Еду на экспрессе домой. Мне не по себе. Все указывает на Джоша, главного подозреваемого Скарпачи, которого я все это время защищала, несмотря ни на что. До сих пор в голове не укладывается. Джош сказал, что любил Шанталь… Впрочем, чего он только не говорил! Я не знаю, чему верить. Зато точно знаю: нужно позвонить Скарпачи и пересказать разговор с Карлом. А к выводам он пусть приходит сам. Ведь есть же вероятность, что к камерам Шанталь имел доступ кто-то еще! Даже если Джош и вправду послал Карлу эти снимки – не обязательно, что убил именно он? Я напоминаю себе: когда ее убили, он ездил к детям в Лос-Анджелес.
Выхожу из экспресса и плетусь домой. Жара сегодня вечером просто отупляющая. Замечаю, что птицы на ветвях юкки не находят себе покоя. Слышу клекот в небе и задираю голову: чайки кругами носятся над домами, как гигантские летучие мыши.
В вестибюле никого нет. Стиль ар-деко – пол в желтую и черную плитку, латунная отделка лифта, светильники в форме геометрических фигур, большая люстра каскадами. Все блестит и сверкает. Здесь, внизу, всегда ощущение роскоши и упадка. Смотрю на стойку консьержа, от которой по утрам Кларенс приветствует спешащих по рабочим местам обитателей офисов.
Вызываю лифт. Двери открываются с резким лязгом, свет внутри кабинки слепит глаза. Нажимаю кнопку последнего этажа. Лифт вздрагивает и начинает ползти вверх. Я прислоняюсь к стене и думаю, отчего так странно меняется освещение.
Выхожу у своего пентхауса, озираюсь. Никого нет. Открываю дверь, захожу и запираюсь на два замка.
Притормаживаю в прихожей. Привычная обстановка; книги, которые когда-то принадлежали Шанталь, выведенное на арке двери высказывание Лу Саломе. Включаю свет.
И вижу Кларенса, который, замерев, сидит на моем диване.
В этот момент я понимаю все! Кларенс каким-то образом получил доступ к управлению камерами Шанталь. Едва Карл описал снимки, Шанталь тоже это поняла. Конечно же, она испугалась! Конечно! Конечно, ей пришлось менять жилье!
Я смотрю на замершего Кларенса и начинаю дрожать.
– Привет, Тесс.
Я приказываю себе собраться и спрятать страх. Он управляющий зданием. У него есть ключи. Но какого дьявола он делает здесь в полночь?
– Я так понимаю, вы с детективом не разлей вода, – говорит он.
– Вы понимаете? Вот как? – Я добавляю в свой голос яда. – А я вот не понимаю, Кларенс. Не понимаю – с какой стати вы в темноте торчите у меня в гостиной?
Он поднимает брови.
– Трубы, вы забыли? Я поднялся доделать работу и решил устроить перекур. И заметил у вас на столе распечатку и почитал. – Он делает рукой неопределенный жест. – Интересный проект. И Шанталь была интересной женщиной. Только одна проблема, Тесс, – вы в ней ошиблись.
– Отлично, Кларенс, давайте на этом закончим. – Я изо все сил стараюсь сдержать дрожь. – Вы не имеете права копаться в моих документах; и вламываться сюда тоже права не имеете. Уходи. – Я достаю телефон. – Или я звоню девять-один-один.
– Не делайте этого, Тесс. – Сверхуслужливый управляющий? Как бы не так! Сейчас Кларенс приказывает, как сержант – новобранцу. – Положите телефон и сядьте.
В его тоне слышится угроза. Я убираю телефон в карман и сажусь.
– Шанталь вовсе не была похожа на героиню вашей пьесы. – Он презрительно отшвыривает распечатку. – Я знал ее, изучал ее, видел все, что она делала, часами наблюдал за ее сеансами. Это было совсем просто. Однажды, в ее отсутствие, я зашел сюда, поиграл с компьютером, нашел программу, отвечающую за работу системы безопасности. Пара команд – и я получил доступ к камерам. Чтобы смотреть, когда сам хочу, а не когда она позволяет. Если подумать, это ее собственный промах: не закрыть доступ. Чего, интересно, она ждала от меня, когда я это обнаружил? Естественно, я наблюдал за ней. Наблюдал часами.
– И она не знала? – Я стараюсь говорить спокойно.
– О, она знала. Почувствовала – так же, как вы. Вы ведь поэтому заклеил линзы скотчем – чтобы подразнить меня, да? – Он издает смешок. – На крыше, тогда, во время грозы. Вы ведь поняли, что это я? А кто, мать твою, это еще мог быть?
В его голосе звучит издевка. Мне уже по-настоящему страшно. Кларенс выговорится и мирно уйдет? Как бы не так! И он знает, знает, что я поддерживаю связь со Скарпачи. Откуда-то появились злость и агрессия; у него холодный взгляд змеи, готовящейся к броску. Моя единственная надежда – сохранить хладнокровие. Нужно поддерживать разговор, пока я не придумаю, как переломить ситуацию.
Ты же актриса! Ломай стереотипы! Импровизируй!
Я рассудительно произношу:
– Кларенс, я вовсе не хочу, чтобы вы испортили себе жизнь. Скажете что-нибудь лишнее, так что вас можно будет заподозрить в смерти Шанталь, – и сам потом пожалеете.
Он вроде бы слушает, однако никак не реагирует. Смотрит в пространство, словно думает о чем-то своем. Затем начинает говорить. Странный отрешенный голос; так ровно и монотонно произносит слова актер, изображая внутренний монолог героя.
