— Да... — прошептал Алексей. Он отодвинул тарелку. — Помнишь, как я в тебя влюбился в седьмом классе и всех подряд колотил, кто за тобой увязывался. А ты ничего и не замечала...
— Замечала...
Кармен достала из сумочки платочек и приложила к глазам.
— Меня приглашают на два года играть в «Барселоне». Не в «Эспаньол», а в саму «Барселону», понимаешь?
— Я знаю, — кивнула Кармен, — читала в газетах. И что... ты? Разрешат тебе?
— Вроде бы разрешают. И я... дал согласие. С первого августа.
— С первого августа... — шепотом повторила Кармен.
На глазах у нее появились слезы.
— Ну что ты?.. — он погладил ее по щеке.
— Извини, я стала такой плаксой... Раньше я считала себя сильной...
— Теперь сильным буду я, хорошо?.. — улыбнулся Лобов.
— Но если я без тебя не смогу, это же... катастрофа! — Кармен снова вытащила платочек из сумки, достала косметичку. — Извини!..
Кармен улыбалась сквозь слезы, пытаясь взять себя в руки и не плакать.
— Успокойся, катастрофы не будет! — неожиданно сказал Лобов.
— Правда?! — вспыхнула она.
Он кивнул, оглянулся. В ресторанчике народу было немного, кроме свечей на каждом столике, никакого освещения не было. И вдруг на другом краю зала Алексей увидел Знобишина: тот сидел к ним спиной, но его зелено-красную клетчатую куртку невозможно было не узнать.
— Кого ты увидел? — оглядываясь, спросила Кармен.
— Наш полузащитник. Вот тот, в клетчатой куртке.
— Странно, — пожала плечами Кармен. — Я была уверена, что здесь никого из ваших быть не может. Тут ведь недешево, а шика — музыки или программы, что ваши ребята обожают, — никакого.
— Самое странное, что недешево, — усмехнулся Алексей. — Какая же ты красивая у меня!
Машина стояла на причале с потушенными фарами. Они целовались, освещаемые то красным, то зеленым, то желтым светом рекламных огней с набережной Колумба. А высоко над ними стоял на колонне освещенный Колумб.
В небольшом зале гранд-отеля «Кристина» шла пресс-конференция. Вел ее Веселов. Рядом за столом сидели Барсуков, Лопарев, Лобов, Знобишин и Назмутдинов.
— Сеньор Лобов, — спросил корреспондент, — вам скоро исполнится тридцать лет, два года вам, очевидно, разрешат сыграть в «Барселоне». А потом, когда вернетесь, чем будете заниматься?
— Во-первых, я надеюсь так хорошо играть в «Барселоне», чтобы со мной захотели продлить контракт...
Журналисты приветливо, одобрительно зашумели.
— А во-вторых, я закончил институт физкультуры. Может быть, стану тренером, скорее всего в детской спортшколе. Или поступлю в аспирантуру. Честно говоря, об этом еще не думал.
— Скажите, вы считаете себя счастливым человеком? — этот вопрос задала молодая журналистка.
— Отчасти да, как и каждый, кому что-то удается в его деле, — улыбнулся Лобов. — Но счастье... это ведь не постоянное состояние человека. Сегодня я счастлив, а завтра... кто его знает... В жизни все переменчиво.
— Скажите, сеньор Лобов, сколько вы получили за вчерашнюю игру?
Лобов растерянно взглянул на Веселова.
— Господа! — вмешался Веселов. — Мы выдали каждому игроку по двести долларов. Вы же должны знать, что в европейских кубковых турнирах весь доход со сборов и от телетрансляций остается хозяевам. Во время чемпионатов мира или Европы наши игроки получают гораздо больше, но, конечно, основная сумма идет в распоряжение комитета на приобретение спортивного снаряжения по всем видам спорта, так что...
— Не кажется ли вам странным, сеньор Веселов, что ваш игрок, забивший решающий гол, благодаря которому ваша команда вышла в полуфинал Кубка УЕФА, получил в десять раз меньше, чем каждый игрок «Эспаньола» за ничью в первом матче?
— А не кажется ли вам, сеньоры, — вмешался Барсуков, — что, если бы игроки «Эспаньола» за ничью на нашем поле ничего не получили, а премию бы им пообещали по сумме двух матчей, то есть за выход в полуфинал, они вчера сражались бы с нами еще старательнее?
— Журналисты засмеялись.
— Вы забили еще один гол, сеньор Барсуков, — выкрикнула журналистка.
— К тому же учтите, — Веселов попытался вновь завладеть аудиторией, — что по возвращении домой наши игроки получат премию в рублях. А валюта нам необходима на коренное улучшение нашей материальной базы, которая нуждается...
— А что, «материальная база», — эти слова корреспондент выговорил по-русски, остальное, как прежде, перевел испанский переводчик- сеньора Лобова не нуждается в коренном улучшении?
В зале засмеялись.
— Ну, я этого не знаю, — заулыбался Веселов, — пусть Алексей сам ответит.
— Моя в коренном не нуждается, — сказал Лобов. — А в принципе я считаю, что вся система нашего материального поощрения нуждается в пересмотре. — Веселов мрачно посмотрел на Лобова, а тот продолжал:— Это относится не только к спортсменам, но к спортсменам в том числе. Он посмотрел на Веселова и сказал, как бы обращаясь к нему: — Раньше за такие слова я был бы, конечно, крепко наказан, может быть, даже не выехал бы на полуфинальный матч, но сейчас, — он обратился к журналистам, — вы знаете, в нашей стране идет перестройка — это слово и в переводе не нуждается, демократизация общества. Прислушиваются теперь ко всем, и к нам, спортсменам, тоже. У нас создан футбольный союз, который должен защищать и материальные права игроков. Так что, я уверен, система вознаграждения и вообще оплаты труда спортсменов будет пересмотрена!..
