руг друг изменятся.
– Прерывать ее слова музыкой, это слишком жестоко, – говорит Рекс, обращаясь к Луису. – Может, сделать так: она срывается, ты подходишь к ней, утешаешь, она вцепляется тебе в руку, и ты мягко ее уводишь. – Рекс поворачивается ко мне. – А то, как ты будешь касаться его, как отреагируешь на его прикосновения, скажет обо всем без слов. Кто-то из зрителей поймет, кто-то нет. Так даже лучше – будет, что обсудить по дороге домой.
Рекс советует, как мне сидеть, когда будет звучать музыка: на крайнем месте первого ряда, вполоборота к публике, чтобы все видели, какие эмоции меня обуревают.
Мы с Луисом в восторге от предложений Рекса, и в итоге договариваемся встретиться здесь же через десять дней и устроить генеральный прогон, уже в костюмах. Я буду в вечернем платье, с соответствующим макияжем; Луис наденет темный костюм и черную шелковую рубашку. Если репетиция пройдет хорошо, Грейс назначит дату и разошлет приглашения.
Стук в дверь. Это Кларенс, сегодня он в джинсах и безрукавке, а рядом с ним колесница Шанталь.
– С доставкой на дом. В подвале пыльно, так что я даже ее протер. Куда поставить?
Я прошу закатить колесницу в гостиную, и Кларенс с усилием тащит колесницу в угол лофта.
– Ух ты, как здорово! Увлекаетесь психологией? – Это он усмотрел мои «чернильные картины». Я киваю. – Шанталь в университете специализировалась на немецком языке и психологии. Говорила, что потом, когда стала госпожой, ей это очень пригодилось. Ее интересовали «церемонии покаяния и отпущения грехов». – Он хлопает по борту колесницы. – Шанталь утверждала, что это отличный инструмент для тренировки покорности. Она была такой необычной. Я скучаю, – признается он и поворачивается ко мне; лицо его озаряет улыбка. – Так здорово, что здесь поселились вы, Тесс. Как я уже говорил тетушке Эстер, иметь среди жильцов известную актрису – удачное вложение.
Я пытаюсь заплатить ему за работу, но он вежливо качает головой.
– Нет необходимости. Мне только в радость.
Колесница Шанталь в углу моего лофта смотрится отлично – напоминает застывшую в прыжке большую кошку. И великолепно подходит для представления в античном духе: На фасаде резьба; под имперским орлом надпись «SPQR» – Сенат и граждане – квирты Рима. Похоже, изготовлено в мастерских Голливуда во времена его расцвета.
Зачем Шанталь купила ее? Кем она ощущала себя: римской императрицей, командиром легиона, гладиатором? Она забиралась туда и принимала позы, как на портрете Джоша, чтобы поразить клиентов своей воинственностью? Она впрягала клиентов как тягловый скот – на это намекнул Кларенс – и заставляла возить себя по лофту?
Я все-таки надеюсь, что с Джошем удастся поговорить. Слишком много вопросов. Почему он скрыл, что ходил на опознание тела Шанталь? Что он знает про «денацификацию»? Последний раз мы виделись неделю назад. Возможно, он просто избегает меня?
Звонит Джерри. Он прочел письма Графини Евы, адресованные Шанталь.
– Похоже, Ева была по уши влюблена в Шанталь. Пишет, что страшно скучает, убеждает ее вернуться в Вену и начать с чистого листа. В одном письме вспоминает, как ездила в Окленд, чтобы встретиться с подругой. Они прекрасно провели время – «как в старые добрые времена». Она пишет: «Я понимаю, у тебя там новая жизнь. Ты молода, а я старуха. Ты уже не ждешь, что у нас все наладится, но помни, я буду тебя ждать. Ты всегда в моем сердце». Письма начинаются с обращения “Liebste Schatz Liebling”, что означает «Моя дорогая и любимая, сокровище мое». Письма полны заверениями в любви; так пишут близко знакомые люди, которых в прошлом многое связывало.
– Спасибо, что помог с этим. Я внесла тебя в список гостей на спектакль. Как только мы определимся с датой, вышлю приглашение. Если хочешь, на два лица.
– На одного, не хочу смущать тебя присутствием спутницы.
Итак, Шанталь бисексуалка или лесбиянка. Никто не потрудился мне об этом сказать, однако я не удивлена. Она была сложным человеком. И все же… об этом стоило хотя бы упомянуть.
Мы еще дважды репетируем с Луисом тайную связь наших персонажей.
– Она сделала мне величайший подарок, – говорит он. – Конечно, там будет публика, но играть я буду только для нее.
Я сажусь читать биографию Лу Андреас-Саломе – одну из книг Шанталь. В большинстве источников ее называют фрау Лу или просто Лу. Я выбираю самый зачитанный том с множеством рукописный пометок. В нем описывается, как, сразу после смерти Лу, в дом ворвались гестаповцы и увезли с собой все ее книги и документы.
На полях заметка Шанталь: «Что они искали? Письма от Ницше? От Рильке? От Фрейда? Книги с автографами знаменитостей? Книги еврейских авторов, подлежащие сожжению? Или что-то другое, о чем не знает никто, кроме Е. и меня?»
Глава, посвященная занятиям у Фрейда, вся исчеркана. Автор книги цитирует запись из дневника Лу, сделанную в отеле «Зита», и Шанталь пишет на полях: «Номер 28». Ниже – адрес отеля: «Пеликангассе, 14».