– Она была восхитительна. Такая властная… и нежная одновременно. Мы много с ней разговаривали. Она рассказывала о клиентах… всякое, про их заскоки и фантазии. «Это самое лучшее в моей работе, – говорила она, – ощущать, как отчаянно я им нужна, понимать, как хорошо у меня выходит удовлетворить их желания, играть с ними, мучить их, показывать, кто они есть на самом деле. А в конце заглядывать в глаза и видеть там благодарность за все, что я для них сделала».
Он говорит, и говорит, и говорит. Про Шанталь, про секреты, которые она ему доверяла, про то, что происходило во время ее сеансов… какой уязвимой она выглядела, когда думала, что никто ее не видит. А он, он видел. Он знал о ней все: и жесткие доминантные грани ее существа – это для клиентов, – и мягкую незащищенность, которую она скрывала от всех.
– …Она разговаривала сама с собой, ходила по комнате, что-то бормотала.
Я видел: вы так же делаете, когда репетируете…»
Видел! Сволочь!
– …Ее властную манеру держаться. Она знала, как себя вести; знала, на какие точки надавить, чтобы клиент пал к ее ногам. Я смотрел, как она подчиняет клиентов своей воле, одного за другим, и меня пробивала дрожь. Я уже думал попросить ее о сеансе. Думал, оказаться в ее власти – это что-то. Мне понравится. Ненадолго, на час или два. Но я знал: поступи я так, и все изменится. Рабов у нее хватало, а друзей почти не было. А я был другом.
Она знала, что я забочусь о ней, присматриваю, защищаю. Джош считал себя ее защитником, но по-настоящему это был я. А потом мне стало скучно, и я решил немного поиграть, внести путаницу. Я слышал, как этот парень, Карл, умолял ее о «шантаже по согласию»; слышал, с каким презрением она отказалась. И я подумал: отлично, выполним его пожелание, пусть наслаждается, пусть попробует шантаж на вкус. Ему будет неплохая встряска, а я посмотрю, как они оба отреагируют. Моя большая ошибка! Я плохо продумал последствия. Как только Карл описал полученные фотографии, Шанталь поняла, что они делались с ее камер, – хотя она была уверена, что система безопасности отключена. Я видел, как она сразу помчалась к ноутбуку и удалила все программы системы безопасности. Полагаю, именно в тот момент она решила поменять жилье. Я понял, что скоро ее потеряю. А я никак не мог этому помешать… и, что хуже всего, виноват был только я сам…
Он смотрит на меня.
– Вы ведь это поняли? Я слушал ваши разговоры с детективом.
Слушал! То есть, когда Надя убрала все камеры, он явился и снова их подключил?! И теперь знает все, включая наши разговоры о том, почему Шанталь съезжала в такой спешке?
Кларенс пребывает в некоем состоянии транса, в странном полузабытьи. Попробовать убежать? Нет, не успеть. Я закрыла входную дверь на два замка, и, пока буду возиться с ними, он догонит. Кларенс не атлет, однако довольно сильный; я помню, как играли его мускулы, когда он приволок колесницу.
Озираюсь по сторонам. Нужно что-нибудь тяжелое: ударить и убежать. Вон стеклянная столешница кофейного столика. Если ударить ею по голове, она разлетится на куски. Остановит ли его это? В кухне есть большой нож, но в кухню еще нужно попасть. Броситься на Кларенса с ножом?
Сердце стучит как бешеное. Внезапно меня пронзает мысль: надо стать Шанталь, стать той госпожой, за которой он подсматривал, которую вожделел на расстоянии, поскольку был слишком труслив, чтобы попросить о сеансе.
Давай же! Сыграй ее!
– Встань, Кларенс! – приказываю я, поднимаясь. Бросаю на него грозный взгляд. – Ты вел себя гадко. А ты ведь знаешь, как я поступаю с гадкими мальчиками. Я их наказываю.
Он ошеломленно таращится на меня. Я с ужасом жду, что сейчас он начнет хохотать. Но, к моему изумлению, Кларенс подчиняется, встает и опускает голову. Я не могу понять – это он всерьез или кривляется? И поэтому решаю не отступать.
– Гадких мальчиков, которые шпионят за госпожой, всегда ловят. Ты приходил сюда, пока меня не было, верно, Кларенс? – Он кивает. – Рылся в моем белье, все вынюхивал. – Он ухмыляется. – Я тебя за это накажу. Иди в клетку.
Он колеблется. Я повышаю голос:
– А ну-ка, шевелись! – Он мотает головой. – Ты смеешь ослушаться меня, Кларенс? – И, не давая ему опомниться: – Знаешь, что я думаю? Ты очень хочешь, чтобы тебя наказали, но боишься в этом признаться. Трусишка, да?
Я хватаю его за руку, тяну вперед – и толкаю к огороженной части помещения.
– Ты сейчас зайдешь в клетку, и я тебя там запру. Чтобы ты обдумал все свои гадкие поступки. И выпущу, только когда ты попросишь прощения. Хорошенько попросишь.
Я снова толкаю его в спину. Распахиваю решетчатую дверь. Толчок!
Еще два шага – и все!
Звонит домофон. Сигнал приводит Кларенса в чувство. Он выходит из своего странного транса, поворачивается и смотрит на меня, сузив глаза.
– Это еще кто?
– Скарпачи.
– Не отвечай!
– Он знает, что я дома. И у него есть ключ.