Мария Никифоровна шлет Вам нежный привет и отправит на Ваш адрес книги, которые есть в издательстве, по пять и 10 штук.
Вчера бруклинский музей прислал трок за картинами «Интернациональной группы», я выставляю там 14 вещей, пейзажи импрессионистические, есть несколько натюрмортов. Общество основано мной. Это вторая выставка, которая откроется 10 июня вплоть до октября, музей дал зал бесплатно, каталог со статьей Бринтона. 36 работ были выставлены (мои) в Бостоне от 6 мая до 28 – я не имел известий об успешности этой выставки. Зимний сезон проплыл более чем слабо в смысле продаж. Америка терпит депрессию, богачи ужались в приобретении «роскоши».
Для практики в английском языке я бываю по вторникам в студии мистера Роматка, он знаток английских рифм, я там делаю мои наброски и слушаю стихи (обычно) восьми поэтов разных стран. Мистер Эдлер, матрос, объехал вокруг земли десять раз.
«Где тот музыкант, мальчик-итальянец с обезьяной, одетой в красный сведер…
Зверок вскарабкался по стене ко мне на подоконник со шляпой в мохнатой шершавой ручке.
Я положил в протянутую никел и обратно взял три или четыре…
О, где тот мальчик-итальянец с обезьяной, одетой в красный сведер».
Это его стихи, которые он читает тихим голосом, очень складно уложенные в рифмы. Он неделю тому назад был у меня в студии и написал о моей картине «Фудзияма», где в небе ползут облака, а с вершины снега в долину, залитую водой, рисовые поля…
Есть испанец с лицом узким картины Веласкеса. Есть старик, который курит трубку, «сидя около камина»; он имеет библиотеку; ему перестало казаться нужным путешествие.
Я приглашен в Карнеги Арт. Институт, Питтсбург, на осеннюю выставку (Интернац[иональная] Выставка) – картина без жюри, в американскую секцию. Посылаю 6 картин в Мейн; 6 в Глостер, Масс[ачусетс] на летние выставки. 4 в Токио, в Японию, в Никакай.
Я сам мечтаю о сборнике, который Вами предложен; он уже составлен мной, но… Депрессия перекусила возможности выполнения – пока.
Жму Вашу руку, привет В[ашей] семье. Спасибо за память, такое дружественное письмо. Давид Бурлюк.
1931, мая, 28
Адрес New York 107 Е. 10 St.
Дорогой Эрик Федорович.
Вчера мы написали Вам письмо, а сегодня вот Вам еще к нему добавление. В восемь часов утра сейчас почтальон принес хронику Л. О. Б. с Вашим милым автографом, которую я перелистал с повышенным интересом. Библиомания близка мне. Еще до войны в России я и братишка мой Владимир собрали до десяти тысяч книг. В «Гилее» Лившиц описал нас, склонившихся над Петровским артикулом. Книги эти были перевезены в мою дачу, ст. Кунцево на участке Горбунова около больницы и бывшего реального училища. Судьба собрания мне неизвестна.
Говорят, что в Доме писателей в Москве имеется комната или угол в подвале, где сложены мои рукописи, письма, картины и книги. Сведения об этом имел из различных источников. Но более подробно ничего касательно раздобыть не могу за дальностью расстояния и легкомыслием московских приятелей. У меня уже и здесь начинает накопляться порядочно книг. Довольно много прислано молодыми писателями из Союза. Многие из них с автографами, пересматривать их очень приятно.
Угол Десятой улицы и Третьей авеню, где мы живем, в двух кварталах от Четвертой авеню, того ее сектора, где расположены магазины нью-йоркских букинистов. Но если вы хотите купить книгу с гравюрой, годами уходящую в 18, то не пытайтесь сделать это с гривенником в руке. Все старое здесь уже забронировано высокой расценкой. В этом отношении вспоминаю возможности нашего российского библиофила. Можно было за гривенник найти отраду очей и доподлинную пыль веков. Вы справедливо заметили в Вашем письме о недостатках типографской работы «Хроники». Досадно видеть такое любительское издание абсолютно обезображенным. Вся книга полна дактилоскопическими следами, а карты, клише пошли и совсем без приправки. А они, видимо, хороши, бумага неплохая, машина тоже, и вина – неумелость печатника. Я в настоящее время работаю над заданием: «Старый Нью-Йорк», или вернее: остатки старины меж небоскребья наших дней. У меня накопилось много рисунков мест в Нью-Йорке, ныне уже разрушенных самумом железобетонного строительства, и я мечтаю запечатлеть их в форме пары десятков выразительных холстов. Сейчас пишу угол Пятой улицы и района босяков, то, что в Москве когда-то было Хитровым рынком. Старину выразить в приемах архаического языка модерной школы. Я рожден был в деревне, и судьба теперь забросила меня в самое городское. Надо приспособляться к новым условиям, акклиматизироваться и отображать урбэм, город, трудность задачи меня увлекает. В этом году нет лишних денег, и мы никуда не поедем, сидим в городе. Маруся скоро посылает Вам пачку моих набросков различного качества и периодов. Кроме того, посылаем Вам оттиск, подписанный американской художницей Лу Осборн. Эта милая особа уже известна Вам по каталогам «Интернациональной группы». Наши дети вдохновенно работают над моторной лодкой три сажени длиной, которую они купили в неналаженном состоянии. Теперь на ней устанавливается 46-сильный мотор Окланда, и свои каникулы наша смена будет проводить на воде. Оба растут, один перерос папашу, а другой маму. Когда-нибудь, надеемся, Вам придется прочесть описание двенадцатисуточного путешествия Никифора Давидовича младшего по Штатам Новой Англии, каковое он проделал в прошлом сезоне и описал совместно с Марией Никифоровной. Осталось им написать один день. Он писал в дороге по-английски руководящий дневник, а теперь они разделали матерьял более выразительно. У мальчика есть хорошая наблюдательность, заправленная долей украинского наследственного юмора. Как поживает рожденный 9 июля, в месяц жаркого Льва, юный Голлербах? Я тоже был рожден по старому стилю 9 июля. Получили ли Вы когда-либо посланную Вам тетрадку моих автографов, черновиков, стихов и набросков, что вам послали мы осенью прошлого года?