Я просматриваю биографию и открываю «Дневники» Лу Андреас-Саломе, раздел, посвященный Фрейду, перевод с немецкого. В третьей записи, датированной двадцать шестым октября тысяча девятьсот двенадцатого года, Лу описывает, как приехала в Вену в сопровождении некой Эллен Дельп. В примечании редактора сказано, что это молодая актриса, с которой Лу познакомил знаменитый режиссер Макс Рейнхардт. В той же записи Лу упоминает, как они сняли номер в отеле «Зита», «всего в нескольких шагах от того ресторана, где после занятий собирается кружок Фрейда».
Что-то заставляет меня снова развернуть карту Вены, обнаруженную в путеводителе Бедекера. Рядом с отелем на Пеликангассе маленький квадратик и пометка: «Зита. Здание разрушено». Красная линия отмечает маршрут от отеля до точки неподалеку. Рядом приписка: «Дом Фрейда по Берггассе, 19».
Пометки на карте означают, что Шанталь, одержимая личностью Лу Саломе, отслеживала маршруты от отеля до нескольких мест в Вене. Из «Дневников» я знаю, что Лу несколько раз навещала Фрейда, обычно поздним вечером.
Почему Шанталь была так заворожена этой необыкновенной женщиной, что даже велела выбить ее высказывание на арке входа? Что в личности Лу Саломе так интересовало Шанталь, что она прокладывала на карте Вены маршруты, которыми та ходила сто с лишним лет назад?
Я работаю над «Монологом», произношу на камеру реплики, потом просматриваю запись, снова репетирую – при этом я не могу насмотреться на «скандальную фотографию», которая так занимала мысли Шанталь. И чем больше смотрю, тем больше вижу.
До меня доходит, что выражения на лицах трех «актеров» (а если верить записям Лу, это была именно постановочная фотография) проявляют страсти, кипевшие под покровом спокойствия. Пауль Рэ кажется умиротворенным, даже слегка скучающим – однако, судя по воспоминаниям, он ненавидел фотографироваться. С другой стороны, великий Фридрих Ницше выглядит нервозным, даже с ноткой безумия. А из рассказа Лу следует, что именно он был автором как идеи снимка, так и всего антуража. Да и в позе самой Лу, на лице которой застыла беззаботная полуулыбка, ощущается некоторое напряжение.
Изучая композицию снимка и комментарии Шанталь, я вижу что связывавало эти три блестящие личности; а также предчувствие раздоров и измен, которые вскоре разрушат их содружество. В моем воображении быстро мелькают картины.
Вот Лу встречает Пауля Рэ; тот, очарованный, знакомит ее с Ницше, своим лучшим другом. Оба страстно влюбляются в юную женщину – с такой симпатичной внешностью и таким великолепным умом. Оба предлагают ей руку и сердце, а она в ответ предлагает им «интеллектуальное партнерство», жизнь втроем. Фото – в некотором смысле послание Ницше другу и возлюбленной, способ отметить их соглашение о жизни в целомудрии и любви к науке.
Все распалось уже через несколько недель. Ницше изгнали из триады, и он сходил с ума от отчаяния и ревности. Рэ и Ницше, прежде лучшие друзья, больше никогда в жизни не обменялись ни единым словом. Лу и Рэ еще несколько лет прожили вместе в платоническом союзе. Потом за Лу стал ухаживать профессор из Гёттингена – Фридрих Карл Андреас, и он сумел увести ее у Рэ. Они заключили официальный брак и прожили в гармоничном, но тоже платоническом союзе до самой смерти профессора.
Изгнанный из союза Рэ посвятил всю оставшуюся жизнь медицине. А вот Ницше, подпитываемый болезненным разрывом, написал знаменитую книгу «Так говорил Заратустра». Возможно это произошло под воздействием властной сестры Элизабет Фёрстер-Ницше, которая десятилетиями настраивала его против Лу, но в конце концов он выступил против многолетнего объекта своей страсти и написал бывшей возлюбленной: «Ты – похотливая, как кошка, с бездушным холодным мозгом».
В тысяча восемьсот восемьдесят девятом году у Ницше случается полное помутнение рассудка, и через одиннадцать лет он умирает в Веймаре, овеянный славой величайшего поэта-мыслителя своего времени. Лу выйдет замуж за Андреаса, и, несмотря на брак, будет поддерживать многолетний роман с Райнером Мария Рильке, а в возрасте пятидесяти одного года приедет в Вену учиться у Фрейда психоанализу.
При всей сексуальной энергии, пронизывающей снимок из Люцерна, создается впечатление (хотя никто из биографов не утверждает это наверняка), что основной коллизией для Ницше и Рэ мог стать отказ от секса. Лу настаивала на платонических отношениях с двумя зрелыми мужчинами, которые смертельно ее вожделели. Она же контролировала их, отказывая в близости. Многие ее биографы полагают, что ее полноценная сексуальная жизнь началась гораздо позже, после встречи с Рильке. Другие указывают на то, как невротически повторяется в ее жизни один и тот же сюжет – создание рокового треугольника.
Такая сложная женщина! «Сложная» – это слово употребил Джош, характеризуя Шанталь. Может быть, именно это, а еще девиантные сексуальные наклонности, побудили Шанталь тщательно изучать жизнь и биографию Лу?