Вадим остановился.
Подъезды прятались во внутреннем дворе, а фасад контрфорсами украшали пристройки магазинов и кафе с вывеской "Василек". Пластиковая черепица пристроек вся была в листьях — казалось, это балконы сплевывали шелуху.
Так…
Голова была пустая. И легкая. Дунь — улетит за листьями.
Эйфория от прощания с двумя миллионами?
Скобарский, Скобарский, подумалось ему, пусть у вас с Олежкой все будет хорошо. Он задрал голову, разглядывая кромку крыши.
На миг представилось, как от нее отделяется точка, растет, проносится вниз размахивающей руками тенью…
Вадим вздрогнул.
Может именно поэтому — крыша? Может Вика потому и окажется на ней, чтобы…
Блин! Он рванул во двор.
Глупо, конечно, думать, будто именно сейчас, в это самое мгновение девчонка с фотографии за неслучившееся еще двадцать пятое число неуверенно переступает с крыши в пустоту, пробует ее носочком, как воду — холодная? горячая? Глупо. Разве можно успеть?
Но тело летело само, у тела не было времени, были только испуг и крылья, и воздух колол сухое горло.
Дорожка. Арка. Двор.
Сердце задавало ритм ногам. Тик-так. Глупо как…
Отшатнулась гуляющая парочка. Вспорхнул голубь. Провернулась вокруг себя старушка, пригрозила зонтом. Ирод треклятый! Тормознула "тойота".
Может не сегодня, стучало в голове. Может завтра.
Загнанно дыша, Вадим остановился у подъездной двери. Домофон. С кодом. На всех подъездах или только на этом?
Он сбежал с крыльца вниз, ловя глазами, какая из пяти дверей откроется первой.
— Девушка! Придержите, пожалуйста!
Ударив ногу, он захромал к соседнему подъезду, с крыльца которого не успела спустится высокая брюнетка.
— Молодой человек!
Брюнетка была в солнезащитных очках и стильном плащике, подчеркивающем фигуру. Тонкие ножки, миниатюрная сумочка и нетерпение в каждом жесте.
— Молодой человек! — Она притопнула ножкой. — Ну быстрее же!
Два наманикюренных пальчика изящно придерживали дверную ручку.
— Бегу!
Вадиму казалось, что воздух загустел, и последние метры он преодолел будто под водой, цепляясь за спасительное железо перил.
Через силу улыбнулся:
— Вот. Вот, я здесь. Спасибо вам большое.
Брюнетка качнула головой.
Дверная ручка перешла как эстафетная палочка.
Вадим ухнул в серый короб подъезда, постоял, примеряясь к ступенькам, и тяжело потрусил вверх. Лестничный пролет — раз. Двенадцать этажей, да? Пусть двенадцать. Лестничный пролет — два. Не было у меня марш-бросков, Алька. Не служил.
Дурак был. Хомяк.
Сверху доносилась приглушенная стенками музыка. Между пятым и шестым этажами на ступеньке сидел коротко стриженный парень лет двадцати в трениках и тельняшке и угрюмо смолил сигурету, сбивая пепел в жестянку из-под пива. Рядом с ним на обрывке газеты, россыпью, лежали семечки.
Вадим уже прошел мимо, когда парень, не оборачиваясь, спросил:
— А че не на лифте? Спортсмен?
— Просто тороплюсь, — ответил Вадим.
Он поднялся еще на два пролета, прежде чем услышал снизу гогот и комментарий:
— Во, блин! Прикол! Торопится!
На восьмом Вадим выдохся, остановился у перил, заглядывая в окаймленную пролетами серую пустоту лестничного колодца.
Ноги подкашивались.
Музыка задолбила сильнее. Наверное, на десятом, одиннадцатом. То ли празднуют что-то, то ли по жизни меломаны.
Еще, видимо, и дверь в квартиру открыли.
Ох, Алька, гоняешь ты меня. Он выдохнул и на ватных ногах заковылял дальше.
На девятом его облаяли. На десятом ему пришлось пропустить весело скачущих вниз девочек и их толстого, с бульдожьей физиономией папу.
Папа окинул Вадима недобрым взглядом. Хорошо, не вцепился в руку или в ногу.
Музыка смолкла вместе с хлопнувшей наверху дверью. Вадим собрал силы для броска на последний этаж.
По-оехали!
Шаг, еще шаг. Короткий аппендикс коридора вывел его к лифтам и квартирам. Квартир было шесть, между пятой и шестой имелась ниша с подсобкой и уходящей на крышу лестницей.
На люке, закрывающем путь, висел замок.
Оглянувшись, Вадим поднялся к нему, подергал — и дужки замка, и проушины держались крепко. Он едва успел спуститься, как дверь ближайшей квартиры распахнулась, и вместе с музыкой на площадку вывалилась пьяная компания, размахивающая пивными бутылками и пытающаяся что-то хором петь.
— Оу-оу-е-е-е!
Вадим изобразил скучающего жильца, но компания даже не посмотрела в его сторону. Пошатываясь, она принялась спускаться вниз.
— Оу-оу-е-е-е!
— Главное, мужики, главное — не забыть!
— А она сама, сама ко мне… Ты, говорит…
— Оу-оу-е!
Голоса взревывали все тише.
Дверь в квартиру так и осталась открыта. Вадим подошел, заглянул внутрь.
За дверью обнаружилась уставленная этажерками прихожая. Паркет на полу. Липкие ленты локонами свисают с потолка. Яркие обои, красные с золотом.
Вадим постучал костяшками пальцев о косяк.
— Эй, кто-нибудь есть?
