– Ты так считаешь?
– Ну сама подумай. Мобилизованы абсолютно все службы, и даже если они и упустят какую-нибудь деталь вроде тех же самых строительных лесов, то все равно маловероятно, что убийца сможет реализовать свой план. Во всяком случае, если ему это и удастся, у него не будет никаких шансов ускользнуть от полиции. Приняты буквально все меры, чтобы в мгновение ока заблокировать квартал.
– Все?
– По крайней мере, так утверждает Эрст, – непринужденным тоном произнес фотограф. – А уж он-то наверняка осведомлен как никто другой.
Наступила продолжительная пауза. Не имеющая существенного значения тема казалась исчерпанной, и вроде бы ни у него, ни у нее не возникало желания что-либо добавлять к сказанному. На самом же деле Марсиаль Гор напряженно обдумывал свою следующую фразу, на первый взгляд невинную, которая должна была как бы естественно завершить легкую беседу. Он интуитивно чувствовал, что она, эта фраза, станет весьма важным камнем, положенным в основание некоего сооружения, начавшего выстраиваться в его подсознании.
Словно виртуоз-музыкант, дабы придать особую значимость своей сольной партии, он вставил эту фразу между двумя довольно долгими паузами. Этот точно рассчитанный ход не только не помешал, а напротив, добавил естественности его тону, помог ему с непринужденным видом произнести:
– Ведь с таким президентом, как Пьер Маларш, который известен своей привычкой нарушать суровую дисциплину Елисейского дворца и независимым духом, что нередко приводит в отчаяние его телохранителей, преступнику наверняка представятся более легкие и гораздо менее опасные возможности…
Венчание прошло без инцидентов. Были сделаны тысячи фотографий президента, выходящего из церкви под руку с молодой женой, но все они были похожи одна на другую и ни в одной из них не звучала та неожиданная нота, которая только и могла соблазнить такого эстета, как Гор. Он даже не соизволил прийти на площадь и наблюдал за церемонией по телевизору. Будучи уверенным в том, что она пройдет без помех, он все же испытал глубокое облегчение, когда все закончилось. Президент остался живым и невредимым и, надо полагать, он так никогда и не узнал, какому риску подвергалась его персона.
Был еще один человек, у которого гора свалилась с плеч, когда Пьер Маларш покинул церковь, и особенно после того, как в конце дня президент удалился в свои апартаменты. Эрст позвонил Марсиалю буквально через пятнадцать минут после окончания его дежурства.
– Ну и как?
– Одно слово: уф!
– В самом деле?
– Ты даже представить себе не можешь, какое облегчение я сейчас испытываю. Все прошло как нельзя лучше. У меня впереди как минимум две свободные недели, поскольку какое-то время он не будет появляться на публике. Хочу повидаться с тобой. Возможно, я сделаю тебе интересное предложение, но прежде всего я хочу тебя поблагодарить.
– Поблагодарить?
– Да. Кажется, в том доме со строительными лесами и вправду затевалось что-то подозрительное.
– Да что ты говоришь!
– Я тебе расскажу.
Они договорились встретиться в баре. Когда пришел Марсиаль, Эрст, уже опорожнивший свою рюмку, отвел друга в спокойный уголок, где им был зарезервирован столик.
– Сегодня я угощаю, – объявил телохранитель. – Это просто мой долг. Да будет тебе известно, твой взгляд фотографа, возможно, оказал нам огромную услугу. Тот дом, который ты заметил, очень подозрителен.
– Не может быть!
Это сообщение не доставило никакого удовольствия Марсиалю Гору, который в этот момент испытывал скорее даже острое чувство досады. Он вовсе не хотел ареста виновных и потому с замиранием сердца стал расспрашивать о подробностях.
– Владелец упомянутого дома увильнул от расследования. Он таинственным образом исчез, и есть все основания полагать, что он просто скрылся за границей. С другой стороны, кажется, доказано, что он принадлежал к одной мятежной группировке. Странное совпадение, ты не находишь?
– Возможно. А нет более определенных следов?
– Полиция продолжает расследование. И насколько мне известно, еще не завершила его.
Гор залпом опорожнил свой бокал и после минутного раздумья спросил:
– А что еще ты хотел мне сказать? Ты говорил, что у тебя есть для меня интересное предложение.
– Которое скорее всего тебя заинтересует. Ты помнишь одинокую прогулку Маларша в лесу?
– Конечно. И я хотел бы снова поблагодарить тебя за то, что ты сообщил тогда мне о ней.
– Так вот, я надеюсь предоставить тебе нечто в этом же роде.
– Нечто столь же благоприятное?
– Более благоприятное.
Сердце Марсиаля забилось сильнее.
– Более? Старина, это очень по-братски. Если ты сделаешь это для меня…
– Не надо слов. Повторяю: ты это заслужил.
