув портьеру, Дмитрий обнаружил, что рама сплошная, без какого-либо намека на форточку или что-то, что можно было бы открыть. Несколько секунд Дмитрий серьезно раздумывал, не разбить ли стекло. Но потом, решив, что это всегда успеется, как загнанный в клетку зверь, стал метаться по комнате, озираясь по сторонам.
«А где, черт побери, дверь?»
Неудивительно, что он ее не сразу заметил. Дверь была замаскирована под отделку стены и, если специально не приглядываться, ничем не выделялась. Хуже было то, что дверь явно заперли снаружи и никаких ручек или замков со стороны комнаты не было. Дмитрий заколотил кулаками в дверь. Но мягкая материя обивки смягчала удары настолько, что с таким же успехом он мог колотить в подушку, ожидая, что кто-то его услышит.
Однако физическая встряска немного разогрела его. Взгляд Дмитрия упал на графин, который кто-то заботливо оставил на столике. В графине была розовая жидкость, на поверхности которой плавали остатки льда. Дмитрий осторожно понюхал содержимое. Пахло клюквенным морсом. Игнорируя стоявший рядом бокал, Дмитрий поднял трясущимися руками графин и, капая себе на ночную рубаху, жадно припал к живительной влаге.
Стало намного лучше. Утерев рот, Дмитрий опять сел на кровать.
«Так…» — неопределенно начал он про себя, пытаясь как-то систематизировать мысли.
Дмитрий застыл на мгновение, затем встал и вернулся к окну, вновь откинул портьеру. Он уже прекрасно знал, что там увидит, но крупицы какой-то глуповатой надежды — что, может быть, это все-таки ему показалось, — все же теплились в его душе. Напрасно.
Он безмолвно взирал на открывшуюся взору панораму.
Безусловно, это был Петербург. За широким разливом Невы лежал, как ему и положено, Васильевский остров. Здание Императорской Академии художеств было трудно с чем-либо перепутать. Мимо этого здания они с Марго прогуливались почти каждый день, возвращаясь из Кадетского корпуса. Но дальше все было немного не тем, к чему он привык. За Академией художеств вместо прильнувших один к другому домов раскинулся большой парк, почти лес, на прогалинах которого здесь и там выглядывали своими колоннадами роскошные особняки. Судя по перспективе, которая открывалась взору, Дмитрий заключил, что он находится где-то на Английской набережной. Хотя картина была непривычной.