И тогда доктор Бэджери повернулся, немного напрягшись, как делают все упитанные сорокалетние мужчины, и посмотрел на Лору с нескрываемой надеждой. Он ничуть не удивился бы любым откровениям из уст этой темноволосой молодой женщины.
Лора, глядевшая в сторону, краем глаза заметила его довольно густые брови.
— В самом деле? — спросил он.
Повисла пауза.
— Да, — помолчав, кивнула Лора. — Точнее сказать, мой дядя был одним из тех, кто поддержал экспедицию мистера Фосса.
— И что за человек этот немец?
— Не знаю, — ответила Лора. — Не могу судить о человеке по внешним признакам. Иногда, — добавила она, чувствуя себя изрядно пожившей, — любые признаки кажутся поверхностными.
— Лично я слышал о мистере Фоссе, — заметил корабельный врач, — вещи поистине невероятные.
— Несомненно, вы осведомлены лучше меня, — проговорила молодая женщина.
И тогда доктор Бэджери понял, что придется пригласить мисс Уилсон потанцевать, и она, за неимением других предложений, милостиво согласилась. Они спустились с помоста. Корабельного врача, мужчину славного, который писал нежные письма юным девушкам, чьи матери давно махнули на него рукой, закрутило в надрывном веселье польки — реки страданий ринулись на поверхность из глубин, где оставались до сих пор незамеченными, либо же о них не знал он один.
Потом к нему вернулось чувство долга.
— Вы знаете Уэверли? — спросил скачущий корабельный врач.
— О боже, конечно! Уэверли, — вздохнула мисс Чэтти Уилсон, приплясывая. — Я тут знаю все. Хотя есть места, куда можно не всем.
— Я был на днях в Уэверли, в саду судьи де Курси. Вы с ним знакомы? — осведомился корабельный врач, уже наслышанный о местных обычаях.
— Его жена — троюродная сестра моей тетушки.
— Неужели здесь все друг с другом в родстве?
— Почти. — Чэтти вздохнула. — Конечно, породниться можно не всем.
— Я был в Уэверли с Принглами. В этой компании оказалась и мисс Боннер с матерью.
— Белла, — сказала Чэтти, — прелестное создание. И такая милая. Она как никто заслужила свое счастье. Ей можно только позавидовать.
— И мисс Тревельян, — предположил корабельный врач.
— Лора тоже милая, — вздохнула Чэтти. — Но необычная. Лора умна.
Они продолжили танцевать.
И корабельный хирург снова лавировал в лабиринте подстриженных кустов в Уэверли. Он с первого дня понял, что предназначен для Лоры Тревельян, какова бы ни была причина ее тайных печалей. Они плыли по темным водам, и она отворачивала лицо, или же брели по зеленому лабиринту, в котором, как он знал из опыта, им не встретиться никогда.
Оставаясь на своем месте, Лора Тревельян наблюдала за ужимками толстого корабельного врача, размышляя о том, что вполне могла бы его полюбить, если бы их не разделяли моря опыта и музыки.
Танец закончился, и все зааплодировали первоклассной музыке, стуча горячими перчатками.
Находясь в шумной зале, Лора была сама по себе, но, поскольку уже перешагнула возраст боязни общества, она не пыталась его избегать. По залу с потерянным видом бродил всклокоченный Вилли Прингл, и наконец он прибился к ней.
— Не люблю я эти балы, а ты, Лора? — спросил молодой человек, забавно шевеля безвольным ртом.
— Сегодня ты выступаешь в роли хозяина, — добродушно ответила Лора.
— Господи, ну какой из меня хозяин? Не знаю, зачем я здесь.
Не осознавая, что так часто бывает перед тем, как тесто начнет подходить, мать Вилли имела привычку объяснять никчемность сына тем, что он слишком быстро вырос в ущерб своему здоровью.
— Возможно, со временем ты это поймешь и совершишь что-нибудь выдающееся, — предположила Лора.
— В конторе стряпчего?!
Совершить что-нибудь выдающееся Вилли боялся больше всего. В то же время компания старших девочек ему нравилась. Он предпочитал не столько говорить, сколько смотреть. Их присутствие порождало мистицизм, воплощавшийся в секретах и в молчании, в музыке платьев. В шатре их радужных жизней, будь то по углам бальной залы или на природе, под деревьями, сугубо формальная красота барышень сводила его с ума. Часто Вилли отворачивался от зеркал, которые не могли сохранить эти образы навсегда.
— Только не в конторе стряпчего, — согласилась Лора. — Если нас окружают стены, это ужасно.
Услышав это «нас», Вилли обрадовался, хотя и наморщил лоб ввиду торжественности момента.
— Потанцуем, Лора? — спросил он немного неуверенно.
Лору Тревельян его предложение удивило и привело в восторг.
— Почему бы и нет, Вилли! — воскликнула она и рассмеялась в предвкушении немудреного удовольствия. — Будет весело!
Танцевать с Вилли, с которым знакома с детства, вполне позволительно.
И они взялись за руки. Двигаясь по солнечным аллеям приятной музыки, молодая женщина настолько прониклась чувством невинного счастья, что едва не расплакалась. Она бросила взгляд в зеркало и увидела, что веки у нее красные, лицо бледное, нос распух. Сегодня она выглядела невзрачно, зато испытывала тихую радость.