Случай, на который только что намекал Эрст, действительно был для фотографа удачей. Речь шла о верховой прогулке Пьера Маларша, об одной из тех эскапад, которые время от времени любил совершать президент к вящему отчаянию своих телохранителей. Эрст, который был в какой-то степени его доверенным лицом в такого рода делах, сообщил об этом Гору накануне, зная, что друг придержит язык за зубами и будет на вершине счастья оттого, что ему представится возможность одному воспользоваться столь важной информацией. Укрывшись в зарослях, Марсиаль смог сделать довольно удачный снимок, который впоследствии был опубликован на первой странице одного еженедельника. Маларш поверил в то, что фотография была случайно сделана любителем, и не стал придираться. Он дорожил своей репутацией спортсмена, человека, окруженного ореолом независимости, и публикация снимка, подтверждающего это, не могла вызвать его неудовольствия, тем более что свидетель ему не докучал.
Эрст, разумеется, не мог часто делать такие дружеские жесты, опасаясь поставить под сомнение свое умение хранить тайны. Но время от времени это было возможно.
– Теперь я припоминаю. В тот день, когда мы с тобой встретились у церкви, ты пообещал мне устроить что-то в этом роде.
– Мне казалось, что это лучший способ развеять твои черные мысли. Так вот, уточним: ты знаешь о том, что президент собирается отправиться в длительную поездку по югу Франции, во время которой он задержится в родных местах, на средиземноморском побережье?
– Я об этом что-то слышал.
– Это официальное турне, но в то же время и своего рода свадебное путешествие. Он вместе со своей нежной половиной хочет воспользоваться оказией, чтобы устроить себе маленькие каникулы. А для него это означает, что он сможет свободно дышать, ходить куда вздумается и, конечно, купаться – он обожает это занятие, как, впрочем, и его жена – без постоянного присутствия официальной свиты и, главное, без присмотра банды таких зануд, как папаша Эрст и его «гориллы».
– Я очень хорошо его понимаю.
– Да и я тоже в глубине души. Но совсем без присмотра все равно не получится. В таких делах ему не обойтись без доверенного лица, и он уже предупредил меня о том, что я должен буду организовать для него несколько подобных эскапад. Вот так я, получается, становлюсь организатором тайного досуга. И мне это доставляет немало хлопот!.. Итак, если у тебя не будет других дел и ты случайно окажешься там в то время, когда президенту взбредет в голову «сбежать с уроков», я почти уверен, что смогу шепнуть тебе на ушко интересную информацию… Ну что, разве я не друг?
– Не просто друг, ты брат…
Марсиаль Гор с неподдельным волнением пожал протянутую руку. Славный Эрст! С тех пор как они знают друг друга, со времен Сопротивления, он никогда не упускал случая, как только выпадала такая возможность, сообщить ему сведения, представляющие интерес для фотографа.
– Будь спокоен. Я поеду следом и буду поддерживать с тобой связь. Ты даже не можешь себе представить, как много для меня значит подобная возможность. Мне в таких случаях кажется, что я все еще существую, что я перестаю быть просто старым, никому не нужным инвалидом.
Эрст пожал плечами.
– Если уж я в неоплатном долгу перед тобой после этой истории со строительными лесами, то Маларш – тем более. Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что он весьма многим тебе обязан, может быть, даже жизнью. И будет вполне справедливо, если он, косвенным образом, выразит тебе свою признательность.
– В конце концов, так оно и есть, – задумчиво произнес Марсиаль Гор.
Он проснулся и ощутил легкую боль в голове. Накануне ночью он довольно поздно расстался со своим другом и выпил с ним больше обычного. Оба они находились в том блаженном состоянии, которое требует допинга: Эрст – потому что он на какое-то время освободился от забот и от бремени ответственности, Гор – потому что ему вдруг показалось, что события, которым он придал легкий импульс, стали развиваться в нужном направлении.
Он заказал себе кофе и выпил две чашки, размышляя об обещаниях Эрста, и вскоре почувствовал, что в голове у него посветлело, а взгляд стал более острым, настолько острым, что, встав, он тут же заметил одну ускользнувшую от него накануне деталь: четвертый провод, тот, что вел к микрофону, исчез. Проверив, он обнаружил, что исчез и сам микрофон. Только несколько кусочков отпавшей краски свидетельствовали о проделанной Ольгой работе. Это открытие поначалу вызвало у Марсиаля досаду, потом улыбка тронула его губы. Очевидно, Ольга решила, что теперь их близость сделала излишними эти аксессуары детективного романа. Они даже стали опасными, ибо их случайное обнаружение могло повредить установившимся между ними отношениям. Она поступила правильно. Гор так обрадовался, что решил сегодня же утром пойти к Турнетту и отнести ему сверхчуткий микрофон, взятый у него несколько дней назад и лежавший с тех пор в чемодане.
Была еще одна причина, побуждавшая его искать встречи со старым другом, которого он по-прежнему считал своим учителем. До сего времени он действовал интуитивно или под давлением событий. А сегодня он вдруг почувствовал в себе какую-то неуверенность: правомочен ли он влиять на ход событий, верно ли избрано им направление собственных действий? Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы просить у Турнетта с