— Заходи, чувак, заходи, — раздалось в глубине квартиры.
— Мне спросить.
— Спрашивай, чувак.
Вадим прошел из прихожей в комнату.
Ковер. Плотно зашторенное окно. Сизоватый дым под потолком, подсвеченный рожками люстры. Стереосистема. Телевизор. Три дивана: два синих, один черный.
Картину дополнял столик, уставленный стаканами и бутылками.
На черном диване полулежал, прикрыв глаза, парень в джинсах и черной футболке с надписью "Демоническая сущность".
Бледное лицо украшали короткая бородка и мазок помады под левым глазом.
Руки у парня лежали вдоль тела, ладони кротко смотрели вверх, на одной из них шариковой ручкой был написан телефонный номер.
В комнате сладко пахло марихуаной.
— Ивини, — сказал Вадим, — мне бы попасть на крышу.
Парень кивнул, не раскрывая глаз.
— Все хотят быть ближе к Богу, — сказал он, чуть кривя щеку усмешкой. — Но восхождение к Нему должно происходить внутри тебя, а не снаружи, чувак.
— У тебя есть ключи?
Парень хохотнул.
— Чувак, ключи у Петра, и только у него. Он откроет, он и закроет, а вообще он на страже стоит. Потому как страж.
Парень вслепую пощарил по столу, уцепил пальцами окурок и зажигалку. Прикурил, пыхнул, глянул наконец на Вадима.
Спросил вдруг коротко:
— Прыгнуть хочешь?
Вадим мотнул головой.
— Ну да, не похож ты, чувак, на прыгуна, — согласился парень. Сощурился. — Или похож? Ключи, чувак, в домоуправлении.
— Не дадут там.
— И правильно, чувак. Крыша — она не для всех. Это удел птиц. Когда у птиц устают крылья, они ищут безопастное место. В городе это крыши, чувак. Там, наверное, столько пуха, что хоть подушки набивай. Ты знаешь, что если птица хочет вернуться в знакомое место, она выщипывает пух из подмышек? Поверь, чувак, это так. Пух лежит там кучами, серый, белый, перламутровый. В него, черт возьми, можно упасть и греться!
— А ключи?
Парень посмотрел непонимающе:
— О чем ты, чувак?
Он даже слегка разогнал дым перед собою.
— Мне надо попасть на крышу, — повторил Вадим.
— А-а, — важно кивнул парень. — Если тебе жить негде, живи здесь. На крыше холодно, чувак. И страшно. Я там был.
Он покашлял.
— Представь, ты лежишь, а на тебя глядят. Как в зрачки специальным фонариком светят. Только не в зрачки, а в самую душу. Ты с ними — один на один, чувак. Но это обман. Их много, и каждый с фонариком. А у тебя только средний палец.
— Понятно.
Вадим повернулся.
— Эй-эй! — Парень сделал попытку подняться. — Скажи, что не прыгун.
— Не прыгун я.
Парень протянул руку.
— Тогда помоги, чувак. Как присосало, честно.
Вадим, вздохнув, дернул.
Отлепившись от дивана, парень хлопнул своего спасителя по плечу.
— Молодец, чувак, — он закачался на худых ногах. — Музыку слышишь?
— Нет.
— Правильно. Потому что вся она здесь, — он ткнул себе в висок пальцем. — Знаешь, кто поет? О, небезызвестный Мадди Уотерс!
— Ключи.
— Да, ключи. Я помню. Мадди Уотерс, и тот помнит.
Парень переместился в прихожую.
Вадим последовал за ним. Открытая дверь на лестничную площадку заставила парня встать столбом.
— Так вот как ты сюда прошел!
Он прыснул в кулак.
— Что? — спросил Вадим.
— А я думаю, глюк, не глюк.
Хозяин квартиры нагнулся, осматривая полки этажерок. На пол полетели буклеты, монеты, книги в мягкой обложке, носки, кепка.
— Опа! — сказал парень, подняв указательный палец. — Это не здесь, чувак.
И они перебрались к вешалке.
Пока охлопывались карманы пуховиков и курток, Вадим твердил про себя: только бы Вика еще не прыгнула. Только бы не.
Предчувствие холодило живот.
Он подумал, что мертвая Вика может исчезнуть со снимка, и схватился за фотографию. Прижал. Развернул. Вика смотрела насмешливо.
Смотри, прошептал он ей. Живи. Не исчезай.
В каком это фильме было? Кажется, в "Назад в будущее", там тоже на фотографии…
— Ха! — парень, присевший у обувной тумбы, выловил ключ из черного ботинка. — Я, черт подери, велик. Велик, что спятал. Велик, что нашел. Велик!
— Можно? — спросил Вадим.
— Э, нет, — улыбнувшись, парень спрятал ключ в кулаке. — Я за тобой закрою. Пусть думают, как ты на крышу попал. Ну, если прыгнешь, конечно.
Вадим пожал плечами.
Они вышли из квартиры. Парень прошаркал в нишу к лестнице. Недолго поковырявшись в замке, он макушкой приподнял люк, а затем и совсем отвалил его.
Синее, пересеченное проводами небо заглянуло вниз, затекло прохладой и горечью, сбросило пятнистый кленовый лист.
— Поднимайся, чувак, — отступил в сторону парень.
— Спасибо… чувак.
Вадим поставил ногу на ступеньку из приваренного стального уголка.
— Слушай, — придержал его за полу куртки парень, — я открою тебя завтра. Где-нибудь к полудню. Выдержишь, чувак?
Вадим кивнул.
Он быстро поднялся по лестнице, выбрался на серый унифлекс крыши и опустил на место люк. Что ж, теперь ждать.