Если Вам не трудно присылать иногда какие-нибудь книжки и, возможно, это печатанное в России до 1840 года, то пришлите мне иногда что-нибудь, я взаимно буду Вам высылать подобный же доступный мне по затратам матерьял в обмен. У меня нет здесь ни одной старинной русской книги, что меня печалит.
Нежный привет от меня и Марии Никифоровны Вам и Вашей семье.
Давид Давидович Бурлюк.
1932, июня, 2. New York
Дорогой Эрик Федорович.
Мы разослали «Красную стрелу», по обыкновению, в массу мест, но самым аккуратным эхом, ответчиком явились Вы. Ваша идея нового исследования, которое Вы замыслили, – мне и Марии Никифоровне – по душе. 21 июля этого года исполняется пятьдесят лет со дня моего рождения. Ваше исследование можно будет приурочить к немаловажной для меня дате. В ноябре месяце, когда здесь будет так называемый «сезон», я думаю устроить свой вечер, и тогда можно было бы включить Вашу статью в программу чтения, а также оттиснуть ее в числе прочего.
К пятидесятилетию Мария Никифоровна приступает к печатанию сборника моих стихов «Половина века». В этом же сборнике будут также опубликованы очередные три главы «Маяковский и его современники». Мария Никифоровна надеется услышать несколько подробных суждений Ваших о своей работе. Она очень ценит, дорожит и считается с Вашим мнением. Карточка Вашего сына помещена в альбом, где хранятся портреты наших сыновей Додика и Никиши. Саша – очень красивый мальчик.
Видите ли Вы Лившица, он давно не пишет мне. Ранее сообщалось о скором выходе книги «Футуристы», где должны были быть помещены несколько страниц из моих «Фрагментов» и «Воспоминания» Лившица. Где это все? А также и труд Бенедикта Наумовича «Полутораглазый стрелец». Передайте Лившицу мой привет.
Недавно переплел Ваш «Город Муз» – очень приятный томик.
Высылайте, пожалуйста, книги и журналы, составленные при Вашем участии.
Я и Маруся шлем Вам нежный привет.
Давид Давидович Бурлюк.
Я имею к Вам маленькое деловое предложение. Мне нужно иметь, так как здесь нет никаких футуристических сборников, в коих были помещены мои стихи, тексты таковых. Я вышлю немедленно перевод торгсина в американских долларах (пять долларов) за следующую работу. Алфавитный список моих стихов. Название и первая строчка, а также указание, в каком сборнике напечатано. Кроме того, тексты стихотворений полные, помещенные под фамилией Давид Бурлюк во всех сборниках футуристов и в «Стрельце», выпущенных в России до 1918 года.
Перекопировывать стихов из «Садка судей» не надо – эта книжка у меня имеется. Я собираюсь переработать и исправить многое; не имея текстов своих стихотворений, сделать этого не могу. Я знаю, что предлагаемая мной плата очень мала, но в Америке дела теперь плачевны, и деньги здесь трудно доставать.
Может быть, у Вас найдется знакомый (-ая), кто под Вашим руководством выполнит мою просьбу. Эта работа необходима для приведения литературного наследства моего в полный боевой пред вечностью порядок. Все, что мной написано после 1918 года, имеется у меня, обрабатывается и постоянно шлифуется, но поэзы до этого времени, за исключением «Садка судей» и некоторых разрозненных листиков, случайно оставшихся от сборников, находятся в забвении, а этого быть не должно. Правда, многое я помню наизусть, исправил по памяти, но намерен теперь работу оформить в полном объеме. Для облегчения задачи можно вырезать тексты, чтобы их опять не переписывать, кои понадобятся, совпадут, из книги Поступальского и Вашей. Дорогой Эрик Федорович, на Вас единого надежда, похлопочите, пожалуйста, – с своей стороны отторгсиним в американских долларах. Почтительный привет Вашей супруге и племяннику, который сидит рядом с Вами на фото. Я часто после полуночи взираю на него и не могу сообразить, где Вы, а где племянник.
Дружески.
1932, июля, 31
Адрес 40 East. 7th. St. New York.
Дорогой Эрик Федорович.
Вернувшись с нашего речного экскурсиона, мы были порадованы, как всегда, закрытым письмецом Вашим. И я, и Мария Никифоровна спешим выразить признательность за Ваше дружество неизменное к нам. Меня порадовало Ваше согласие выполнить трудную (обременительную) работу, связанную с моим стихотворчеством, а Маруся была тронута Вашей великодушной оценкой ее первых литературных шагов, в которые она вкладывает свою искренность и сердечную нежность, свойственную ей. Скоро мы Вам пришлем фотографию работы, изображающей головку Марии Никифоровны. Работа выполне