Итак, необычная пара мягко кружилась в танце. Сперва на нее никто не обратил внимания, кроме корабельного хирурга, к тому времени оставшегося наедине со своими мучительными мыслями. Потом ее увидела Белла и окликнула через несколько волн танцующих, разделявших двух кузин, как бывает на всех балах.
— Лора! — вскричала Белла. — Я обязательно приду к тебе!
Она со смехом поплыла по морю тюли, восставая из пены в белом сияющем платье. Кожа Беллы золотилась загаром, в то время как остальные девушки тщательно прятали от солнца белые или розовые лица. При ближайшем рассмотрении, превратившись из богини обратно в животное, Белла оказалась покрыта тонкими, золотистыми волосками. Некоторые матери осмеливались утверждать, что из-за чрезмерного пребывания на солнце Белла Боннер непременно утратит свою свежесть. Она пахла юностью и теплой галькой, солнечным лучам было в пору задремать на ее лице, и она милостиво дозволяла осыпать себя самыми несуразными комплиментами. Впрочем, комплиментам Белла не верила. Она не принимала их всерьез.
Кузины воссоединились в середине потока. Толпа теснила их, они кружились вместе, держась за руки, вглядывались друг другу в глаза и отдыхали. И все, что они видели, касалось только их самих. Потом Белла не выдержала и принялась болтать.
— Напомни мне рассказать тебе, — проговорила она слишком громко, — про волосы миссис де Курси! Ты не дуешься?
— С чего мне дуться? — спросила Лора, чья мрачная грудь начала шелестеть от переливчатых синих красок, которые обычно ей очень шли.
Вскоре Беллу увел танцевать чинный судья.
Вилли побрел прочь, как делал едва ли не на всех мероприятиях, особенно на балах, и Лора осталась одна со своей собственной музыкой, из которой даже осмелилась напеть пару коротких, лихорадочных фраз. Бахрома металлических бусин на корсаже ее тусклого платья угрожающе сверкала и позвякивала, из запавших глаз, полуприкрытых настороженными веками, вырывались молнии.
Вследствие этого Том Рэдклиф приблизился к будущей кузине не без опаски.
— Полагаю, вы не танцуете, — начал он.
— Если вам так будет угодно, — улыбнулась Лора, — я готова пощадить ваши чувства.
Она догадывалась, что Белла, обладавшая врожденным инстинктом доброты, пришла с Томом к некоему соглашению.
— Вы ведь знаете, что вопрос не в этом! — выпалил он. — Я думал, танцу вы предпочтете разговор.
— Это было бы гораздо хуже, не находите? — засмеялась Лора.
Он хотел и вовсе ее проигнорировать, однако соизволил нахмуриться.
— В таком случае, — сказал он и покраснел, — давайте лучше потанцуем.
Если бы не выдающиеся физические данные, можно было бы заподозрить, что Том Рэдклиф изрядно напуган. Учитывая его карьеру военного, подобное предположение и вовсе выглядело абсурдно.
Коснувшись его плеча, Лора сказала:
— Никак не могу привыкнуть к вашему новому костюму.
— А я никак не могу привыкнуть к себе, — довольно мрачно заметил он.
Том подал в отставку и теперь стал обычным человеком. Пожалуй, этим и объяснялось его дурное настроение. Он еще не смирился со своей уязвимостью.
Танцуя друг с другом, мужчина и женщина напоминали два перекрещенных меча.
— Вы будете добры к Белле? — спросила Лора. — Если нет, то я вам этого никогда не прощу!
При определенном освещении улыбки всех танцующих казались горькими. Тяжелая металлическая бахрома ее бесщадного платья неприятно холодила его руку.
— Но ведь мы с Беллой любим друг друга!
Порой мужчины ведут себя как маленькие дети.
— Тот, кто не любил, не знает боли, — сказала Лора.
— Будем благоразумны, — заявил он, вновь обретая мужественность. — Если вам причинили боль, то остальных вовсе не обязательно постигнет та же участь. Даже если вам этого хочется.
— Вы меня неправильно поняли, — проговорила Лора.
Поскольку она произнесла это, глядя через его плечо, слова ее прозвучали довольно смиренно, и противник, не так давно лишившийся самообладания, не преминул этим воспользоваться.
— Вы знаете, я человек простой, — сказал он, умело пользуясь своей простотой. — Ум мой — практического толка. Что же касается воображения, то вы наверняка считаете мое недостаточно развитым, чтобы им восхищаться. — Он так спешил, что не стал дожидаться, пока ему воздадут должное. — Или даже его нет вовсе. И я этому чертовски рад! Видите ли, жить за счет воображения, как делают некоторые, — великое искушение. — Голос его поднялся слишком высоко, и он задохнулся, однако вовсе не был намерен останавливаться — он бросился вперед, прямо в пропасть. — Чего вы ждете от Фосса?
Его мужественные губы кривились от собственной дерзости.
И тогда Лора Тревельян впервые столкнулась с этим призраком, и более всего ее угнетало, кто именно осмелился его призвать. Глупая, невидимая музыка внезапно дополнилась оглушительным биением ее собственного сердца. В деревянно-гипсовой зале грянули трубы.
— От Фосса? — совершенно