Назмутдинов и Лобов шли по улочке, перпендикулярной бульвару Рамблас.
— Ну, ты молодец! — твердил Рашид. — Все правильно! А то пашешь, как раб на плантации, а потом ходишь копейки сшибаешь! Стыдоба!.. Да-а! А чего это Барсуков на тебя перед завтраком орал?
— Пришел я под утро...
— А где ж ты был? — удивился Рашид.
— Там меня давно нет!
— Вон этот! — Рашид показал на вывеску магазинчика электроники и ускорил шаг, чуть ли не пробежал последние двадцать метров.
В отделе видеомагнитофонов Рашид рассматривал «Панасоник».
— Японские мне больше нравятся, чем «Грюндиг» и «Саба», а тебе?
— Бери, раз нравится, — ответил Лобов. — А я пацану маленький с наушниками куплю. Ты деньги-то где достал?..
— Свет не без добрых людей! весело отозвался Рашид.
Они вышли из магазинчика с коробками в руках. И тут же мимо них проехал черный «мерседес». Лобов узнал номер — МС 32315. Заднее стекло было темным, и никого в салоне разглядеть не удалось. «Мерседес» свернул на Рамблас.
Лобов укладывал вещи в своем номере, когда зазвонил телефон.
— Я уже в Мадриде, — кричала в трубку Кармен. — Звоню из аэропорта. Домой не могу ехать, все время плачу, звоню тебе, а тебя нет, чуть с ума не сошла, думала, вы уже уехали!
— Сперва пресс-конференция была, потом ходил по магазинам, детям тут кое-что приобрел...
— А результаты знаешь? «Реал» у «Эйндховена» выиграл, а еще вышли «Тулуза» и «Мальме». Молю бога, чтобы завтра по жребию вам выпал «Реал» и ты бы приехал в Мадрид! Я с ума схожу, милый ты мой!
— Не надо с ума сходить, ласточка! Все будет хорошо. Ты слышишь?!
— Я слышу!..
В номер заглянул Лопарев.
— Срочно зайди в номер Веселова!
Лобов кивнул.
— Тут меня уже зовут, — сказал он в трубку. — Крепко-крепко тебя целую. До встречи. И помни главное: все будет хорошо! Ты слышишь?
— Я слышу! Все будет хорошо! Целую тебя! Пока, — Кармен первая положила трубку.
У двери в номер Веселова Лобова ждал Назмутдинов. Они вошли вместе и... обомлели: в номере сидели двое полицейских, переводчик, продавец, у которого они покупали аппаратуру, и хозяин этого магазина. Продавец поднялся и сказал:
— Это они!
— Вы описали их, мы их и позвали, — строго произнес Веселов. И обратился к ребятам: — После того, как вы расплатились и ушли, хозяин магазина обнаружил среди ваших купюр две фальшивые банкноты по двадцать долларов. Что скажете?
Рашид побледнел, взглянул на Лобова.
— Мы деньги у вас... вы ведь нам деньги дали... — бормотал Рашид, глядя то на Веселова, то на Лобова.
— Все деньги, которые я выдавал команде, получены из нашего банка. Тут ошибки быть не может. Либо вы где-то еще взяли деньги, либо разменивали где-то купюры. Тогда — где? Инспектору это надо знать! Я уверен, инспектор, что это недоразумение.
— Я никуда не ходил... — прошептал Рашид.
— В бар-то же вы все спускались! — рассердился Веселов.
— Я только посмотреть и воды попил, на мелочь...
— Наверное, это ко мне попали, — сказал Лобов. — Я вчера вечером гулял по набережной Колумба и заходил там в разные ресторанчики. Где-то разменял сотенную, там, наверное, и подсунули!..
— В каком ресторане, не помните? — спросил тот полицейский, которого Веселов называл инспектором.
— Нет, не помню. Но гулял только от памятника Колумба до площади Антонио Лопеса.
Инспектор записал.
— Мы возвращаем вам деньги, — Веселов протянул продавцу две двадцатидолларовые купюры.
Продавец посмотрел их на свет и удовлетворенно кивнул головой.
— Это, конечно, недоразумение, с улыбкой сказал Веселов инспектору. — Ребята у нас честные, но неопытные в таких делах. Им могут что угодно подсунуть. — Переводчик переводил, инспектор кивал головой.
— А эти, — он взял с журнального столика фальшивые, — я оставлю у себя. Работа тонкая, но мы тоже умеем кое-что. Извините за беспокойство.
Испанцы ушли. Улыбка тотчас сползла с лица Веселова.
— Какого черта ты шляешься ночью по кабакам?! — рявкнул он на Лобова. — Я же приказывал: из отеля не отлучаться. А Барсуков знает?
— Знает, — усмехнулся Лобов.
— Чего же он не пришел? — спросил Веселов Лопарева.
— Я его звал, но они с доктором заняты: укладываются, — робко ответил Лопарев.
— Ну и порядки у вас в команде! — вскипел Веселов. — А с тебя мы эти денежки вычтем, сейчас-то уж небось все потратил?
— Конечно, потратил, — улыбнулся Лобов. — Но вы не беспокойтесь, в Москве я вам сорок долларов достану. Отчет у вас будет в полном ажуре. Пошли, Рашид...